Слышал?
Я решил не терять времени и поэтому, когда робот подкатился ко мне со щеткой в одной лапе и пылесосом в другой, сказал ему:
– Гладить брюки сегодня тоже не будем.
Робот остановился в тихом изумлении. Рушился мировой порядок. За шесть лет, что он трудился в моем доме, такого не случалось ни разу.
– А зубы чистить будете? – задал он мне дипломатический вопрос: видно, заподозрил, что я сошел с ума. Я раскусил его маленькую логическую хитрость и сказал:
– Зубы чистить буду.
Тут до робота дошло, что бывают ситуации, когда люди отказываются от обязательного ритуала. Этим – а именно свободой выбора – они и отличаются от мыслящих машин.
Тут включился видеофон. Звонили из Крыма. Любочка. Она три дня как улетела туда отдыхать.
– Николай! – закричала она. – Я всю ночь не спала. Ты слышал?
– Слышал, слышал.
– Я вылетаю на стратоплане, – сказала Любочка. – Но очень трудно с билетами. Черноморское побережье безлюдеет на глазах.
– Я понимаю, – сказал я. – Увидимся.
За эту минуту я успел натянуть самозастегивающиеся штаны, которые самозастегнулись чуть раньше, чем положено. Пришлось искать ключ от них, который робот сунул в коробку с ненужными полупроводниками.
Еще две минуты потеряно. И тут, как назло, посреди комнаты возникла голограмма Синюхина.
– Привет, Николай, – сказал Синюхин. – Я забыл код от входной двери. Не могу выйти.
– А зачем тебе выходить? Ты уже три года никуда не выходил.
– Ты с ума сошел! – закричал Синюхин, запуская пятерню в клочковатую бороду. – Разве ты не слышал?
– Подумай, – сказал я. – Может быть, с твоим здоровьем лучше не участвовать?
– Нет. Как только вспомню код – тут же на аэродром.
– Тогда попробуй слово «сезам», – сказал я.
– Сезам! – сказал Синюхин, глядя в угол моей комнаты. У него в Болшеве на том месте была входная дверь. – Сезам! – закричал он.
Мы с роботом ждали.
Синюхин обернулся к нам.
– Открылась! – закричал он. – Она открылась.
– Тогда до встречи, – сказал я.
Синюхин сгинул.
– Проверь через центральный, – сказал я роботу.
– Авария на Трансплутоне, – сообщил робот. – Придется вам брать флаер.
– Теперь я сомневаюсь в твоих умственных способностях. Ты понимаешь, сколько туда на флаере?
– Тогда я в растерянности развожу руками.
Лифта, конечно, не было. Я побежал вниз, до восемьдесят шестого этажа, откуда ходит грузовой.
На площадке восемьдесят шестого стояла кучка людей. Они взволнованно переговаривались.
– Лифт давно был? – спросил я.
– Только что ушел, – сказала женщина со сто восьмого. – Очень большой наплыв желающих.
Я побежал вниз по лестнице.
Восемьдесят шесть пролетов – площадка, марш лестницы, широкое окно, марш лестницы, площадка, марш лестницы…
Этажей через сорок я утомился, встал у окна.
Надо было перевести дух.
За окном расстилался город. Острые шпили двухсотэтажных небоскребов пронзали облака и устремлялись к звездам, где-то в глубине, словно на дне пропасти, поблескивали огоньки уличных реклам, проносились пули городской антигравитационной надземки, а между пропастью и небом на той километровой высоте, где я переводил дыхание, деловитыми шмелями носились флаеры, размахивали крыльями любители птицелетной закалки и, струясь зеленой дискретной рекой между отвесами небоскребов, сверкала невесомая, уходящая к Туле надпись: «Храните деньги в сберегательной кассе».
Погоди, сказал я себе, мысленно отмечая закономерность в движении флаеров – большая часть их неслась к востоку, – а вдруг Миловидов починил свою ракету?
Я поднял руку, набрал на прикрепленном к кисти коммуникаторе номер мастерской Миловидова.
Тот, к счастью, сразу откликнулся.
– Миловидов, ты слышал? – спросил я.
– Коля, – ответил тот, сразу узнав меня. – По-моему, она полетит.
Миловидов – известный чудак, он уже третий год реставрирует межконтинентальную ракету, желая превратить ее в индивидуальное средство транспорта. Мало кто верил, что у Миловидова что-то получится, а сам он останется жив, если ракета все же взлетит.
Я пулей слетел с сорокового этажа, прыгнул на движущийся тротуар, подъехал к нише, в которой стояли общественные антигравитационные ранцы, стремглав натянул один на спину, включил, взмыл в воздух и взял курс на Ясенево, где живет Миловидов.
И, как назло, где-то над Бронной в воздухе прямо перед моим носом материализовалась тусклая голограмма Синюхина.
– Колечка, – сказал он вяло, – я очень устал. Еле тебя нашел. Ты не помнишь, каким словом открывается моя дверь?
Я даже не успел ответить – от неожиданности потерял высоту, чуть не врезался в летающее кафе-платформу, еле избежал столкновения с туристским автобусом, полным японцев, и врезался носом в стеклянную милицейскую будку.
Пока я платил штраф, Синюхин в виде голограммы реял надо мной, а я кричал ему:
– Сезам! Сезам, откройся!
– Одну минутку, – сказал милиционер, который оказался человеком сердобольным. – Попробуем помочь вашему товарищу.
Он включил свой локатор.
– Гражданин, скажите адрес, – попросил он. – Мне надо поглядеть на вашу дверь.
– Адрес? – Голограмма Синюхина покраснела и начала мерцать.
– Большая Дорогомиловская, двенадцать, четыреста сорок девять, – сказал я. – Вход со двора.
– Правильно, – сказал Синюхин. – Спасибо, Коля.
Милиционер набрал на локаторе код, и мы с ним увидели синюхинскую дверь. Затем как бы пронеслись сквозь нее и оказались в передней, где стоял настоящий Синюхин.
– Все ясно, – сказал милиционер. – Она у вас на ручном управлении. Я вам советую, поверните ручку.
– Сезам! – закричал радостно Синюхин и повернул ручку.
Дверь открылась.
А я понесся дальше.
Ракета возвышалась на краю Ясенева, у Соловьиного проезда. Она была покрашена в голубой цвет, на боку красным ее название – «Ласточка».
Мы стартовали с Миловидовым через двадцать две минуты.
Мы сидели в отсеке, где раньше помещался атомный заряд. Было тесно и неудобно. Кресла, взятые моим другом с какого-то отработавшего срок космического корабля, были протерты, сбоку в меня вонзалась пружина. К тому же в стратегической ракете нет иллюминаторов, и до последней секунды я не был уверен, опустимся ли мы в Омске или врежемся в побережье Аляски. Что-то в ракете поскрипывало, я закрыл глаза. Я опасался, что Синюхин выскочил на лестницу, забыл дома ботинки и теперь, не в силах открыть дверь снова, разыскивает меня по Вселенной, и вот-вот его голограмма появится в без того тесном чреве межконтинентальной ракеты. Но, слава богу, обошлось. И не врезались, и Синюхин нас не настиг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});