Не ходите туда в одиночку – кладбище часто посещают…
Вокруг полно удивительно забавных людишек; возможно, вам с такими не приходилось иметь дела. К ним я отношу:
Наркоманов.
Бродяг.
Чокнутых.
Подростков, смывшихся из дома.
Подростков, которые на игле.
Пьяниц.
Извращенцев.
Гомиков.
Убийц.
Себя.
(Мне начинает нравиться эта писанина. Понятно, почему доктор Диана поощряет такие занятия.)
Я единственный, кто может найти на кладбище потайное убежище. Я могу найти его даже с завязанными глазами. Это – расчищенная в зарослях деревьев, виноградника, ползучих растений и дикого плюща площадка. В самой середке старого кладбища. Там, откуда оно когда-то начиналось. Земля здесь влажная из-за подземных родников. Когда идет дождь, роднички оживают. Земля становится топкой. Ничего не стоит в ней завязнуть, потому что на вид почва кажется твердой. В такие дни лучше пробираться туда кружным путем.
Иначе вообще не выберешься.
На моем расчищенном участке – он хорошо расчищен, потому что я сам занимался этим, – есть надгробие. Под могильной плитой лежит первый человек, похороненный там. Надпись можно прочитать, только вглядевшись повнимательнее: Алиса Морни.
Я сходил в ратушу и порылся там в архивах. Почти уверен, что эта Алиса Морни и была первой, кого похоронили на кладбище Корт-Ридж в 1854 году. Ей было двадцать три, – на три года старше меня. Может, она стала одной из первых жертв СПИДа. Может, просто умерла от чахотки. А может, отец забил ее до смерти. История умалчивает.
Жаль. Мы позволили себе отклониться в сторону. Вы хотите знать, как я познакомился с Джонни, моим другом, моим лучшим другом.
Картина была такова. Я – в своем убежище, на расчищенном участке. Поздно. Солнце высоко в небе. Я провел здесь всю ночь, занимался то тем, то другим, потом устал, свалился и заснул. Просыпаюсь замерзший, окоченевший. Потягиваюсь, зеваю, отливаю на Алису Морни и, пока занимаюсь этим, веду с ней беседу.
«Доброе утро, Алиса, – говорю я ей. – Посмотри-ка, похоже, день будет прекрасный».
Алиса не отвечает, что, пожалуй, неудивительно для человека, умершего сто сорок лет назад.
«Хорошо провела ночь?» – продолжаю я. Мы болтаем о том о сем. Я сам придумываю ее ответы. А затем, не желая пренебрегать внутренними потребностями, съедаю сникерс и недолго слушаю музыку. У меня есть превосходный лазерный плейер фирмы «Сони»; мне он не стоил ни цента. Мои музыкальные пристрастия… Ну, я еще не готов рассказывать о них. Не время и не место. Дурное фен-шей. Знаете, что это такое? Нет, я тоже не знал, пока не познакомился с доктором Дианой Цзян. С тех пор я узнал, как называются по-китайски многие вещи, и когда-нибудь я расскажу ей об этом. В один прекрасный день. А сейчас важно обратить ваше внимание на то, что дурное фен-шей – Дурное Воздействие.
Это не значит, что вы оказываете на меня дурное воздействие. К вам это не относится. Расслабьтесь.
Забираю из тайника – неподалеку от моего убежища – свой ве́лик и по дорожке спускаюсь с Корт-Ридж. Мне надо вернуться к себе домой и помыться. А уж потом отправлюсь на еженедельную встречу с доктором Дианой: новые трусы (на случай, если она попытается соблазнить меня, хотя сам я не уверен, что готов ей отдаться), дезодорант под мышки и под задницу. На всякий случай. Итак, лечу во весь опор, потому что боюсь опоздать.
Диана очень интересный человек, кое-что о ней вам уже известно. Серьезно говоря, отлично понимаю, что Диана Цзян не пожелает спать со мной, ни сейчас, ни потом. Просто треплюсь на этот счет, чтобы скрыть нервозность. «Ха-ха! Смейся, паяц!» («Паяцы»[9] – пустячок, слишком мелодичная, на мой вкус, опера, хотя, если вам нравится, не позволяйте мне изгаляться над ней.) Как сами видите, мысль о Диане выбивает меня из колеи. Ее фен-шей неоднозначно: оно опасное, но очень сильное. (На самом деле фен-шей имеют не люди, а явления природы. Но напрягите свое воображение и поймете, что я имею в виду.)
Приведя себя в порядок, я направляюсь в клинику. Привязав цепью к изгороди свой ве́лик, тайком выкуриваю последнюю сигарету. Два часа – мое время. Дежурная сестра велит мне обождать в игровой комнате.
