Книга первая
От автора
Существа, населяющие Землю этого романа, не являются людьми в биологическом смысле этого слова. То есть, на описываемой Земле вид Homo Sapiens Sapiens начисто отсутствует. Главенствуют на планете совершенно иные существа, хотя они также прямоходящи, имеют по паре рук и ног, глаз и ушей. И все же я рискнул назвать их людьми, ибо не верю, что их мысли будут в корне отличатся от наших. Кроме того, я взял на себя смелость оставить многие привычные географические названия, исторические личности, нарицательные понятия и систему летоисчисления. Следует только помнить, что события происходят в конце двадцатого века, в девяностые годы, но вовсе не от рождества Христова, а от совершенно иного события.
* * *
– То есть, профессор, вы считаете морфологическое разнообразие людей неразрывным признаком разума?
– Отнюдь. Скорее всего люди произошли от некоего неустойчивого правида собак. Не думаю, что разнообразная морфология является плодом досредневековой селекции, человек в то время был слишком консервативен, чтобы заметно менять собственное тело.
– А как же дикие собаки? Они тоже могут в конце-концов развиться в разумных существ? В еще одну расу людей?
– Ни в коем случае! Если вы читали труды моего знаменитого предка, вы должны знать, что человек и человекообразные собаки, включая динго и койота, просто имеют общего предка, тот самый неустойчивый правид. Какие-то ветви так и остались животными, а наша пришла в процессе эволюции к возникновению разума. Я не берусь судить, случайно ли дарован нам разум, или это неизбежный итог достаточно долгого развития перспективной расы… Во всяком случае, на Земле мы имеем то, что мы имеем. Морфологически однородных животных и поразительное разнообразие людских морфем.
– И последний вопрос, профессор. Легендарный волк – он тоже имел единого с человеком предка?
– Несомненно. А чей ген, по-вашему, человечество вытравливало из собственных цепочек ДНК две сотни лет назад? Я счастлив, что от волка, от этого хищного и кровожадного вида человекоподобных не осталось ни малейшего следа ни на планете, ни в человеческом генофонде.
– Спасибо, профессор, что уделили нам время.
(из интервью профессора эволюционики Рина Горвика ван Дарвина журналу «Европа»)
00: Область определения
Новое здание вокзала, дорощенное всего семь лет назад, поражало своей громадностью. Округлое, словно ракушка, с разинутой пастью центральной арки, оно было похоже на уснувшего великана. Впрочем, оно и было уснувшим великаном – измененным до неузнаваемости деревом. Последние два века генетическое проектирование совершило несколько прорывов в запретные ранее области, в частности – появилась возможность выращивать здания существенно больших размеров, чем раньше.
Шершавые дорожки ральсов тянулись вдоль каждого перрона и убегали вдаль, опутывая сложной цепью весь континент. По ральсам скользили поезда – полиморфные, отшлифованные годами селекции существа. Их уже трудно было назвать живыми – от изделий из камня или металла поезда отличались лишь тем, что их иногда приходилось кормить. Раз и навсегда жестко заданная форма, послушание и скорость – вот и все, что от них требовалось.
Аморф Леонид Дегтярев подхватил чемодан (тоже живое существо, только в отличие от поезда маленькое и мономорфное), и направился к расписанию – огромному, во всю стену. Впрочем, приятный голос дикторши прозвучал раньше, чем Леонид успел найти свой рейс в длинном перечне.
– Экспресс Берлин-Новосибирск подходит для посадки к шестому пути. Повторяю…
Леонид не стал искать подтверждение в расписании. Просто направился к проходу на перрон, рядом с которым в широком простенке была намалевана большая европейская шестерка. Когда он приблизился, ожило табло – чисто механическое. «Берлин-Новосибирск», – гласило оно. – «Рейс 959Е. Отправление 17.24»
Вот и нужный вагон – сегмент вытянутого тела поезда, похожего на длинную вязанку сосисок. Проводница – миловидная миниатюрная девушка-шпиц – профессионально улыбнулась Леониду.
– Добрый день, местер! Вы – мой первый пассажир сегодня.
Значит, вагон еще пуст.
– Здравствуйте. Билет показывать?
– Не нужно. Садитесь в свое купе, и все.
– Спасибо.
Леонид шагнул в отворенную овальную дверь и оказался в поезде. Отыскал свое купе – четвертое, из восьми – переоделся в дорожное, выложил на стол неизменную копченую курицу, выставил не менее неизменную бутылку водки, и присел у окна в ожидании попутчиков.
