Он кое-как добрел до своей комнаты, поел и тут же заснул. А утром проснулся как ни в чем ни бывало. Ни жара, ни безумия. Только худоба и осталась, доказывая, что Селесе ничего не привиделось. Однако до приезда Жерена все пришло в норму, мальчишка ел за троих и быстро поправлялся. И Селеса решила ничего не говорить мужу. Ну, мало ли… Не беспокоить же супруга у которого и так дел невпроворот из-за такой мелочи, как непонятное недомогание у ученика.
Тем более, что мальчишка и раньше, вызывал беспокойство у мастера. Была у него одна странна привычка: работе с драгоценными металлами и благородными металлами, ученик предпочитал возню с речными голышами и медной проволокой. Он каждый раз набивал карманы красивыми камешками, подобранными у реки или на обочинах дорог. Но Селеса, в отличие от Жерена, не видела в этом ничего плохого. Она помнила, как моя Анни собирала камни, которые предсказывали ей будущее.
Селеса, вообще, неожиданно для себя привязалась к Вирхе, как к своему, тем более он не слишком отличался по возрасту от их с Жереном сына. И очень часто прикрывала грехи мальчишки перед мужем.
Но накануне экзамена в гильдии, Вирха отправился по поручению Жерена к кузнецу за серебряной проволокой и снова пропал.
Жерен, не дождавшись нужной ему проволоки, отправился за ней сам. Оказалось, что Вирха до кузницы так и не дошел, исчез где-то по дороге. Жерен был страшно зол. И когда к вечеру мальчишка вернулся в том же состоянии, как и в прошлый раз, объявил несчастному, что отзывает из Гильдии свое ходатайство об изменении статуса ученика. Если нерадивый ученик не понимает, как важно не шляться по улицам, а работать, значит еще не готов к повышению. В своей злости и ярости, Жерерн даже не обратил внимание на резко появившуюся худобу, жар и безумие в глазах.
А вот Селесу это встревожило. На следующий день, когда Вирха снова чувствовал себя хорошо, она принялась расспрашивать мальчишку, где тот был и что делал. Но к ее огромному сожалению, он почти ничего не помнил. Сказал только, что шел к кузнецу, а потом увидел как горько плачет молодая женщина. Ему стало жаль ее и он решил помочь несчастной и вылечить ее ребенка от страшной болезни, которая медленно поедала его тело, заставляя скрючиваться кости. А потом он больше ничего не помнил. Когда пришел в себя, женщины рядом не было, а он сидел в каком-то темном закутке, обнимая себя и дрожа от холода.
— Если бы тогда я догадалась спросить, откуда Вирха узнал про ребенка, — вздохнула Селеса, — может быть мне удалось бы остановить его раньше, чем… Но я не догадалась. Я думала, что он подошел к этой женщине и она сама рассказала ему о своей беде. Понимаешь, Вирха всегда был чересчур добрым. Он чем-то напоминал мне Нюня. Наверное, поэтому я к нему так привязалась… Иногда я даже думала, что Нюнь его отец…
— Нюнь? — нахмурилась я. А ведь мне кто-то говорил, вспомнила я, что женщины Нижнего мира частенько привечали добродушного нищего. — Думаешь, правда, Нюнь сделал ребенка этой нищенке?
— Нет, — покачала головой Селеса, — это не он. Когда все вскрылось, я навела справки и выяснила, что хотя его мать не помнила, кто именно из ее клиентов стал отцом Вирхи, она была уверена, что этот человек не из Яснограда. Потому что она пришла сюда уже беременной. Из Абрегории. Боялась, что у нее будет дочь и не желала ей такой же жизни, которая была у нее. Ты же знаешь, какие у них порядки… Девочкам не дают даже повзрослеть…
Я кивнула. Знаю… Я сама вытащила мою Катрилу из лап насильников, которые по обычаям империи, решили, что девочка, вынужденная зарабатывать себе на жизнь, а не прятаться в запертой комнате, доступна и не имеет права отказать им в удовольствии. Именно тогда я впервые стала «всехней мамой», впустив в свое тело Великую Мать.
Невольно появилось уважение к несчастной нищенке… Пусть она сама прошла через ад, но нашла в себе силы и сделала все, чтобы избавить свою возможную дочь от участи погибнуть в тот самый день, как упадет первая кровь, обозначая ее взросление.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тем временем Селеса продолжала свой рассказ.
