Антон Атри
Когда Молчит Море. Наследная Царевна
© Текст. Антон Атри, 2024
© Художественное оформление. Марина Логинова, Екатерина Латыпова, Елена Сирик, 2024
© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2024
Пролог
О мире триедином
Широка сторона, от вершинки до днаВ ней порядок царит, ох, ярилом горитИ от малой былинки до буйного моряКак падет тот закон, расплескается горе…
Бескрайни земли мира триединого. От владений царя Еремея, что справедливо правит в Яви Царством-Государством, через знойные степи воинственных тугар да золотые барханы великой Пу́стыни простираются они до самого Дивен-Града – драгоценной жемчужины Востока. Через коварные болота Камнетопи и Ка́линов мост, что над рекою Сморо́диной перекинут, лежит дорога в мрачное Темнолесье да саму Навь – Тридевятое царство мертвых, куда вход сторожит сама Баба-яга, а живым путь заказан. Ходят из белокаменного порта Лукоморья челны в далекое Заморское царство, где собрал царь Гвидон все чудеса, что есть на свете. А под толщею синею Моря-Окияна, сокрытый буйными его водами на глубинах придонных Прави, восседает во Хрустальном дворце вечный Володыка – властитель всех вод мирских. Да с дочерьми своими – царевной Марьей Моревной по правую руку да Варварой-красой по левую. Многолики земли триединые, от затерянного средь туманов Кита-рыбы-острова до студеных ветрами просторов Степь-Тайги, да испокон веков порядок в них заведен. Было так, да впредь будет. Покуда не найдется тот, кто хрупкое равновесие то разрушит…
Сказ первый
Вороновая тень да в ясный день
Вороновая тень украдет ясный день.Проснешься с утра, а в доме – беда!Поплачем посля, дорога длинна.Долг в путь коль зовет, так ступай за порог…
Глава первая
Про уговор да дела давние
За две дюжины лет до дней нынешнихЦарство-Государство
Светало. Солнце, бледное, белесое, точно козий сыр, едва показалось из-под затянутого дымкой горизонта, и в тусклом свете его на пустынный брег с мерною ленцой накатывали студеные ранней осенью волны Моря-Окияна. Ворошили тяжелой дланью песок да мелкие камни, пели с резкими порывами ветра да растекались по гальке хлопьями рыхлой пены.
С окрестных скал за ленивой игрой вод наблюдали вечно голодные чайки. Всякий раз, как волны отступали, принимались они оглашать окрестности громкими, ворчливыми с тоскою, криками. Ибо вновь и вновь не оправдывало Море их чаяний и не оставляло после себя ни единой рыбешки на поживу. Впрочем, настырные пернатые все ж не улетали, продолжая всматриваться в пустые, мокрые камни. И даже пришедший с моря дождь не смог согнать их с насиженных мест.
Одинокий всадник, что вдруг явился на брег, конечно, не мог не привлечь к себе птичье внимание. Сгорбленный, усталый, укутанный в потрепанный алый плащ да с воздетым на главу помятым остроконечным шлемом, что давно уж не сверкал под солнцем, он явно прибыл сюда издалека. И проскакал без остановки не один день. Завидев чужака, чайки беспокойно заголосили, закричали гневно, иные даже поднялись на крыло, да только чужак и не взглянул на них. Не поднимая главы, довел коня до самой воды, замер на миг, огляделся и тяжело спешился, не страшась замочить ноги белой пеною. Затем тяжело вздохнул, развязал да отбросил прочь ножны с добротным мечом, на кромке которого запеклась бурая кровь, и, не снимая сапог, побрел в море. То и дело оскальзываясь на камнях, пошатываясь под ударами волн, остановился он, лишь когда забились они о латный круг его нагрудника. Вновь замер, задышал неровно, позволяя обжигающе холодной воде пропитать свои одежды, смыть с них кровь и грязь едва отгремевшей битвы. Остудить натруженные, усталые члены. А затем, приложив ладони к лицу, крикнул дважды:
– Во-ло-ды-ка! Во-ло-ды-ы-ка-а!
Клич его, зычный, глубокий, тут же подхватил ветер. Понес далеко, растрепал, развеял над волнами. И ответом зовущему стал лишь равнодушный гул утреннего моря.
«Нешто не явится?»
Витязь неспешно отнял длани от губ и, прищурившись от разгорающегося солнца, вгляделся в горизонт.
«Да нет. Нет. Быть того не может».
Не могла судьба сотворить с ним такую злую шутку. Не для того выстоял он, молодой царь, плечом к плечу с братьями-витязями в стольких кровопролитных битвах с ордами треклятых тугар. Степняками, что жили лишь кочевьем да набегами, и тревожили земли Царства-Государства еще при его, Еремея, прадедах.
Не для того, заклиная[1], клятвенное дал слово он воеводе своему, Переславу Никитичу, что с подмогою великою воротится. Такой, что раз и навсегда врага лютого в бегство обратит. Да, морской Володыка для Царства-Государства был крайней надеждою. А значит, готов был молодой Еремей звать его столько, сколь надобно. А значит – должен был тот явиться на зов непременно.
Дернув пряжку, царь уронил с плеч ставший слишком тяжелым плащ, зачерпнул в ладони студеную воду и отер ею с силой лицо. После чего крикнул снова. Яростнее, громче, отчаяннее:
– Во-о-ло-о-ды-ы-ка-а!
И на сей раз море ему ответило.
– Зачем зовешь меня, царь?
За спиной Еремея раздался вдруг спокойный, глубокий голос. Слышались в нем одним разом будто и гул Окияна, и отдаленные раскаты грома, и шипение проливного дождя со звонкою песней молодых ручейков, что рождаются и умирают одним-единственным днем.
– Приветствую тебя, Володыка Придонный, хозяин всех морей и вод земных.
Еремей с поклоном обернулся, точно зная, что глас тот лишь одному во всех землях триединых принадлежать может.
– Желаю я подмоги твоей.
– Подмоги?
Володыка обвел взором спокойную гладь Окияна. Закованный в диковинную, подернутую патиной да тиной броню, что сработана была то ли из камня, то ли из раковин невиданных жемчужниц, он возвышался над Еремеем на целую голову. И ветер трепал его длинные, белоснежные бороду и волосы, а солнце сверкало на острых гранях зубастой, точно щука, короны.
– И в чем же желаешь, чтобы я тебе подсобил?
– Помоги тугар отбить. Сил больше нет от их набегов, – Еремей невольно оскалился. – Поля жгут, деревни громят. Людей в неволю уводят! А кого… так и вовсе режут, точно скотину какую.
– На то и война… – Володыка равнодушно пожал плечами, а после, чуть помолчав, задумчиво молвил: – Да и почем мне о бедах твоих заботиться? До людских свар морю дела нет.
– То верно, – Еремей кивнул. – Да вот только не могу я своими силами войска Тугарина обрат до степей бросить. Оттого и пришел, что выбора нет.
Царь замолчал и дернул недовольно щекою.
– А коль подсобишь мне в том, чтобы землю мою спасти, так и проси чего хочешь.
– Чего хочу, говоришь?
В голосе Володыки впервые послышался интерес.
– А уверен ль ты, царь, что готов мне ту цену дать, что я запрошу?
Морской правитель пронзил земного взором глубоких, темных, точно колодезные провалы, глаз, запрятанных под кустистые, седые брови.
– Уверен.
Еремей ответил твердо, спокойно выдержав взгляд Володыки.
– Кабы не уверен был, так и к тебе б и не пришел. Да и… – он вздохнул тяжко, – нету у меня иного выбора.
– Что ж, раз так, то слушай мое
