Уильям Форсчен
СМЕРТЕЛЬНЫЙ ГАМБИТ
Дружба и честь в наше время — два редчайших дара, и эта книга посвящается четырем друзьям, научившим меня ценить подобные сокровища.
Джону Мине, Тому Сейю и Донну Райту. Когда мне требовалась поддержка настоящих друзей, вы, трое, всегда были рядом. Даже всю свою жизнь посвящая вам книги, я не смогу в полной мере отплатить за то, что вы для меня сделали.
А также Кевину Малади, который всегда являлся для меня воплощением самурайской чести. Когда мне придется решать вопросы чести, я постараюсь следовать твоему примеру.
Занимаясь исследованиями для написания этой книги, я наткнулся на историю японского правителя Цунаёси и его «собачьих» декретов. Цунаёси был одним из первых защитников прав собак, поскольку считал их, и совершенно справедливо, самыми преданными и благородными существами. Мне хотелось бы, чтобы подобные законы, предусматривающие самое строгое наказание за жестокое обращение с собаками, были приняты и в наши дни для защиты верных четвероногих друзей, ждущих от нас за свою преданность лишь немного любви и ласкового слова.
Таким образом, я выражаю признательность Цунаёси, а также старому лохматому другу, который сидел у моих ног во время написания многих книг, разделяя мои взлеты и падения, всегда готовый улыбнуться и поддержать хозяина. Большое спасибо моему любимому псу, Илье Муромцу. Несколько лет назад я купил его за десять долларов, и это самое удачное капиталовложение в моей жизни.
Я надеюсь, мои друзья не обидятся, что я выражаю им признательность наряду с собакой и мертвым японским правителем, но мне хотелось также поблагодарить Тома Истона и Карстена Хенкеля за их помощь с теорией вероятностей, Сьюзен Шварц и Джоула Росенберга за нужный совет в. нужное время и Стивена Стерта, моего терпеливого и все понимающего редактора. Конечно же я не могу не упомянуть о Мер, но ясно и так, что без ее любви и поддержки не увидела бы свет ни одна из моих книг.
ФАНТАСТИЧЕСКИЙ БОЕВИК
РОМАН Москва АРМАДА 1997
ПРОЛОГ
Эдо, Япония, 1702 год
— Выходи, трус! Выходи и сразись в честном бою с Оиси Кураноскэ из клана Асано!
— Убийцы! Вы не имеете права принуждать меня к поединку с кем-либо из вас! — прозвучал визгливый голос из темноты угольного сарая. — Ваш сюзерен принял ту смерть, которую заслужил, а вы всего лишь бесчестные ронины, лишенные всех привилегий самурайского сословия.
— Мы не имеем права? — возмущенно воскликнул Оиси. — Что ты знаешь о правах? И какое понятие ты имеешь о самурайской чести? Ты способен осквернить самые святые слова прикосновением своих лживых губ. Выходи, Кира. Ты все еще находишься на службе у сёгуна,[1] так что не роняй своего достоинства.
Убирайся отсюда! — закричал Кира. — Вызывая меня на бой, ты нарушаешь закон, установленный сёгуном!
Оиси извлек из ножен длинный меч и протянул его рукояткой вперед забившемуся в угол аристократу.
— Ты безоружен. Возьми мой меч, а я сражусь с тобой коротким клинком.
— А как же остальные? — воскликнул Кира. — Ведь с тобой целая шайка из сорока семи ронинов.
— Но я их предводитель, — спокойно ответил Оиси. — Сразись со мной один на один и, если победишь, будешь свободен.
— Я не стану марать свои руки. Я занимаю высокую должность при дворе! — испуганно завопил Кира, отпрянув от предложенного меча.
Тяжело вздохнув, Оиси переложил длинный клинок в левую руку и обнажил второй меч с коротким лезвием.
— Если не хочешь сражаться со мной, то возьми короткий меч. Когда ты вспорешь себе живот, то еще до того, как первые капли крови коснутся земли, я послужу тебе секундантом и прекращу твои страдания.
Глаза Киры расширились от ужаса.
— Я не хотел смерти твоего господина! — закричал он.
Несмотря на то что Оиси с трудом сдерживал гнев, он не хотел отказывать даже своему злейшему врагу в возможности встретить смерть с достоинством, которого заслуживало высокое положение Киры.
