Где-то к полудню отряд подошел к реке и переброшенному через нее мосту. Это, как понял дон Пабло, была одна из немногих американских рек, еще не успевших получить испанское название. Индейцы называли ее Чунта-майу25, Пальмовая река, и ни с каким другим названием она не ассоциировалась. Ее не успели переименовать ни в Сан-Мигель, ни во что-то другое подобное, разве что исказили название, как прежде исказили название реки Уру-пампа, превращенной в Урубамбу26.
Сразу за мостом дорога пошла вверх и вскоре вывела на обширное и практически сплошь застроенное плато. Это и была собственно Вилькабамба – столица последнего независимого государства инков. Ее размеры поразили дона Пабло, ожидавшего увидеть что-нибудь вроде деревни в забытой Богом глуши. На самом же деле, если прикидывать на глаз, город в длину простирался примерно на целую лигу27, а в ширину – на половину, и размерами почти не уступал некогда столичному Куско!
Как и Куско, Вилькабамба не имела укреплений в виде стен и башен, что тоже поражало: не раз и не два правители Империи сталкивались с опасностями осад, однажды даже едва не лишившись столицы при внезапном нашествии чанки. Позже, правда, они построили прикрывавшую город огромную крепость28, но, что выявила уже конкиста, проку от нее оказалось немного. И вот, теперь наследники былых правителей повторяли ту же ошибку: положившись на естественный рельеф местности, затруднявший военные действия, не стали заботиться об укреплениях.
Были, однако, у Вилькабамбы и существенные отличия от того Куско, который, как говорили, застали первые конкистадоры. Дон Пабло, не считая руин крепости и других, разбросанных по долине, руин, ничего подобного не видел: к его прибытию в Перу город был существенно перестроен и уже практически принял характерные для любого испанского города черты. Но старики говорили, что некогда дома в Куско были сложены на ту же манеру, что и прикрывавшая город крепость и другие имперские постройки: из каменных глыб, обтесанных так, чтобы плотно прилегать друг к другу и сцепляться друг с другом без помощи цементирующих растворов. Кроме того, стены домов имели видимый невооруженным взглядом наклон от вертикали внутрь, объяснить каковую причуду толком никто не мог29. Дома в Вилькабамбе были построены иначе: из обычного булыжника, скрепленного глиной. Очевидно, всё-таки сказывалась нехватка рабочей силы и ресурсов: при Империи инки могли в любой момент мобилизовать на «строительную миту» десятки, а то и сотни тысяч людей; правители Вилькабамбы такой возможности не имели.
Из других отличий бросалось в глаза использование черепицы, тогда как традиционным материалом для крыш являлся тростник. Впрочем, далеко не все дома Вилькабамбы имели черепичные крыши: возможно, те, в которых переняли испанскую «технологию», принадлежали высокопоставленным лицам, а крытые обыкновенным тростником и пальмовыми листьями – простому люду. И если это было так – дон Пабло еще ничего об этом не знал, – тогда обнаруживалось еще одно существенное отличие: в Куско до прихода испанцев не было постоянного населения из простых людей. В том смысле, что простому люду элементарно нечего было делать в городе. Постоянное население состояло из представителей знати, жрецов, прибывавших на обучение детей провинциальных курак, обслуги, личной стражи Сапа Инки и немногочисленных ремесленников, работавших исключительно на нужды знати и жречества. Лишь по очень большим праздникам в город допускался кто-то еще. Да и то – с большими оговорками вроде такой, что на ночь пришлому люду все равно приходилось уходить за городскую черту. В Вилькабамбе, похоже, ограничений подобного рода не существовало. Пусть и утверждали, что новые государство и его столица были созданы по образцу и подобию прежних, произошедшие в мире перемены не могли не коснуться их. И одной из таких перемен была необходимость ведения внешней торговли, что означало появление новой, пусть и не привилегированной, но необходимой в том числе и для столицы прослойки людей. Кроме того, в городе находилась постоянная миссия из католических священников – монахов и клириков.
Наконец, этажность. Дону Пабло рассказывали, что прежде жилые дома никогда не строились или очень редко строились выше одного этажа. Даже дворцы правителей и высшей знати чаще всего были одноэтажными. А в Вилькабамбе, несмотря на действительно преимущественно одноэтажную застройку, хватало домов и в два, и в большее количество этажей.
В общем, город удивлял. Дон Пабло смотрел по сторонам и не верил своим глазам. Да: многое было построено наспех и совсем не так, как можно было бы ожидать. Но ведь и того невозможно было ждать, чтобы в такой глуши, у черта на рогах, вообще был именно город – большой, размерами сравнимый с Куско, а не чахлая деревня. А когда отряд поравнялся с храмом Солнца – что это храм, нетрудно было догадаться, – у него и вовсе глаза полезли на лоб: огромное здание с двадцатью четырьмя дверными проемами выглядело нереально фантастически для такого места! Столь же нереально смотрелся трехэтажный дворец длиною приблизительно в триста футов: не только крытый черепицей, но и облицованный изукрашенными керамическими плитками.
– Уму непостижимо! – воскликнул дон Пабло.
– Utirayachkan, – ответила Корикойлюр, тоже с недоверием во взгляде осматривавшаяся по сторонам. – Изумляет!
– Какое там – изумляет! Это просто невозможно!
– А всё-таки это есть!
