Надежда Петрунина
Подарок от Князя
Вместо эпиграфа
«Подарок» был написан в начале 90-ых.
Публикуется впервые
Глава I
Стоило сильнее нажать на педаль – и скутер летел вперед с неистовостью акулы. Настя словно растворялась в соленых брызгах.
Ей казалось, что солнце избрало Средиземное море чашей наслаждений. Вдали, в ослепительной яркости, хмельно покачивался Кипрский берег, а именно – Лимассол – ПАРИЖ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ.
Он источал аромат блаженства и роскоши.
Уже неделю пребывая постоялицей отеля ЧЕРЧИЛЛЬ, Настя – простая русская душа – сделала для себя открытие.
Главная притягательная сила богатства заключалась не в удушающих песцовых шубах, полами которых мели московские улицы пассии новых русских. Подлинный магнетизм роскоши она ощутила в классном отеле, где всё ласкало слух и облегчало вашу жизнь, в крупном и в мелочах доводя ее до райского комфорта.
На пляже играла пленительная музыка, сновали приветливые киприоты, чьи мягкие руки всегда были готовы к услугам.
Нет сомнения, Настя никогда не пожелала бы себе оказаться в команде прислуги.
В этой жизни надо быть сильным – аксиома. Лишь тогда солнечным лучом пробивается шанс примкнуть к стану повелителей.
И пусть Катя, старшая сестра, часто твердила в суровой, оцепеневшей в депрессии Москве о духовном величии. Полностью признавая благородную силу интеллекта и начитанности, Настя благодарила Бога, подкинувшего ей эффектные внешние данные.
Высокая, изящная, с длинными, до колен, прозрачными на солнце волосами, она знала, как умеет привлечь к себе поклонников обаянием своей улыбки, матовой свежестью кожи, игривостью интонаций.
На ее правом бедре всегда был приторочен невидимый колчан со стрелами Амура, и Настя выпускала их стремительно и точно в цель.
Полгода назад она поразила эдакой дивной стрелой Князя.
Сын доярки и колхозного конюха, он любил, чтобы его величали именно так – Князем. Она со своей стороны готова была назвать крестьянского сына хоть Буддой за щедрость и головокружительные перспективы.
Если бы тогда, в марте, ей сказали, что волшебная стрела направлена ею не в ту сторону, Настя лишь усмехнулась бы…
Приостановив скутер, покачиваясь на волнах, продолжала наслаждаться созерцанием берега.
Сосновая роща, окружавшая гордый отель, убаюкивала англичан, американцев и новых русских живительными фитонцидами.
Сюда приезжали расслабиться после изматывающей нервы России, после очередного крупного куша, когда удалось схватить на лету добычу, но не подставиться самим. Здесь отдыхали сильные и ловкие русские, чья генетика не ослабла от войн и революций. Слабые и унылые дремали в пыльной и душной августовской Москве.
Вспоминая Катю, Настя вздохнула.
На выдохе почувствовала легкий укол в грудь. И даже не успела сообразить, что произошло.
Мгновенно ей стало нечем дышать – будто она покачивалась не на скутере в лучезарном море, а в вонючем вагоне московского метро.
Воздуха не было.
За одно мгновение не осталось сил наслаждаться диковинным островом.
Ставшее нестерпимым солнце красным взрывом разорвалось не только перед глазами, но и в голове.
Величественный отель ЧЕРЧИЛЛЬ сиял на берегу по – прежнему. Тугие волны вновь и вновь лизали огромные валуны перед пирсом.
Но в центре сей идиллической картины на притихшем скутере застыло мертвое тело Насти Храмцовой, так и не примкнувшей, видимо, к стану повелителей.
Глава II
Частное сыскное бюро АТАС, принадлежащее Лизе Бакшеевой, располагалось в подвале на Неглинке, вход со двора, потому что с лицевой стороны любой желудок и глаз радовал фейерверк супермаркета.
Бюро представляло из себя небольшую комнату без окон, но с галогенной подсветкой, удобной и полезной для зрения.
Всё было оборудовано с учетом нервозности сыскной профессии.
По стенам струились зеленые побеги искусственной дикой розы, мелкие нежные цветы которой настраивали на философский лад и хозяйку, и ее помощника Андрея Евстратова – молодого человека двадцати семи лет.
Клиентки бюро сразу подпадали под его лучистое обаяние.
Взгляд близко поставленных темных глаз медово затекал им в душу. Темные волосы обрамляли бледное лицо с красиво очерченными губами. Подбородок раздваивала продольная впадина – свидетельство явной мужественности, по мнению многих женщин, но только не Лизы, принявшей Андрея в младшие компаньоны отнюдь не за рыцарскую внешность и манеры английского лорда, а за необходимые в России навыки крутой драки, сочетающей элементы разных видов борьбы, за хладнокровную бестрепетную руку и меткий глаз.
С удивлением и обидой заметив равнодушие хозяйки, Андрей не без внутреннего усилия принял предложенный ею этикет дружеских отношений.
Мелодичным арпеджио зазвонил телефон.
Увидев на определителе первые цифры 246, Лиза поняла, что звонят из ее района, из окрестностей метро ФРУНЗЕНСКАЯ, и сама сняла трубку.
– Сыскное бюро АТАС.
– Лиза, ты не могла бы приехать ко мне? – зазвучал в мембране подавленный голос Кати Храмцовой, старинной приятельницы семьи Бакшеевых.
Зная, какое горе постигло Катю буквально недели три назад, без колебаний сказала:
– Жди меня минут через сорок.
На вопросительный взгляд помощника она заметила:
– Это по личному делу. Помнишь, я рассказывала тебе о девушке, которая в кои – то веки махнула на Кипр и там, видимо, от жары скончалась от инфаркта – в двадцать пять!
– Как не помнить мелодраму, – живо откликнулся Андрей, желая раздражить Лизу. – Две сироты, одна из которых – зрелая матрона, а другая – невинная барышня.
– Цинизм делает тебя еще пошлее, – заметила Лиза, проверяя содержимое изящной белой сумки – рюкзачка.
Пока она направлялась к двери, Андрей провожал ее подозрительным взглядом.
Брючный шифоновый костюм цвета слоновой кости оттенял ее экзотическую – византийскую, что ли? – красоту: смуглую кожу, вьющиеся каштановые волосы.
Вот она стремительно и грациозно повернулась возле двери.
Вспыхнули темной синевы миндалевидные глаза.
Его мысль болезненно напряглась: а вдруг не к приятельнице, а к любовнику?
– Последи сегодня за мулаткой. Надо отработать аванс. Ревнивые мужья – клад для малого сыскного бизнеса.
– Есть, босс.
Глава III
Родной Лизин район был застроен СТАЛИНСКИМИ домами, в них сквозила претензия на величественность и грандиозность – в общем, нечто римское.
Ненасытные новые русские сразу ввели Комсомольский в тройку самых престижных московских проспектов вслед за Кутузовским и Ленинским.
Хамовнический вал, на котором жили сестры Храмцовы, а теперь одна Катя, котировался ниже из – за того, что тянулся вдоль линии железной дороги.
– Бывало, Настя встанет у окна и смотрит на поезда, – вспоминала Катя, усаживая
