Но она бросилась к его ногам.
Как все это печально!
Единственным утешением для Виллему было то, что он не увлек ее туда, куда хотел.
Она возненавидела его за то, что он сделал с Мартой, как, наверняка, со многими другими. Она даже не предполагала, что может кого-то так люто ненавидеть. На ресницах ее все еще висели слезы: она по-прежнему скорбела о маленькой Марте, встретившей единственную в своей жизни любовь, поверившей в нее. Последние мгновенья в омуте — что чувствовала она тогда?
Нет, Виллему не решалась думать об этом. Она сама пережила нечто подобное. И к тому же ее столкнул туда не возлюбленный.
«Да поможет Бог нам, влюбленным женщинам, — подумала она, — всем, влюбленным в безумных мужчин, отдающим им все и жертвующим ради них всем, а потом ставших для них мусором, на который не стоит и смотреть!»
Виллему не сочувствовала женскому полу, поскольку мысли ее чаще бывали заняты другими, более светскими вещами. Но бедная дочь Тубренна, Кристина, открыла ей глаза. Судьба же Марты взволновала ее.
Яростно смахнув слезы и глубоко вздохнув, она поскакала в Элистранд.
4
На столе в прихожей ее ждала записка. Мама Габриэлла писала ей крупным, размашистым почерком:
«Виллему!
Где тебя носит? По твоей милости нам снова придется искать отговорки, и священник вряд ли нам поверит. Когда же ты научишься быть внимательной к окружающим?
Тебе пришло письмо. Оно лежит в твоей комнате.
Мама».
Письмо? Ей?
Виллему тут же забыла все свои недавние страхи, забыла об угрызениях совести и о негодовании по поводу увещеваний матери — и бросилась по лестнице в свою комнату.
Там лежал запечатанный пакет. Заметно потрепанный, он, очевидно, долго был в пути. В те времена почтовое сообщение было недостаточно быстрым, хотя и систематическим, но время от времени связь прерывалась — когда письма пересылались по другому адресу, часто мешала непогода, в пути бывали нападения и все что угодно.
И вот теперь перед ней было то письмо, которого она ждала так долго! Она чуть не порвала его, развернув так быстро, что оно тут же снова свернулось — и все пришлось начинать сначала.
С чувством блаженной радости она опустилась на стул и стала читать письмо, написанное твердым почерком Доминика.
«Дорогая маленькая Виллему!
Если бы ты знала, как я был рад, получив от тебя письмо! Тысяча, тысяча благодарностей за то, что ты доверилась мне, хотя я так часто поддразнивал тебя все эти годы. Но на это у меня были свои причины, которых тебе не понять.
Виллему, меня очень напугало то, что произошло с тобой: что тебя хотели затоптать лошадью. Ты должна немедленно, не откладывая, сейчас же рассказать об этом своим родителям, если ты до сих пор этого не сделала. Ты просто сумасшедшая, если продолжаешь молчать об этом, ведь это может повториться!
С тех пор, как я получил твое письмо, я не нахожу себе места. Тебе нельзя больше оставаться здесь, если кто-то хочет убить тебя. Я опять отправляюсь по поручению, ведь я курьер Его Величества, как ты, наверное, знаешь, и когда пришло твое письмо, меня тоже не было дома, поэтому тебе пришлось так долго ждать ответа. Но в декабре меня снова вызывают в Акерсхюс, к Гюльденлеве, так что я смогу навестить тебя. Я переговорил с отцом и с матерью, и они будут очень рады, если ты поживешь некоторое время у нас, пока не минует опасность. Сам же я большую часть времени провожу вне дома, так что тебе не придется выносить мое присутствие, но я прошу тебя, попроси у дяди Калеба и тети Габриэллы разрешения! Я уверен, что они позволят тебе пожить у меня, когда узнают об опасности, которая тебе угрожает. Мне хотелось, чтобы ты приехала, здесь ты будешь в безопасности».
Поехать в Швецию? В дом к Доминику? О, она с восторгом сделает это! Теперь она знает, что делать: она расскажет родителям об обоих нападениях, чтобы не было больше никаких сомнений. Доминик указал ей выход.
«Так печально было узнать о Никласе и Ирмелин, которые не могут пожениться. Я разделяю твое огорчение — больше, чем ты думаешь, Виллему. Я воспринял эту новость так тяжело, что у меня просто нет слов».
Неужели? Она удивленно подняла голову, стараясь понять, что он имеет в виду, но так и не поняла.
«Ты пишешь, что у тебя видение о том, что Никлас, ты и я являемся избранниками чего-то страшного. Ты спрашиваешь, не было ли у меня подобных предчувствий. Да, были! Я знал об этом давно. Никлас тоже. Но мы еще не знаем, что это означает.
И я часто думаю вот о чем: не знает ли старый Бранд чего-то? Однажды, когда я был ребенком, я слышал, как он говорил с моим отцом о Людях Льда. Он говорил тогда что-то о Тенгеле, но что именно, я не помню. Не о Тенгеле Злом, а о Тенгеле Добром, нашем прародителе. Поговори с дядей Брандом, пока еще не поздно! Сообщи мне, что он скажет.
Кстати, я весьма сомневаюсь в том, что твой друг Эльдар мог, как ты считаешь, иметь какое-то отношение к этому. Думаю, здесь речь идет совсем о другом.
Виллему, ты не должна думать, что все у тебя так безнадежно. У тебя были в жизни трудности, ты потеряла своего возлюбленного — и поверь мне, я знаю, что это такое».
Виллему опять подняла голову, сдвинула брови, прикусила губу. Доминик… потерял свою возлюбленную? Ее схватила глубокая подавленность, сразу лишив мужества и вкуса к жизни. Но все-таки она заставила себя читать дальше.
«Ты ведь очень отзывчивая молодая женщина, способная думать о других. Я всегда высоко ценил тебя, хотя и не показывал этого, чтобы ты не стала слишком самонадеянной».
Вот теперь он снова стал самим собой — насмешливым и язвительным. Но теперь ее это не трогало.
«Ты просишь, чтобы я рассказал о своей жизни. Мать и отец чувствуют себя превосходно, отец заканчивает свою четвертую книгу, предыдущие были удостоены большой похвалы. По сравнению с ним, у мамы голова просто куриная — но это такая милая куриная головка, которую я очень люблю! Они по-своему счастливы вместе, хотя я и не понимаю, почему. Они же такие разные! Для матушки я остаюсь по-прежнему ребенком. О своей службе я писать не могу, мне не положено слишком много рассказывать. Скажу лишь, что буду очень рад приехать в Гростенсхольм и снова увидеть вас всех. Я приеду не раньше первой недели декабря, так что ты сможешь еще раз написать мне. Я останусь с вами на Рождество, так что к тому времени ты решишь, поедешь ли со мной в Швецию.
Твой верный друг Доминик».
Виллему с восхищением сложила письмо. Ей нужно было ответить немедленно. Прямо сейчас!
Письмо ее получилось коротким.
«Дорогой Доминик!
Спасибо за письмо! Я с радостью поеду с тобой в Швецию и поживу там некоторое время. Сегодня со мной произошел новый «несчастный случай», действительно смертельно-опасный, меня спасло лишь вмешательство добрых людей. Я расскажу тебе об этом, когда мы встретимся, когда во мне уляжется страх.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
