Владимир Маяковский
ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ ЛЕНИН
Российской
коммунистической партии
посвящаю
Время — начинаю про Ленина рассказ.Но не потому, что горя нету более,время потому, что резкая тоскастала ясною, осознанною болью.Время, снова ленинские лозунги развихрь!Нам ли растекаться слезной лужею.Ленин и теперь живее всех живых —наше знанье, сила и оружие.Люди — лодки. Хотя и на суше.Проживешь свое пока,много всяких грязных раку́шекналипает нам на бока.А потом, пробивши бурю разозленную,сядешь, чтобы солнца близ,и счищаешь водорослей бороду зеленуюи медуз малиновую слизь.Я себя под Лениным чищу,чтобы плыть в революцию дальше.Я боюсь этих строчек тыщи,как мальчишкой боишься фальши.Рассияют головою венчик,я тревожусь, не закрыли чтобнастоящий, мудрый, человечийленинский огромный лоб.Я боюсь, чтоб шествия и мавзолеи,поклонений установленный статутне залили б приторным елеемленинскую простоту.За него дрожу, как за зеницу глаза,чтоб конфетной не был красотой оболган.Голосует сердце — я писать обязанпо мандату долга.Вся Москва. Промерзшая земля дрожит от гуда.Над кострами обмороженные с ночи.Что он сделал? Кто он и откуда?Почему ему такая почесть?Слово за́ словом из памяти таская,не скажу ни одному — на место сядь.Как бедна у мира сло́ва мастерская!Подходящее откуда взять?У нас семь дней,у нас часов — двенадцать.Не прожить себя длинней.Смерть не умеет извиняться.Если ж с часами плохо,мала календарная мера,мы говорим — «эпоха»,мы говорим — «эра».Мы спим ночь.Днем совершаем поступки.Любим свою толочьводу в своей ступке.А если за всех смогнаправлять потоки явлений,мы говорим — «пророк»,мы говорим — «гений».У нас претензий нет,—не зовут — мы и не лезем,нравимся своей жене,и то довольны доне́льзя.Если ж, телом и духом слит,прет на нас непохожий,шпилим — «царственный вид»,удивляемся — «дар божий».Скажут так,— и вышло ни умно, ни глупо.Повисят слова и уплывут, как ды́мы.Ничего не выколупишь из таких скорлупок.Ни рукам, ни голове не ощутимы.Как же Ленина таким аршином мерить!Ведь глазами видел каждый всяк —«эра» эта проходила в двери,даже головой не задевая о косяк.Неужели про Ленина тоже:«вождь милостью божьей»?Если б был он царствен и божествен,я б от ярости себя не поберег,я бы стал бы в перекоре шествий,поклонениям и толпам поперек.Я б нашел слова проклятья громоустого,и пока растоптан я и выкрик мой,я бросал бы в небо богохульства,по Кремлю бы бомбами метал: д о л о й!Но тверды шаги Дзержинского у гроба.Нынче бы могла с постов сойти Чека.Сквозь мильоны глаз, и у меня сквозь оба,лишь сосульки слез, примерзшие к щекам.Богу почести казенные не новость.Нет! Сегодня настоящей болью сердце холодей.Мы хороним самого земногоизо всех прошедших по земле людей.Он земной, но не из тех, кто глазомупирается в свое корыто.Землю всю охватывая разом,видел то, что временем закрыто.Он, как вы и я, совсем такой же,только, может быть, у самых глазмысли больше нашего морщинят кожей,да насмешливей и тверже губы, чем у нас.Не сатрапья твердость, триумфаторской коляскоймнущая тебя, подергивая вожжи.Он к товарищу милел людскою лаской.Он к врагу вставал железа тверже.Знал он слабости, знакомые у нас,как и мы, перемогал болезни.Скажем, мне бильярд — отращиваю глаз,шахматы ему — они вождям полезней.И от шахмат перейдя к врагу натурой,в люди выведя вчерашних пешек строй,становил рабочей — человечьей диктатуройнад тюремной капиталовой турой.И ему и нам одно и то же дорого.Отчего ж, стоящий от него поодаль,я бы жизнь свою, глупея от восторга,за одно б его дыханье о́тдал?!Да не я один! Да что я лучше, что ли?!