Завидев приближающегося Андрея Васильевича, пакистанец в темных очках, до того мирно выпускавший сигаретный дым в окно автомобиля, начал нервно крутить ручку, торопясь поднять стекло. Андрей Васильевич постучал согнутым пальцем в затемненное окно, задал свой вопрос в приоткрывшуюся щель и стал ждать ответа, прислушиваясь к приглушенному, но энергичному обмену мнениями внутри машины.
— О’кей, следуйте за нами, — проговорил, высунувшись наружу, человек в темных очках.
Вскоре «наружка» и «Тойота» подъехали к небольшому дому, фасад которого украшала доска с надписью «Международный Красный Крест» и прикрепленная чуть ниже табличка: «Убедительная просьба к посетителям не входить на территорию миссии с оружием». «Наружка» тактично откатилась в сторону, откуда и продолжила наблюдение.
В помещении миссии Анвара и Андрея Васильевича встретил приветливый, безукоризненно одетый швейцарец Мартин, говоривший по-английски с чуть уловимым, но забавным акцентом. Он внимательно выслушал рассказ Анвара о встрече с узбеками, спокойно сказал: «Не стоит» — в ответ на благодарность Анвара за содействие и спросил, что собираются делать дальше советские друзья.
— Не думаю я, что из этой затеи с приездом родителей будет большой толк. Моджахеды ведь уверены, что все трое откажутся возвращаться. Потому-то Навруз так легко и согласился. Впрочем, попробовать можно. Что у меня нового? Есть кое-что. Недавно вернулась наша экспедиция из Бадахшана, так вот они видели там одного вашего.
— Пленный?
— Нет, — Мартин немного замялся. — Не пленный, а совсем даже наоборот. Он несколько лет назад бежал из своей части с оружием в руках, устроился у командира Масуда и служит теперь у него в личной охране. Афганцы прозвали его Исламуддин, а настоящее его имя Николай Николаевич… — Мартин назвал фамилию. — Он не очень-то разговорчивый, но нашим людям, пока они были у Масуда, удалось узнать у афганцев, что Исламуддин неоднократно принимал участие в боевых операциях против советских войск. О том, чтобы он вернулся, и речи быть не могло. Вот и все мои новости.
* * *
— С этим Николаем Николаевичем мне все ясно, — сказал Андрей Васильевич, попрощавшись с Мартином. — А вот узбеки? Как ты думаешь, хоть какая-то надежда есть?
— Аллах их знает! Юсуф точно не вернется — уж больно здорово они ему мозги промыли. Насчет Карима ничего не могу сказать. Может быть, разговор с отцом на него подействует. А вот Фарид… Ты обратил внимание, что он почти все время отмалчивался и Юсуфу не особенно поддакивал. Да и вид у него какой-то… грустный, что ли? Узнать бы, что у него на душе. Может быть, он и согласится. Посмотрим, в общем.
— Слушай, Анвар, ты можешь сказать по своему опыту, как моджахеды к нашим среднеазиатским пленным относятся? Наверное, все же не так, как к русским? Может быть, поэтому наши узбеки не так уж домой рвутся? Так?
— Не совсем так. Узбеку или таджику, вроде меня, действительно проще адаптироваться и найти общий язык с афганцами. Но дело-то не в этом. Пресловутый Николай Николаевич не узбек ведь, и начальник разведки Масуда, наш бывший подполковник, — тоже не таджик. Главное — какой человек. Вот тебе, пожалуйста, история одного таджика, как я ее слышал. Взяли его афганцы и, как водится, стали в свою веру обращать — в прямом и переносном смысле. Таджик оказался восприимчивый, Коран начал учить, во всем слушался, советскую власть ругал и так далее. В общем, вошел постепенно в доверие. Привезли его в Пешавар, пожил он там некоторое время, вел себя тихо-мирно, а потом в один прекрасный день, когда моджахеды зазевались, — шасть в автобус и в Исламабад! Поймал такси, попросил привезти в советское посольство, а пакистанец перепутал и доставил его прямо к МИДУ. К счастью, оттуда до посольства всего три километра, и парень успел на своих двоих добраться до нас, пока его моджахеды не хватились. Случилось это, если не ошибаюсь, в восемьдесят втором году. Да мало ли таких случаев было? Поэтому мы и будем работать до тех пор, пока есть пусть даже слабая надежда, что там, в Афганистане, остался хотя бы один наш человек, который хочет вернуться на родину. Ну что же, на сегодня у нас все. Сейчас заедем в китайский ресторан, пообедаем в счет представительского мероприятия, которое мы якобы устроили в честь Мартина, и покатим обратно в Исламабад.
