Особое место в системе ценностей кальвинизма занимают общественное призвание и профессия, которые рассматриваются как способ служения Богу и в связи с этим являются самоценностью. Бережливость и отказ от удовольствий становятся элементами кальвинистской аскетики, что в совокупности с поощрением активной общественной (в первую очередь, профессиональной и предпринимательской) деятельности создает предпосылки для быстрого роста состояний.94
Являясь младшим современником первых реформаторов – М. Лютера и У. Цвингли, – Кальвин творчески развил и интерпретировал многие положения их богословия. Учение реформатства отличается от лютеранского большей систематизированностью и отточенностью формулировок,95 кроме того, Кальвин и его последователи довели до логического завершения некоторые мысли Лютера и сделали выводы, которых не решался сделать немецкий реформатор.
В области сотериологии реформатское богословие берет в качестве отправной точки известное нам по лютеранству учение о полной неспособности падшей воли человека к обращению к Богу.96 Только прямой призыв Бога может оживить душу и способствовать ее обращению.97 Следовательно, если отдельный человек получил оправдание и спасение, это означает, что Бог по Своему промыслу избрал данного человека к спасению.98 Если исходить из того, что оправдание является свободным даром и никаким образом не зависит от самого человека, а только от Бога, личные качества или духовные «достижения» не имеют никакого значения и не влияют на божественное решение.
Принимаемые в совокупности, постулаты протестантского вероучения о полной неспособности падшей природы человека к чему-либо доброму, даже к исканию Бога и спасения, и о непреодолимости действия Божественной благодати логичным образом привели кальвинизм к идее безусловного избрания и предопределения одной части людей к спасению, другой части – к погибели. Учение о двойном предопределении стало самым известным и одиозным пунктом реформатского богословия, и вместе с тем – постулатом, на столетия вперед изменившим весь мировой порядок.99
Для Кальвина учение о предопределении – тайна Божественного откровения,100 а не следствие абстрактных богословских рассуждений. Оно объясняет, почему одни люди откликаются на зов Евангелия, а другие остаются к нему равнодушны, и отражает недоступную нашему пониманию волю Божию – «Некоторым предназначена вечная жизнь, а другим – вечное проклятие».101 В этом контексте предопределение можно считать не столько частью вероучения, сколько «окончательным результатом освященных Писанием размышлений о влиянии благодати на людей в свете загадок человеческого опыта».102
Следует отметить, что Кальвин не вводит в богословие неизвестное ранее понятие. В несколько отличном виде данная идея встречается у блаж. Августина, который, впрочем, избегал прямо говорить о предопределении к осуждению.103 Последнее понятие нельзя считать безусловной новеллой кальвинизма еще и потому, что оно не чуждо и лютеранскому исповеданию,104 хотя акцент в последнем обычно ставится на позитивном элементе учения – призвании всех верующих к спасению.105 Однако именно реформатство постепенно ставит доктрину предопределения в центр своей богословской системы.
Богословие реформатства решается на следующий логический ход. Если человек может обратиться и быть спасен только благодаря особому действию благодати Божией, которая не зависит от его собственных усилий, то, следовательно, все оправданные люди изначально были предназначены Богом к спасению. Значит, остальное человечество предопределено, по недоступным человеческому пониманию судьбам Божиим, к вечному осуждению.106 При этом жертва Христа с необходимостью должна быть принесена только за избранных к спасению, другое понимание умаляет значение Искупления.107
Для кальвинизма характерна идея о том, что Бог, создавая мир, для приумножения Своей славы желал объективной целесообразности во всем, в том числе и в социальном устройстве. Поэтому активность избранных христиан направляется в русло рационализации мира. Цель пребывания избранника в мире, согласно Кальвину, – деятельность, направленная на прославление Бога, соблюдение заповедей во славу Его величия. Самой своей жизнью человек прославляет всемогущество Божие. Отсюда возникает императив социальной деятельности. Устройство всего общества должно соответствовать заповедям, и христиане призваны трудиться над его обустройством и улучшением.