Даже не позвать, раскрыть бы только рот —кто из вас из сёл, из кожи вон, из штоленне шагнет вперед?!В качке — будто бы хватил вина и горя лишку —инстинктивно хоронюсь трамвайной сети.Кто сейчас оплакал бы мою смертишкув трауре вот этой безграничной смерти!Со знаменами идут, и так. Похоже —стала вновь Россия кочевой.И Колонный зал дрожит, насквозь прохожен.Почему? Зачем и отчего?Телеграф охрип от траурного гуда.Слезы снега с флажьих покрасневших век.Что он сделал, кто он и откуда —этот самый человечный человек?Коротка и до последних мгновенийнам известна жизнь Ульянова.Но долгую жизнь товарища Ленинанадо писать и описывать заново.Далеко давным, годов за двести,первые про Ленина восходят вести.Слышите — железный и луженый,прорезая древние века,—голос прадеда Бромлея и Гужона —первого паровика?Капитал его величество, некоронованный, невенчанный,объявляет покоренной силу деревенщины.Город грабил, грёб, грабастал,глыбил пуза касс,а у станков худой и горбастыйвстал рабочий класс.И уже грозил, взвивая трубы за́ небо.— Нами к золоту пути мости́те.Мы родим, пошлем, придет когда-нибудьчеловек, борец, каратель, мститель! —И уже смешались облака и ды́мы,будто рядовые одного полка.Небеса становятся двойными,дымы забивают облака.Товары растут, меж нищими высясь.Директор, лысый черт,пощелкал счетами, буркнул: «кризис!»и вывесил слово «расчет».Кра́пило сласти мушиное се́ево,хлеба́ зерном в элеваторах портятся,а под витринами всех Елисеевых,живот подведя, плелась безработица.И бурчало у трущоб в утробе,покрывая детвориный плачик:— Под работу, под винтовку ль, на́ — ладони обе!Приходи, заступник и расплатчик! —Эй, верблюд, открыватель колоний!Эй, колонны стальных кораблей!Марш в пустыни огня раскаленней!Пеньте пену бумаги белей!Начинают черным лата́тьсяоазисы пальмовых нег.Вон среди золотистых плантацийзасеченный вымычал негр:— У-у-у-у-у, у-у-у! Нил мой, Нил!Приплещи и выплещи черные дни!Чтоб чернее были, чем я во сне,и пожар чтоб крови вот этой красней.Чтоб во всем этом кофе, враз вскипелом,вариться пузатым — черным и белым.Каждый добытый слоновий клык —тык его в мясо, в сердце тык.Хоть для правнуков, не зря чтоб кровью литься,выплыви, заступник солнцелицый.Я кончаюсь,— бог смертей пришел и поманил.Помни это заклинанье, Нил, мой Нил! —В снегах России, в бреду Патагониирасставило время станки потогонные.У Ива́нова уже у Вознесенска каменные тушибудоражат выкрики частушек:«Эх, завод ты мой, завод,желтоглазина.Время нового зоветСтеньку Разина».Внуки спросят: — Что такое капиталист? —Как дети теперь: — Что это г-о-р-о-д-о-в-о-й?.. —Для внуков пишу в один листкапитализма портрет родовой.Капитализм в молодые годабыл ничего, деловой парнишка:первый работал — не боялся тогда,что у него от работ засалится манишка.Трико феодальное ему тесно́!Лез не хуже, чем нынче лезут.Капитализм революциями своей веснойрасцвел и даже подпевал «Марсельезу».Машину он задумал и выдумал.Люди, и те — ей!Он по вселенной видимо-невидиморабочих расплодил детей.Он враз и царства и графства сжевалс коронами их и с орлами.Встучнел, как библейская корова или вол,облизывается. Язык — парламент.С годами ослабла мускулов сталь,он раздобрел и распух,такой же с течением времени стал,как и его гроссбух.Дворец возвел — не увидишь такого!Художник — не один! — по стенам поерзал.Пол ампиристый, потолок рококо́вый,стенки — Людовика XIV, Каторза.Вокруг, с лицом, что равно годитсябыть и лицом и ягодицей,задолицая полиция.И краске и песне душа глуха,как корове цветы среди луга.Этика, эстетика и прочая чепуха —просто — его женская прислуга.Его и рай и преисподняя —распродает старухамдырки от гвоздей &nb
