С ней остались только родители Марты. Она по-прежнему беспомощно лежала на траве. Она чувствовала во всем теле нечто странное, будто что-то новое росло в глубинах ее существа, не выходя пока на поверхность.
Возле ее ног лежал небольшой букет из осенних листьев — в память о Марте.
Мать перехватила ее взгляд.
— Да, мы обычно приходим сюда два раза в неделю, чтобы почтить память Марты. У нее ведь нет могилы. Она считается самоубийцей, а таких, как она, не хоронят на кладбище. Кстати, ее так и не нашли, поэтому мы и выбрали это место.
— Так и не нашли?
— Нет, омут не отдал ее. А туда ведь не спустишься!
Марта… Там, внизу… Скорбь наполнила душу Виллему.
— Но откуда тогда всем известно, что…
Отец девушки тяжело вздохнул.
— Двое рыбаков видели, как она падала, слышали, как она кричала.
Виллему жалобно вздохнула.
— А как это произошло с Вами, фрекен? — спросил отец. — Вы упали с обрыва?
— Нет, вовсе нет, меня столкнули, — не задумываясь, ответила она. Они переглянулись.
— Как Марту… — медленно произнес отец. — Но его же здесь нет, он мертв. Говорят, он похоронен в Ромерике…
Лицо Виллему залилось лихорадочным румянцем.
— Эльдар Свартскуген? Нет, он не делал этого! Он не поступал так с Мартой, это просто злые сплетни!
Им явно было не по себе. Отец сказал:
— Те двое рыбаков… Кстати, они были не здешние… Они видели, как Марта падала, потому что посмотрели наверх, услышав ее крик. И они тут же поднялись сюда и увидели человека, направлявшегося от ручья к лесу. Они видели, как он шел среди деревьев, они заметили, что у него были светлые волосы и волчьи глаза.
Эльдар. У Виллему не было в этом сомнений.
— Она ждала от него ребенка, — добавила мать. — Мы знали об этом.
Спрятав в колени лицо, Виллему долго сидела неподвижно, переживая внутреннюю драму. Они тактично молчали.
Потом она встала на свои дрожащие ноги, глубоко вздохнула, чтобы преодолеть дурноту, постояла так немного и направилась к елям. Под ними лежала охапка наполовину увядших цветов. Виллему медленно перебрала их, сделала из них красивый букет, оставив самый большой цветок себе. Потом положила букет на могилу Марты, стала на колени и некоторое время стояла так, не шелохнувшись. Потом поднялась и бросила последний цветок через тропинку, прямо в ручей.
Вернувшись к ее родителям, она почувствовала, что не в силах говорить от пережитого ею потрясения.
— Последний… это… я похоронила никому не нужную любовь. Ненужную, бесполезную, длившуюся целый год любовь…
Мать Марты сказала тихо:
— Любовь никогда не бывает бесполезной, фрекен Виллему. Любовь делает человека сильнее и чище. Даже если он любит негодяя. Мы знали о Вашей слабости к Эльдару Свартскугену, и мы так переживали за Вас, потому что наша Марта тоже питала слабость к нему. Но нам не подобало говорить с Вами.
— Теперь с этим покончено! — горячо, торопливо, с каким-то триумфом произнесла она. — Теперь с этим покончено, я свободна, у меня открылись глаза, мои мысли снова ясные. Вы знаете, я верила ему, потому что хотела верить. Я упрямо поворачивалась спиной ко всем предостережениям, считая их злостными сплетнями. О, Господи!
Закрыв руками лицо, она упала на колени перед деревянным крестом, глубоко понимая свою подругу по несчастью.
— Ах, Марта, Марта, — рыдала она. — Как мы могли быть такими слепыми? Я еще дешево отделалась. Но ты… Теперь он мертв. Теперь он не причинит больше никому зла.
Слезы лились и лились у нее из глаз. Скорбь о Марте смешивалась со скорбью о своей несчастной любви. И началась истерика после долгих часов страха, проведенных над омутом.
Родители Марты были простолюдинами, но они понимали, что происходит теперь с красивой фрекен Виллему. Они неуклюже касались ее, стараясь показать свое сочувствие, но не мешали ей.
Наконец ей удалось взять себя в руки. Смущенно смахнув слезы, она встала и натянуто улыбнулась им.
И тут подошел фермер с лошадью.
Ее усадили верхом и тут же тронулись в путь, поскольку остальные ждали их на дороге. Идя рядом с лошадью по лесу, отец Марты сказал:
— Знаете, фрекен, я почувствовал некоторое облегчение после сегодняшней встречи с Вами. Конечно, то, что мы потеряли дочь в результате такого жуткого случая, нам никогда не забыть. Но для нас было даром неба спасти жизнь другой девушки — это было настоящим бальзамом для наших душ, понимаете?
— Да, понимаю, — тихо ответила Виллему. — Только я не могу понять одного…
— Чего же?
— Кто столкнул меня туда. Меня ударили с такой силой…
— Я думала об этом, — сказала мать Марты. — Это было не привидение. В соседнем округе поговаривают о нападающей на людей лосихе. Может быть, это была она?
Виллему скептически отнеслась к этому предположению. Она запомнила этот удар в спину, а перед этим она слышала какой-то шорох в лесу. Лосиха? Вряд ли.
— Может быть, — коротко ответила она. Они встретили на дороге молодых братьев и двух работников из Линде-аллее.
— На ферме никого не оказалось, — пояснил один из парней. — Все пошли в гости к священнику.
— Ах, да, — сказала Виллему. — Я тоже должна была идти туда, я совсем забыла. В Гростенсхольме и Элистранде тоже никого нет дома. Если бы вы могли мне одолжить коня, чтобы доехать до дома…
Фермер согласился, и она, поблагодарив своих спасителей, поскакала домой.
Собственно, было лучше, что родители отсутствовали. Что она сказала бы им? Она еще не созрела для того, чтобы рассказать им о постоянных преследованиях.
Смертельно опасных преследованиях.
Злая, внезапная смерть опустошала гростенсхольмские леса. Любой человек, выехавший из Свартскугена, знал, что рискует жизнью. Люди из Воллера охотились за ними уже на протяжении пятидесяти лет.
А сами воллерцы? Они не осмеливались выходить из дома в одиночку, во всяком случае — без оружия. Они тоже готовы были убивать или быть убитыми. Как тот, кто поскакал из Воллера в Акерсхюс, рассчитывая на свой острый глаз и быстрого коня: конь вернулся домой один, с окровавленным седлом и порванной уздечкой. Или тот человек из Свартсконега, рыбачивший в одиночку на лесных озерах. Не надо было ему этого делать! Через девять дней всплыл его труп. На спине была ножевая рана, хотя нож был вынут.
И в эту кровную месть и междоусобицу была втянута Виллему! Из-за своей фатальной, бессмысленной юношеской влюбленности!
Виллему никогда не останавливалась на полпути: если уж она кого-то любила, то делала это основательно. А потом горько раскаивалась. Как теперь. Ах, как она жалела, что влюбилась в Эльдара Свартскугена! А еще больше — в том, что давала ему это понять. Как хорошо было бы показать этому обольстителю женщин, что есть такие, кто может противостоять его привлекательности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