Это большая, просторная комната, одна стена сплошь стеклянная, в другой – зеркало. Диана стоит позади него и наблюдает за ребятами. Да, конечно, – понятно! Она только выполняет свой долг. В комнате полно игрушек (классом повыше, чем пациенты, которые ими играют. Ха! Ха!). Игрушки интересные. Кроме красок, цветных мелков, бумаги и прочего, есть грузовики и автомобили, куклы, строительные конструкторы и драконы.
Диана не скрывает своей принадлежности к другой культуре. Она умело пользуется этим! Я не раз наблюдал за ее поступками. У нас есть не только драконы, игрушечные копья, украшенные лентами, маски (мне нравятся маски), но и китайские книжки с картинками. Большинство из них связано с легендами. Жутко скучными, на мой взгляд.
Решаю для себя вопрос: играть или не играть? Диана наблюдает. Сейчас нужно изобразить раскаяние, создать перед Дианой образ человека, который хочет исправиться. (Небольшое отступление, шутка: сколько психологов потребуется, чтобы заменить электрическую лампочку? Ответ: десять. Один займется этим физическим действием, а оставшиеся девять должны установить, действительно ли эта процедура выражает желание лампочки!)
Итак, стараюсь придать лицу выражение вдумчивой серьезности. Подхожу к книжной полке и провожу пальцем по корешкам книг. Ах да. «Путешествие на Запад», в переложении для детей. Естественно, она весьма отдаленно напоминает то, что написал У Чэн-энь[10] на самом деле. Но, выбрав эту книгу, я демонстрирую свой интерес, желание совершенствовать свой ум и обогащать жизненный опыт. К тому же я показываю моей китайской докторше пристрастие к трудам китайских писателей.
Повернув книгу так, чтобы ее заглавие было видно в зеркале, усаживаюсь поудобнее. Скрестив ноги, слегка нахмурив брови, с легкой улыбкой на губах углубляюсь в чтение. Диана озадачена: должен ли я ради этого литературного пустячка, имеющего определенную познавательную ценность, отвлекаться от высших целей? Пока я стараюсь придать своему лицу нужное выражение, дверь открывается и…
Оторвавшись от книги, вижу женщину, оглядываю ее. Женщина одета, будто собралась на ленч: кремовая плиссированная юбка, зеленый жакет с вырезом, на шее золотое ожерелье, на жакете бриллиантовая брошь. Выражение лица – растерянное. Может, пациентка. Но когда я вновь обращаю свои взоры к книге, какое-то легкое движение привлекает мое внимание, я поднимаю глаза. И…
Эффект такой же, как если бы, свернув за угол дома, я наткнулся на портрет Моны Лизы, выставленный только для меня одного.
Худенький мальчик, сутулясь, входит в комнату. Понимаю, конечно, что он с женщиной. Но мальчика это не устраивает: он не хочет, чтобы так думали. Руки засунуты глубоко в карманы. Он не желает смотреть по сторонам, только в пол. Заметьте: это не потому, что он нервничает или напуган. Просто не желает видеть окружающий его мир и таким способом дает понять, что отвергает его. Демонстрирует, что ничто и никогда, никогда не свернет его с намеченного пути…
О, я понимаю. Джонни. Я действительно понимаю тебя.
Голубые джинсы обтягивают его попку так, будто сшиты на заказ. (Оттопыренная попка.) Спортивная рубашка велика ему, по крайней мере, на три размера, спереди по рубашке – четыре разноцветных квадрата. Кожа на шее, которая высовывается из белого воротника рубашки, белая, абсолютно белая. Алебастровая. Лицо его…
Его лицо слегка золотистое, не такое белое, как грудь, чуть тронутое загаром. Несколько веснушек. Его глаза, какого же цвета у него глаза?.. Слишком далеко… Сосредотачиваюсь.
У него узкое, слегка неправильное лицо, лицо фавна, любимца Пана. Понимает ли он, насколько привлекателен? По шкале самооценки – куда поставит себя этот маленький мальчик?
Женщина сидит на краешке кресла, судорожно сжимает в руках сумочку и глядит в большие окна. Она не замечает меня. Встает, подходит к книжным полкам, выбирает журнал. Усевшись в другое кресло, начинает листать его. На мальчика не обращает внимания.
Разве это не интересно?
Какого же цвета у него глаза?
Подождем.
Мальчик стоит, прислонившись к стене. Вдруг он ловит мой взгляд. И не отводит глаз. Выражение его лица говорит мне, что ему все осточертело. Но он не может вырваться из роли, которую сам себе определил. Тупиковая ситуация. И не может признать этого, иначе женщина, которая только кажется растерянной, одержит верх. Она упрямая, малыш.
Из подобной ситуации есть только один выход. Мальчишка знает об этом. Я это чувствую.
Наконец он поднимает голову и, оглядевшись, склоняется над игрушками. Грузовики. Его заинтересовали игрушечные грузовики.
