Посох, Палка и Палач{1}
«Кто сказал, что речь не о торговле оружием, наркотиками или спекуляциях на продаже автомобилей».
Ю.Х.
Ручная работаБесконечные ряды полок в огромном супермаркете из хрома и стекла. Почти все, что открывается глазу, затянуто кремовым, но чаще розовым покрывалом, для некоторых вещей можно, пожалуй, использовать и фетр, во всяком случае, это должен быть мягкий, пушистый материал, постоянно напоминающий о ручной работе. В ходе действия вязаные вещи беспрерывно ощупываются, поправляются, латаются и т. п. Актеры занимаются этим сначала незаметно, а потом с нарастающим усердием. Актеры тоже одеты в вязаные балахоны.
На мониторе или на киноэкране, единственном не обтянутом предмете, появляется надпись светящимися буквами: «Внимание, ЕС, австрийцы идут!» Через некоторое время надпись меняется на такую: «Внимание, ЕС, идут австрияки!» Среди публики, в которой то там, то тут обнаруживаются специально подобранные люди, возникает беспокойство, так как эти люди начинают что-то тихонько нашептывать своим соседям. Беспокойство все время нарастает. Возможен такой вариант: еще до начала представления кого-то хватают за руку и коротко объясняют содержание предстоящего действа. Актерскому коллективу в тех местах, где практически ничего не известно об убийстве цыган в Бургенланде, следует заранее ознакомиться с обстоятельствами убийства и в той или иной форме сообщить об этом публике. Продемонстрировать диапозитивы, показать соседям фотографии и т. п. Можно таким способом информировать публику, а можно — иначе.
Кто-нибудь, все равно кто. Прошу вас, взгляните на этот плоский ландшафт с ямами для навозной жижи, обложенными кирпичом, прудами и могильными холмами, на эту равнину, которая невозмутимо убегает от самой себя! Она пустынна, но все же не совсем, вы это видите, не правда ли? Обычно пустота означает отсутствие чего бы то ни было, но одновременно и отсутствие того, что спрятано в ней и могло бы предстать перед нашими глазами. При условии, что мы своевременно обратим на это внимание.
Вглядитесь спокойно в этот ландшафт! Что, не получается? Эта огромная масса истощенной земли в не поддающейся измерению величине, так как на ее пути встают Венгрия и другие страны, слишком велика, чтобы стать для нас укрытием? И все-таки мы можем все видеть?
У кого-то, затеявшего вчера стрельбу с чердака, видимо, имелась на то причина. Говорят, жена подала на развод и хотела оставить себе детей. Стрелял жандарм.
Ну вот, теперь и я вижу: это всего лишь снимок в газете, сделанный кем-то из нас. Да, надо уметь в нужный момент оказаться в нужном месте! Как, по фотографии вы не можете определить, в чем же необычность этого места?
Так и быть, я подскажу: будто призраки, выходят из своих тел четыре человека, сбрасывают с себя оболочку. Словно хронические больные, привычными движениями счищают с себя боль. А вокруг них все покрыто густой зеленью.
Песчаный карьер, каменоломня: песок! Теперь мы знаем этот слом под покрытым облаками небом, отсюда брали песок, чтобы увеличить вес пакета с взрывчаткой. Этот взрывпакет, едва пробудившись, тут же пристроился к людям, и я пытаюсь в последний момент их спасти, расставив в том порядке, в каком они изображены на фото. Я, должно быть, не совсем подхожу для этой цели, потому что не только показываю, но и сужу, но где вы найдете больше двух-трех по-настоящему подходящих судей?
Ну да ладно. Эти мертвецы не оживут даже благодаря моему заступничеству. Взрывпакетом они были вырваны из самих себя. Чтобы чуть позже появиться на голубых экранах и спросить, все ли с нами в порядке. В данный момент мы в полном порядке. Но эти парни, конечно же, больше не хотят возвращаться в свои жалкие жилища, которые мы для них построили. Так им не удастся получить обратно свою жизнь. Для этого пришлось бы напрячься чуть сильнее.
Никак не пойму, откуда ветер дует. Смотрю вдаль. Вижу тела, прикрытые брезентом, чтобы зрелище не оскорбляло глаз. Проезжают велосипедисты, проходят мимо дети, празднично одетые люди, их тревожит царящее вокруг возбуждение.