– Да…
Роскошный дворец миновали не останавливаясь. Остановился отряд у другого дворца: тоже немалых размеров, но всё же более скромного. И здесь он, отряд… рассеялся: как будто его и не бывало. Просто в какой-то момент исчез, а в какой именно, дон Пабло и не заметил. Остались только чункакамайок со своими десятью людьми и – собственной персоной – пачака камайок. Первые, похоже, выполняли роль стражи, несмотря на всю бессмысленность этого занятия учитывая то, что еще минувшей ночью дон Пабло и Корикойлюр легко могли убежать, но не сделали этого. А второй – роль вестника: пачака камайок, бегло взглянув на остатки отряда, Корикойлюр и дона Пабло, чуточку помедлил, а потом прошел внутрь.
18
Не возвращался он долго. Что предвещало столь длительное отсутствие, не было ясно, как не было ясно, к кому он отправился, поэтому дон Пабло начал испытывать нервозность. Кому и что докладывал пачака камайок? Что вообще он мог доложить, если им – ему и дону Пабло – так и не удалось объясниться? Какие басни рассказывал, помимо, надо полагать, смешного происшествия подле тамбо? За кого выдавал «взятого в плен» испанца со спутницей-индианкой? За кого выдавал Корикойлюр? Вопросов было столько и каждый имел такую важность, что как не занервничать!
Чункакамайок и его люди хранили невозмутимое спокойствие. Они-то точно знали, что происходит. Дон Пабло попробовал было упросить Корикойлюр порасспрашивать их, но та покачала головой:
– Не время!
– А ты сама представляешь, что происходит?
– Пачака камайок общается с доверенным человеком Инки. А может, и с самим Инкой. Трудно сказать. Но это – точно дворец Инки. Как и тот, другой. Наверняка есть еще и третий, просто мы до него не дошли.
– Откуда ты знаешь?
– Нынешний Инка – третий правитель. А так заведено, чтобы каждый новый правитель жил в новом дворце. Старый остается в собственности панаки прежнего.
– Ну и расточительство! – не удержался дон Пабло.
Корикойлюр легонько улыбнулась.
Наконец, пачака камайок вернулся. Выглядел он озадаченным, но никакой угрозы в этой озадаченности не было. Скорее, она была проявлением растерянности от того, что случилось нечто, чего лично он не ожидал.
– Puriychik!30 – велел он дону Пабло и Корикойлюр.
– Пошли, – почти перевела Звёздочка.
Дон Пабло взял ее за руку, и они вошли во дворец.
Несмотря на внушительные размеры дворца, оказалось, что сразу же за дверью находилась пусть и большая, но всего одна комната. Ее отделка, в отличие от отделки наружных стен, не поражала ничем необыкновенным: не было в ней ничего, что могло бы ассоциироваться с роскошью. Разве что стены от пола до потолка, практически по испанскому образцу, были прикрыты панелями из душистого кедра, в изобилии произраставшего в окрестностях Вилькабамбы. Даже пол являл собою просто хорошо утрамбованную землю. В одном из углов находилось подобие очага, а в дальнем стояло низкое кресло, в котором сидел немолодой уже, лет сорока, человек, одетый весьма эклектично. Традиционная для индейцев рубаха без рукавов, сшитая из одного куска полотна, совсем не сочеталась с европейскими штанами и сапогами. Мочки ушей человека были растянуты большими золотыми вставками, но ни тесьмы вокруг лба, ни перьев, характерных, как это знал дон Пабло, для индейских правителей, на голове не было. Однако жесткое, резко очерченное лицо и твердый решительный взгляд выдавали в сидевшем человека не просто незаурядного. Дону Пабло, повидавшему всякого рода правителей, сразу же стало ясно, что перед ним – Инка собственной персоной. Дон Диего де Кастро, как его называли испанцы. Или Титу Куси Юпанки, как он сам называл себя. Именно он, незаконнорожденный сын Манко Инки, захватив престол Вилькабамбы после смерти отравленного сводного брата, за несколько лет удачных военных действий многократно расширил границы государства – с территории плато до многих десятков тысяч километров: не было даже ясно, насколько конкретно, потому что часть расширений пришлась не на испанские владения, а на владения диких племен, обитавших в предгорьях восточного склона кордильеры и ниже, уже непосредственно в сельве. Именно он безжалостно казнил тех из своего ближайшего окружения, кто однажды дрогнул и побежал: когда испанский посол, желая испугать его, на всем скаку вплотную подлетел к нему на лошади, остановив ее в последний миг – так, что, как говорили, слюна разъяренной лошади падала ему на одежду. Именно он подавил восстание другого своего сводного брата – законного наследника трона, правда, проявив к нему известную снисходительность: сохранив за ним титул смотрителя и жреца при теле их общего отца, запретил выходить из подобия монастыря – дома Дев Солнца31, в каковом доме брат с тех пор и проживал32, отправляя культ и ни в чем не нуждаясь. А потом именно он, понимая, что его ресурсы очень ограничены, заключил с колониальными властями мирное соглашение, с одной стороны, признав себя вассалом испанской короны, а с другой – вынудив колониальные власти признать законность существования того, что испанцы с тех пор называли королевством Вилькабамба. Причем в границах не плато, а завоеванных Титу территорий колонии. Его побаивались и уважали. С ним пытались наладить дружеские отношения. Его уговорили принять крещение, но, по-видимому, с его стороны это было не более чем дипломатической уловкой – такой же, как ранее принесенная им присяга на верность короне. В отличие от Сайри Тупака, предавшего свой народ и переселившегося в Юкай, Титу Куси Юпанки твердо «сидел» в Вилькабамбе и уходить из нее не собирался.