Аналогичным образом понимается и необходимость профессиональной деятельности, которая должна осуществляться во имя общего блага и ради любви к ближнему. Эта любовь к ближнему мыслится исключительно как служение Богу, находя свое выражение в первую очередь в надлежащем исполнении своего профессионального долга. Любовь к ближнему, таким образом, трансформируется и в деятельность, направленную на преобразование и улучшение окружающего мира и общества.
Доктрина двойного предопределения не имела для самого Кальвина центрального значения. Его преемники, систематизируя учение своего духовного наставника, ужесточили и придали логическую законченность в том числе и данному аспекту его богословия.108 В результате идея безусловного предопределения сформулирована в реформатстве наиболее рациональным и безжалостным образом.109
Ключевой вопрос
Естественно, что учение о предопределении должно было ставить перед каждым верующим вопрос о его собственной участи. Кальвин отрицал, что добрые дела свидетельствуют об избранности человека, хотя и считал их плодами веры. Может ли человек удостовериться в собственном избрании? С точки зрения Кальвина, это невозможно, так как предполагает, что человеческий разум пытается проникнуть в тайны промысла Божия. Он считал, что в жизни невозможно отличить избранников Божиих от остальных людей, хотя одним из свидетельств избранности может служить устойчивость в вере (поскольку вера является следствием благодати). Впрочем, очевидно, что вопрос собственной избранности не беспокоил Кальвина – он был уверен в важности доверенной ему миссии и ощущал себя орудием Бога.
Следующие за Кальвином реформатские богословы (начиная с Т. Безы), подчеркивающие значение предопределения, уже пытаются определить, как верующий может удостовериться в своем предопределении к спасению. Тем более в раскрытии данного вопроса были заинтересованы широкие массы верующих, не имевшие склонности к «высокому богословию», но нуждавшиеся в обретении уверенности в собственном спасении.
Так, Вестминстерское исповедание утверждает, что хотя мы «во всех делах своих и остаемся рабами негодными», избранные обладают безошибочной уверенностью в ниспослании им благодати. Борьба же христианина со злом длится всю жизнь.110 Cознание исполненного долга также дает избранному уверенность.
В общих чертах ответы богословов ищущим уверенности в избранности христианам сводились к двум вариантам. В первом случае верующему было необходимо считать себя избранником Божиим, прогоняя всякие сомнения как диавольское искушение. Ведь недостаточная уверенность в спасении может свидетельствовать о неполноте веры – и, следовательно, о неполноте благодати. Таким образом, усилия человека направлялись на самоубеждение.
Второй совет реформатского богословия относительно обретения уверенности в спасении заключался в рекомендации максимально прилежно осуществлять деятельность в рамках своей профессии.
Упорный труд прогоняет духовные сомнения и дает ощущение избранности.
В богословии кальвинизма акцент на трансцендентности Бога по отношению ко всему сотворенному привел к отрицанию какого бы то ни было мистицизма, он не давал места описанному в лютеранстве чувству проникновения Бога в душу верующего, «мистического союза» с Творцом. Общение Бога и человека может узнаваться лишь по тому, что Бог действует в нем. Человек должен ощутить себя орудием Божиим, таким образом укрепившись в вере и осознании своего избранничества.111
Добрые дела также необходимы в качестве знака избранности. Они служат не для обретения благодати, а для обретения уверенности в спасении, т. е. помогают верующему осознать себя орудием Бога в этом мире.112
Иными словами, реформатское богословие требовало от верующих не отдельных добрых поступков, а постоянного соблюдения некоего нравственного кодекса, требовало возведенной в систему святости. Естественно, что системы жесткой регламентации действий существовали на Западе и до Кальвина, прежде всего в средневековых монашеских орденах. Отличием реформатства в данном случае выступает существенное преобразование аскезы – ее обращенность исключительно на мирскую деятельность, в том числе профессиональную, вызванная стремлением найти в такой деятельности подтверждение своей вере.113