— Ты зло насмехался над моим сюзереном. Вместо того чтобы научить его всем тонкостям придворного этикета, ты издевался над ним, пока он не поднял на тебя меч, нарушив установленный сегуном закон, запрещающий обнажать оружие при дворе. Ты трусливо сбежал, вместо того чтобы сразиться с ним, а после того как Асано был приговорен к смерти, продолжал в течение двух лет прятаться от членов его клана.
Оиси вошел в сарай и, убрав, в ножны короткий клинок, поднял меч высоко над головой. Он находился настолько близко к своему врагу, что мог чувствовать его запах.
— Время пришло, Кира, — прошептал Оиси.
Кира бросился на него с громким испуганным криком.
Оиси плавно сместился в сторону. Взмах его меча был таким быстрым, а движение настолько выверенным, что Кира успел сделать еще несколько шагов, прежде чем обезглавленное тело рухнуло на землю, залив все вокруг потоками алой крови.
Оиси нагнулся, подобрал голову врага и вышел из сарая.
— Все кончено, — тихо произнес он.
Сорок шесть его спутников не проявили каких-либо признаков радости. С того момента, когда служившие Асано самураи дали клятву отомстить за смерть господина, они заранее знали, куда приведет выбранный ими путь. Они выполнили требование самурайского кодекса чести, главенствующего над законами, установленными сёгуном, согласно которому самурай не может жить под одним солнцем с тем, кто является виновником гибели его сюзерена. Теперь им придется ответить перед сегуном за смерть его любимого придворного, и ответ мог быть только один — харакири.
— Мы с честью выполнили то, что нам было определено судьбой, — сказал Оиси. — Пора приготовиться к встрече с нашими предками.
Кирдук, Армения, 1256 год
— Мой повелитель, наше положение безнадежно. Они прорвались к воротам, ведущим во внутреннюю цитадель, и уже приготовили таран.
— Значит, пришло время встретить нашу судьбу, — произнес Хасан с перекошенным от ярости лицом. — Прикажи оставшимся людям собраться в библиотеке. Там мы зажжем наш погребальный костер.
Не проронив ни слова, Рефик покинул зал для аудиенций.
Хасан поднялся со своего трона и окинул взглядом пустое помещение. Когда-то здесь вместе с ним собирались сотни представителей высшего эшелона ордена исмаилитов, имевшего под своим началом многотысячную армию фанатичных адептов — ассасинов, которые являлись главным инструментом политики ордена и его мечом, неотвратимо карающим врагов.
Благодаря всеобщему страху перед ассасинами в самом сердце ислама на протяжении двухсот лет просуществовала теневая империя, но теперь ее могуществу пришел конец.
В отдалении Хасан услышал грохот тарана, ломающего последние ворота:
Рано или поздно всему приходит конец, подумал Хасан. Они осмелились оказать сопротивление монгольской орде, пришедшей с востока. И имели все основания рассчитывать на успех, поскольку крепости их святого ордена можно было найти во многих труднодоступных местах от холмов Ливана до горных отрогов у побережья Каспийского моря. Но предводитель ассасинов Старец Горы забыл все, чему учат основатели ордена, и в припадке безумия вступил в переговоры с монгольским ханом Мангу.
Открыв все секреты ордена, он передал в руки врагов главную крепость Аламут, а также списки его рядовых членов, многих тысяч ассасинов, рассеявшихся среди мирного населения городов и сел. Таким образом орден лишился своего главного оружия — угрозы смерти от руки убийцы-фанатика, затерянного в городской толпе. Избавившись от всех тайных агентов, монголы перешли в решительную атаку, на которую до них не решался ни один исламский правитель.
Теперь они штурмовали последнюю твердыню, и сам Хасан, ставший командором ордена после Смерти Старца Горы, тоже должен был умереть.
Рефик снова показался в дверях и посмотрел на своего господина с таким выражением, словно собирался его поторопить.
— Нас осталось только сорок пять человек, — прошептал Рефик.
— Они готовы? — спросил Хасан.
— Все с радостью примут смерть во славу нашего ордена и памяти Пророка.
Хасан слабо усмехнулся:
— Во славу, говоришь?
Рефик посмотрел на него с недоумением.
Ну конечно, подумал Хасан, он весь пропитан мечтами о славе, о мученической смерти во имя торжества исмаилитского дела. Эта была ложь, в которую свято верили все адепты ордена ассасинов, как и Рефик, не прошедшие последней ступени посвящения.
