— Говори! — потребовал снова Мишель, встав напротив старой дамы, которая на его фоне казалась иссохшей каргой.
— Твой брат был болен, — выдохнула женщина, спрятав подрагивающие руки в складках платья, — Это ты хочешь услышать?
— Больные такое не вытворяют! — взвыл граф, взъерошивать свои волосы.
— Это проклятие Габриэль унаследовал от вашего отца, — рухнув в кресло промолвила Эдит, — Я так молила бога, чтобы оно обошло вас стороной, но видимо он не внемлил моим молитвам. Я так старалась чтобы ты забыл тот ужас…
— Что ты говоришь? — Мишель не понимал невнятные слова бабушки.
— Ты был крошечным, когда я узнала страшную тайну твоего отца. Я провожала тебя на сон, и мы услышали крик твоей матери. Открывая дверь ее комнаты я и помыслить не могла, какой ужас там увижу. Твой отец с обезумевшим лицом, навис над моей девочкой сжимая кинжал в руках. Ее тело было усыпано порезами, а острое лезвие приближалось к животу, в котором был твой брат. А ты, глупыш последовал за мной и увидел весь ужас. Я так боялась, что твой разум повредиться после произошедшего, и даже подумать не могла, что беда коснется Габриэля… Позже дочь рассказала, что этот недуг мучил твоего отца с детства. Он зверел и творил страшные вещи, а к рассвету просто не помнил о содеянном. Она рассказывала ему в слезах, и он рыдал вместе с ней, вымаливая прощения. Габриэла любила мужа и молча терпела все издевательства. А я любила твоего брата, и не могла отвернуться от него из-за страшного недуга.
— Ты должна была рассказать мне! — воскликнул Мишель, до глубины души поразившись услышанному, — Сколько лет ты покрывала эти издевательства в моем доме?
— А что бы ты сделал, Мишель? — устала промолвила дама, — Посчитал бы его прокаженным и отослал подальше от себя в монастырь?
— Я бы нашел выход, должно существовать излечение!
— Нет, думаешь я не искала, — отмахнулась графиня, — Когда я впервые узнала, что проклятие перешло к моему мальчику, не поверила, списав происшествие на юный возраст. Ведь ему было тогда всего двенадцать, а я так боялась страшного недуга. Он пришел ко мне весь в крови, признавшись, что убил свою любимую кошку. Я спросила за что, а Габриэль, рыдая, ответил не знаю. Но подобного не повторялось… До шестнадцати лет. А потом конюх обвинил мальчика в том, что он чуть не задушил его дочь. Я заставила их молчать, заплатив немалую сумму. И конечно стала искать лечение, но сколько врачей не осматривали внука, сколько целителей не давали своих снадобий, пророча скорое выздоровление, ничего не помогало. Изолировала его, но когда наступали те темные моменты, он крушил все вокруг, начиная вредить себе. Габриэль не виноват, что унаследовал проклятие, думаешь он этого хотел? Разве ты помнишь его жестоким? Или грубым? Вспомни! — утерев слезы потребовала Эдит, — Он всегда был веселым, жизнерадостным мальчиком.
Да, Мишель помнил его именно таким, беззаботным, шебутным младшим братом. Оттого и в слова бабушки было сложно поверить.
— Восемь лет, — опустив голову произнес граф, — Восемь лет ты скрывала правду. Восемь лет, уму непостижимо! Ты превратила родовой замок в пристанище дьявола. Ты поощряла его безумия, приводя к нему новых девушек. Это ты должна быть проклята за содеянное.
— Не говори так! — прокричала графиня, — Я просто боялась, что он навредит себе. Хотела спасти его и защитить! Кто они эти девушки? Рабыни, которые не подбери я их, давно бы сгинули. А здесь они под крышей в тепле и сыты. Габриэль, лишь малая плата за их жизнь.
— Да, ты сама безумна! Брата нужно было защищать от тебя! — прорычал Мишель ей в лицо, — Если бы ты только рассказала, я нашел бы выход, и он был жив! Но нет, ты решила молча потакать пороку, место того, чтобы его искоренить.
— Глупец, — отчаянно выкрикнула старуха, — Ты ничего не знаешь об этом. И благодари бога за то, что проклятие не коснулось тебя. И моли Бога, чтобы оно не передалось твоим сыновьям.