Он еще не знал, что станет камнем, столкнувшим лавину. Ничем не примечательная командировка в Сибирь повлечет за собой целый вихрь разнообразнейших событий. Часть из них взбудоражит всю планету, часть останется лишь в памяти непосредственных участников и в бесстрастных ячейках архивов.
А пока Леонид, задумчиво барабаня пальцами по столу, думал: «Только бы не попутчики с детьми. Кто угодно – даже благообразные старушки. Лишь бы не дети. А если уж случится кто малолетний – то хотя бы не младенец…»
* * *
Хорст Ингвар аб Штилике очень любил детективные романы, и еще он очень любил читать их перед сном. Уютный свет лампы над кроватью, испещренные буковками страницы, тишина; за окном – темень, рядом, на тумбочке, телефонная трубка, так что если с утра кто позвонит – не нужно будет вскакивать и бежать через всю квартиру, а можно будет просто протянуть руку и сонным голосом сказать: «Да-а?» А потом вернуть трубку на тумбочку и снова провалиться в блаженный сон, в котором есть шанс увидеть себя крутым сыщиком, гоняющимся за очередной сворой бандитов.
После работы Хорст заглянул в любимую книжную лавочку и приобрел сразу два томика Говарда Тона. Свежие-свежие, только из типографии. Предвкушая вечерний экскурс в мир преступлений и неизбежных наказаний, Хорст со вкусом поужинал, рассеянно посмотрел по телевизору нечто развлекательное, мельком проглядел пришедшую за день почту и, никому не ответив, он все же не выдержал, взял первый томик с аппетитным названием «Никто, кроме нас» и уселся в кресло.
Четыре часа промелькнули, словно миг. С трудом оторвавшись от книги, Хорст торопливо сварил кофе, торопливо, обжигая губы, выпил, разделся и юркнул под одеяло. В горизонтальном положении читать было как-то привычнее, и еще около часа промелькнуло так же незаметно.
А потом, ни с того ни с сего, запиликал телефон.
Хорст даже вздрогнул. Взглянул на часы – полтретьего. Ночь, самое сонное время. Кто мог звонить ему посреди ночи?
Звонки не умолкали, они были короткими и частыми, похоже – междугородними. Хорст неуверенно протянул руку и взял телефонную трубку.
– Да-а?
– Витя? – рявкнули в ухо по-русски.
– Нет, – ответил Хорст с некоторым облегчением, тоже по-русски. – Вы ошиблись.
– Погодите! – звонивший перешел на немецкий. Говорил он без всякого акцента, словно коренной берлинец. – Не кладите трубку. Я звоню из Алзамая, это в Сибири, и я в опасности. Запомните и передайте кому-нибудь из полиции: волки выжили. Здесь, в Сибири. Я не пьян, и я в своем уме. Меня зовут Леонид Дегтярев, я химик-эколог из Берлина. Совершенно случайно мне стало известно, что недалеко от Алзамая под видом староверов живут потомки людей, не проходивших биокоррекцию тысяча семьсот восемьдесят четвертого года. Все они – хищники. И, боюсь, они уже знают обо мне и моей осведомленности. Обещайте, что передадите мое сообщение кому-либо из официальных лиц. Обещаете?
Хорст Ингвар аб Штилике растерялся. С одной стороны, это выглядело не то как бред, не то как розыгрыш. Но уж слишком последовательным и упорным был этот Леонид Дегтярев. И еще – в его голосе слышалась смертельная усталость пополам с обреченностью.
– Обещаете? – повторил Дегтярев с надеждой в голосе.
– Я… Я постараюсь…
– Не надо стараться. Надо просто немедленно – слышите? Немедленно! – пойти в полицию и рассказать. Или хотя бы позвонить.
– Немедленно? Но на дворе ночь!
– Какая разница! Вы понимаете о чем идет речь? Хищники! Не Земле уцелели люди-хищники! Ночь, день, какой вздор…
В трубке вдруг послышался какой-то посторонний звук – глухой удар, а потом – протяжный всхлип. Снова грохот, словно телефон уронили. Хорст слушал это, затаив дыхание, изо всех сил прижимая трубку к уху, потому что руки заметно дрожали.
Потом стало тихо, и другой голос спокойно и внятно произнес:
– Алло, с кем я говорю?
Хорст издал невнятное сипение.
– Кто вы? Назовите свое имя.
В голосе неизвестного звенел лед. И Хорст страшно испугался. Он поспешно коснулся сенсора отбоя и испуганно отбросил трубку прочь от себя, словно собеседник мог просочиться по проводам и магическим образом выскочить из крохотного динамика здесь, в Берлине.
Заснул он только под утро, после бесчисленных чашек кофе и мучительных размышлений.