— Дальше все было так же… Странные приступы повторялись нечасто, но регулярно. Жерен поначалу ругался, потом сделал вид, что Вирхи не существует. Он просто не замечал своего ученика, решив, что твердость руки и способности к ювелирной работе, не способны сделать мастера из безответственного человека. Он бы выгнал Вирху, но я всегда заступалась за него и уговаривала Жерена дать ему еще один шанс.
Она тяжело вздохнула.
— Но три года назад, когда Дошка снова родила, я решила съездить в Руспублику Талот и навестить дочь и внуков. Я ведь их никогда не видела, и страшно скучала. Когда я вернулась,. Вирхи не было… У него случился очередной приступ, и Жерен выгнал его, решив, что это удобный случай избавиться от бесполезного ученика… Он сказал, — Селеса вытерла крошечную слезинку, — что Вирха для меня, как сумка без ручки. И бросить жалко, и тащить неудобно. И он решил все за меня. Выкинул бесполезную вещь… Мы тогда так сильно разругались. Я никак не могла понять, почему Жерен не видит того, что для меня было очевидно почти сразу… Вирха, так похож на Лушку и Анни… Не внешне, — вскинулась она, увидев, что я собралась возразить, — но чем-то другим. Ваши дети всегда казались родными, хотя родными по крови никогда не были…
— Ничем не похож, — нахмурилась я. — между ними нет ничего общего…
Селеса пожала плечами и заявила:
— А мне кажется, ваше величество, что похож… Жерен читал мне ваше письмо, в котором вы рассказывали историю Великой Матери… И я заметила кое-что… то, что не заметил никто…
— И что же ты заметила? — усмехнулась я. Кажется, Селеса слегка заигралась… И хотя тайна Вирхи, несомненно, очень интересна, но что могла пропустить в истории Великой матери я? Та, которая фактически прожила ее жизнь, пусть и во сне?
— У Великой матери и ее возлюбленного было не трое детей, а четверо…
Глава 6
— Четверо⁈ — рассмеялась я. Заявление моей подруги попахивало тем самым безумием, которое я увидела в глазах Вирхи…
— Четверо, — подтвердила она. — Трое стали Древними Богами, а о четвертом все забыли… Вернее, — поправилась она, — не о четвертом, а о первом…
— О первом⁈ — снова переспросила я, но в этот раз совсем не смеялась над Селесой. Она была права… Мы совсем забыли о ребенке, который родился до того, как Великая Мать заняла тело женщины. — Но…
Я замолкла, не зная, что сказать. Ведь Великая Мать не говорила, что «отсыпала» первому сыну хотя бы каких-нибудь способностей. Но, с другой стороны, разве это не могли сделать Ее дети? Сами Древние Боги? Могли…
— Ага, — вздохнула Селеса. — Я тоже не сразу поняла. Но потом догадалась, что должен был быть тот, кто делал Древним Богам все эти Дары. И это Вирха… И его предки.
Вирха… Загадочный Артефактор, наличие которого было очевидно, но о котором никто не подумал. Кроме Селесы…
— Думаю, — продолжала моя подруга, — что пока его отец был жив, с мальчишкой все было нормально. Но когда тот умер, Дар перешел сыну. И теперь Вирха такой.
Она сжала губы и вытерла слезу. Мне на миг показалось, то она снова расплачется, но Селеса сдержалась и продолжила свой рассказ.
— Каждый раз, когда он создает Дар Древних Богов, он теряет разум и силу. Отдает их этим побрякушкам. Когда я нашла его тогда, после возвращения из Республики Талот, он был совсем плох. Пришлось спрятать его так, чтоб никто не нашел. Жерен, конечно, ворчал, что я притащила в дом ненормального, но не спорил. Только сделал вид, что Вирхи не существует. И даже не заходит к нему. К счастью… иначе монах узнал бы о том, кто прячется в нашем подвале…
Я кивнула. Селеса была права. Нам повезло, что Жерен такой упрямый и вредный во всем, что касалось ювелирного мастерства. Если бы он разобрался в том, что происходит, то мальчишка совершенно точно заинтересовал бы Великого отца. Ведь тот зачем-то собирает артефакты Древних Богов…