— Вы больны дражайшая графиня! И ваша болезнь сумасшествие, — промолвил брезгливо отшатнувшись Мишель.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Моя болезнь слепая любовь к детям дочери!
11 ГЛАВА
Мишель метался по комнате, не находя себе места. Распахнул окно и впустил внутрь холодный ветер от которого, тут же замаячило пламя в камине. Слова бабушки не выходили у него из головы, он слышал их эхом снова и снова — "Благодари бога за то, что проклятие не коснулось тебя". Но не коснулось ли? Сейчас душу мужчины бередили сомнения. Все услышанное казалось бредом сумасшедшей старухи, и если бы не изуродованные тела служанок, Мишель не поверил бы в это ни за что. Но факты говорили за себя. И теперь граф не знал, как быть с тайной семьи. Не знал, обошло ли его стороной безумие? Нет, он никогда не был жесток с женщинами. Но на войне в жестокости с ним вряд ли кто-то мог сравниться. Мишель впервые задумался, а нормальна ли его кровожадность? Граф сам лично не морщась пытал пленных, и их боль и крики, не вызывали у него никаких эмоций. Он был безжалостен на поле боя и не щадил никого. Но то была война, а в жизни мужчина не проявлял жестокости. Теперь голову бередили жуткие мысли, что если он не уподобился брату, лишь потому что крови ему хватало на войне?
Слова бабушки не давали покоя. Мишель злился на нее и в то же время отчасти понимал. Уйдя в армию он взвалил на плечи старой женщины все хлопоты по управлению замком. Да и воспитанием Габриэля, занималась непосредственно она, в то время, как Мишель рос самостоятельно. Граф не обязан был служить, так как унаследовал титул и огромное состояние, он получил и обязательства, всем этим управлять и думать о продолжение великой династии. Но еще в пятнадцать лет понял, что его прельщает служба. И когда принял окончательное решение, все очень удивились. Бабушка стала отговаривать, но Мишель был непреклонен. На восемь лет его затянула военная жизнь, поле боя стало домом. Да и двор короля принимал, как героя, женщины сами лезли в постель. А мамаши толкали своих юных дочек к нему под ноги, мечтая выдать их за благородного графа, в придачу и обеспеченного. Он наслаждался таким раскладом, и без страха бросался в бой, не боясь получить очередное ранение.
Известие о мирном договоре немало огорчило Мишеля, к тому времени он уже являлся капитаном королевской армии, и приближенным самого короля. Тогда мужчина не сдержался и высказал все, что думает об этом абсурдном договоре на совете.
— С чего они согласились на это сейчас? — недовольно ударил он ладонью по карте, — Когда мы оттеснили их армию за свои границы, и отвоевали часть вражеской территории? — Мишель обвел пальцем недавно завоеванные земли.
— Это решение короля, и не вам его обсуждать капитан, — отрезал генерал нахмурив брови. Он тоже был не в восторге от такого расклада, но и возражать его светлости не посмел.
— Не мне, — согласился Мишель, прекрасно понимая причину мира, королевская казна была пуста, а армия требовала немалого обеспечения, — Но я был там, и знаю, что вражеская армия, как никогда истощена, и сейчас очень уязвима. Нам не составит труда в считанные дни разбить их.
— Капитан Дантон, знайте свое место, и не забывайте, что и наша армия на грани. Люди устали от затянувшейся войны и хотят покоя, — возразил советник короля, поправив напудренный парик. Да, что этот сноб знает об армии, и о самой войне? Можно подумать, совет когда-то интересовал простой люд. Голод, чума, бесчинства свирепствуют за пределами королевского дворца, и кому до этого есть дело?
Возмущению Мишеля не было придела, но он понял, доказывать совету что-то, бесполезно. И обреченно удалился от двора. Вернулся лишь когда король лично, послал за ним гонца с требованием немедленно явиться ко двору. Конечно граф понимал, что это требование не полностью принадлежит его величеству. За те месяцы, что он не появлялся во дворце, получил кучу писем от принцессы Агнес. Мишель часто вспоминал белокурую красавицу, коротая вечера в поместье Дантон, там он теперь и проводил большую часть времени, вдали от бабушки и брата.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