Глава четвертая
ИЮНЬ 1989 ГОДА
Военным планам Зия-уль-Хака в отношении Кабула не было суждено сбыться из-за его гибели в авиакатастрофе 17 августа 1988 года. Новое руководство Объединенного разведуправления поспешило с созданием переходного правительства афганских моджахедов в Пешаваре, в которое вошли представители всех семи ведущих партий. Пытаясь ускорить ход событий, пешаварское правительство отказалось от планомерной и длительной осады Кабула и сделало ставку на операцию по захвату города Джелалабада. Успех в Джелалабаде позволил бы, как рассчитывали афганские лидеры, объявить часть территории страны свободной от кабульского режима и провозгласить правительство моджахедов на афганской земле.
К большому разочарованию моджахедов, их первая попытка вступить в столкновение с регулярными войсками Кабула и овладеть Джелалабадом закончилась полным провалом.
Неудача под Джелалабадом еще более усилила разногласия между афганскими партиями, поставив крест на перспективах их совместных наступательных операций, и надолго отсрочила падение режима Наджибуллы.
Единства не было и в правительственном стане. Постоянное соперничество в борьбе за власть между двумя фракциями правящей Народной демократической партии Афганистана — «Парчам» и «Хальк» — привело к репрессиям против халькистов и к попытке военного мятежа, организованной министром обороны Ш. Н. Танаем 6 марта 1990 года, которая окончилась неудачей.
Политика «национального примирения», которую пытался проводить Наджибулла, не дала ощутимых результатов. Напротив, оправившись после поражения под Джелалабадом, моджахеды усилили военный натиск и постепенно добились заметных успехов в ряде районов страны.
Манзур нетерпеливо переминался с ноги на ногу на наблюдательном пункте в ожидании запланированной на раннее утро атаки на пост правительственных войск в нескольких километрах к востоку от Джелалабада. Командир Башир, отряд которого должен был участвовать в деле, несколько раз появлялся на посту, произносил пару ободряющих фраз — скоро-де начнем! — а затем исчезал в неизвестном направлении. Наконец-то, когда последние остатки утренней прохлады уже растаяли в густых зарослях вдоль арыков и все ощутимее стал накаляться зной жаркого июньского дня, к передовой позиции из ближайших кишлаков, где они провели ночь, начали подтягиваться бойцы Башира. Воины собирались неторопливо и не сразу, не спеша передвигаясь по узким каменистым тропкам небольшими группками — кто пешком, а кто и на велосипедах. Вслед за ними на побитой голубой «Волге», изрыгавшей из болтающейся выхлопной трубы клубы зловонного черного дыма и поднявшей тучу мелкой красноватой пыли на дороге, прибыл и сам Башир с несколькими помощниками, непонятно как поместившимися все вместе в автомобиле. Командир, произнеся краткую молитву за успех дела, стал лично руководить подготовкой к бою, разводя моджахедов по разные стороны почти пересохшего ирригационного канала, объясняя им задачу и энергично показывая рукой в сторону едва видного с наблюдательного поста укрепления, которое предстояло атаковать.
Манзур взглянул на часы. Несмотря на знание неспешных повадок своих подопечных и собственное воистину огромное терпение, столь помогавшее в общении с моджахедами, ему стало не по себе. Скоро полдень, а ни одного выстрела еще не сделано! Кто так воюет, ради Аллаха! А уж о какой скрытности и внезапности можно говорить! Еле идут, никакой маскировки, ни разведки, ничего! И зачем только понадобилось так спешить со штурмом Джелалабада и пытаться сделать из разрозненных недисциплинированных отрядов регулярную армию? Целых четыре месяца, с марта по июнь, топчутся на месте, боеприпасов перевели тонны, людей сколько потеряли, а толку — никакого! Нет, гораздо хуже! Под Джелалабадом потеряли главное — боевой дух и веру в близкую победу, до которой после ухода советских из Афганистана, казалось, было рукой подать. Был бы жив президент, все могло быть иначе. Взяли бы Кабул в кольцо блокады и сжимали его до тех пор, пока не придушили бы Наджибуллу. Нет ведь, невтерпеж стало лидерам моджахедов ждать — чем с Кабулом связываться, Джелалабадде по-быстрому возьмем, правительство на своей земле провозгласим и уж тогда все вместе навалимся на столицу. Где уж там «все вместе»! Такую склоку развели в своем переходном правительстве в Пешаваре, что про общего врага стали забывать. Ослы, истинные ослы! Прав был генерал Алтаф, трижды прав, когда говорил, что перессорятся они все, если займутся политикой, а не войной. Только президент и он могли держать моджахедов в узде, но, увы, нет теперь и Алтафа. Не пригласи его президент в последнюю минуту в эту злосчастную поездку в Бахавальпур… Э-хе-хе!