Вечереет. Неспешно проезжают экипажи, сидящие в них люди мечтают о былом величии, кажется, они легонько кивают толпе до и после похорон. Они словно слились со своими мягкими сиденьями. И в этот момент они замечают убитых. Да их и нельзя не заметить, ведь тела виднеются из-под выступа скалы, на которой временно установлена дароносица со святыми дарами. Возникает еще большая толчея, — впрочем, это обычное дело, когда стояшие сзади хотят прочесть о себе в газете.
Господин федеральный канцлер тоже как вкопанный стоит в этом застенке, занимающем несколько квадратных километров. Трагический герой предвидел такой исход, когда вместе с товарищами так перенапрягался перед выборами.
Телевизионная картинка давно появилась и постоянно дополняется всеми этими актерами, жаждущими продемонстрировать наконец свое блестящее мастерство.
Дома здесь вполне благопристойные. Они смотрят на себя и не могут насмотреться на свое положение. И хорошо охраняют то, что им поручено охранять. Вероятно, именно потому, что они единственные, кто знает, где их место. Они узнают его по тому, что оно не дрожит у них под ногами. Они затоптали это место до смерти. Оставайся дома, жизнь!
Как? Вы хотите дать эту жизнь именно мне? Но я ей не нянька! Что я буду с ней делать? Она мертва! Как вы себе это представляете? Я ее тут же уроню! Или вы полагаете, что я на годы останусь в этом неудовлетворенном, но, во всяком случае, честном положении, словно намереваясь в любой момент куда-нибудь спрятаться?
Прошу вас, входите, устраивайтесь поудобнее, а я тем временем натяну на себя свое глубокое сочувствие! Оно не уменьшается, поэтому создается впечатление, что я стала полнее, весомее. Переступив через порог, вы становитесь частью этого дома, дорогие покойники, я великодушна. Раз вас окружает в принципе благожелательная местность, вы просто обязаны создать себе собственное пристойное пространство. Вы, четверо абсолютно нищих, совершили ошибку, не приняв своевременно вид и имена наших знакомых. Тогда вы, возможно, нашли бы лучшее применение этой местности, чем просто рассеяться в ней. Что? Жителям зеленого пояса теперь тоже придется потуже затянуть пояса?
Дело нужно исследовать как можно скорее, так как никто не желает найти трагического героя, который не мог больше выносить ваши чужие шаги.
Каждый вечер этот шум. Ваши семьи теперь собрались вместе в своей беде. Крохотная комнатка, кажется, не в состоянии понять, что случилось, так как жандармы, эти люди, не сделавшие пока ничего дельного, рвут все на части. Как вы сказали? Они ставят все с ног на голову?
Жандармы, люди в форме следят за вами, желая понять, почему вы так обособились, что вас пришлось изолировать. Я очень сожалею о том, что случилось, дорогие покойники, но, кажется, в точке разветвления вы сделали что-то не так, в результате не вы раскорчевываете это пространство, которое вам всегда казалось непроходимой чащей, а оно, пространство, вцепилось в вас зубами, словно злая собака. Взгляните-ка на этот ловкий «Фольксваген-гольф»! Как лихо вписывается он в поворот, мотор ревет на предельных оборотах, и все только для того, чтобы штаны водителя не съехали под капот. Из-за откоса доносится чей-то крик, похоже, женский. Только дома никуда не движутся, невозмутимо стоит деревенская церковь, лают собаки, крик никак не утихнет, и вам здесь не приготовлено жилище. И потом, вы не подходите для наших школ и больниц.
По крайней мере отодвиньтесь немного в сторону от места, где лежите! Как, не хотите? Или не можете? Место, где вы лежите, тоже не ваше, оно всего лишь сдано внаем. Как и это время дня и время года. Стучат. Вы вскакиваете. Кому захочется идти куда-то с чужаками?
Другой. Почему вы никому не доверяете? Доверьтесь себе и пойдите под венец!
Мужчина. Маргит, вы социальный работник. Что с вами недавно произошло? Боже мой, вас поймали на подлинно человечном поступке! Что значит подлинность? Вы позволите, дорогая Маргит, ответить за вас? Это нечто соразмерное нам, или, лучше сказать, умеренное. Недавно вы пошли за покупками для пенсионера, которого опекаете. Когда вы подошли к мясному прилавку в магазине самообслуживания, что в венском районе Майдлинг, там стояло в очереди, как вы утверждаете, человек двадцать пять, ой, двадцать пять у нас не наберется. Сколько нас уместится на сцене? Я думаю, человек восемь-десять, не больше. Итак, подходите. Все равно, кто. Ну, и как мы теперь изобразим это состояние?
