Ему стало известно нечто, чего верховные матери, по-видимому, не знали, а это всегда давало дополнительные преимущества. Проблема состояла в том, что Громф понятия не имел, какую пользу он мог бы извлечь из утаивания этого знания, а угроза провала в случае попытки воспользоваться тем, что он узнал, была слишком очевидна. Зная, что молчание Ллос простирается за пределы Мензоберранзана, он мог бы бросить прямой вызов жрицам — если бы собирался делать это, — но даже противопоставь он всю мощь Магика правящим Домам, что останется в случае его успеха? Скорее всего, картина вроде догорающих развалин Чед Насада. Более вероятно, что те из мастеров магической школы, кто останется верным своим Домам, задушат всю эту чепуху в зародыше.
«Нет, — решил Громф. — Я не революционер, озабоченный свержением старого порядка, — во всяком случае, пока».
Кроме того, наиболее вероятной причиной всех бед является какая-нибудь новая коварная западня, подстроенная изобретательной Ллос. Громф не удивился бы, если бы Паучья Королева без объяснений полностью замолчала просто для того, чтобы посмотреть, кто рискнет воспользоваться временной «слабостью» ее жриц. Это означало, что рано или поздно Ллос надоест эта игра, и она вернет благосклонность своим жрицам. Если это случится, было бы весьма прискорбной глупостью показать, что твоя преданность установленному порядку невелика. Нет, самым мудрым будет довести до Триль то, что он узнал, и убедиться, что Мать Бэнр не утаит эти сведения. В словах Фарона несколькими быстрыми мазками была нарисована картина смертельной опасности для Мензоберранзана, а Громф не желал войти в историю как Архимаг, позволивший уничтожить свой город.
Вздохнув, он поднялся и беззвучно спустился обратно по шахте. Он очень надеялся, что Триль занята сейчас каким-нибудь щекотливым делом, чтобы он смог получить маленькое удовольствие, прервав ее новостями, которые не могут ждать.
— Речь не о том, куда нам отправиться дальше, — заметил Фарон, криво усмехнувшись. — Речь о том, как нам выбраться из Хлаунгадата живыми.
Мастер Магика был измучен. Пыль смешалась на его лице с кровью и потом, и он настолько устал, что в полном изнеможении свалился в тени высокой разрушенной стены. Давно истратив все полезные в бою заклинания, он выпускал огненные стрелы из тонкого черного стального жезла. Фарон бросил взгляд на небо, будто прикидывая, сколько времени осталось до темноты, и вздрогнул.
— Неужели это проклятое солнце никогда не сядет?
— Поднимайся, маг, — велела Квентл. — Если мы начнем отдыхать, то умрем.
Она тоже дрожала от изнеможения, но оставалась на ногах. Змеи на ее плети все еще извивались и угрожающе шипели, покрытые чужой запекшейся кровью, но из неприятной раны над левым глазом жрицы сочилась кровь, а два отверстия в порванной и смятой кольчуге говорили о том, насколько близка она была от гибели в когтях какого-то громадного чудовища с серой шкурой и паучьими глазами.
— Усталые, мы легче поддаемся волшебным уговорам и иллюзиям ламий, — сказала Халисстра. — Лучше погибнуть сражаясь, чем попасть под власть такой твари.
Она была в том же состоянии, что и все остальные. С того момента, как они с Данифай спаслись при первой встрече с монстрами, прошли долгие часы сражений на улицах и в пустых зданиях разрушенного города. Сначала большой прайд ламий пытался справиться с отрядом при помощи своих чар, но дроу, зная об их магической силе, не стали легкой добычей. Халисстра и другие готовы были сразиться с львоподобными чудищами, но ламий — существа коварные и трусливые — уклонились от боя и вместо этого волну за волной насылали на отряд дроу своих заговоренных рабов. Может, ламиям и недоставало физической отваги, но мантикорам, асаби, горгульям и прочим разнообразным существам, находившимся под их властью, ее уж точно было не занимать.
— Меня не устраивает ни то, ни другое, — проворчала Квентл. Она медленно обернулась, оглядывая окружавшие их стены и сооружения в поисках выхода. — Так.
Как раз вон за теми домами видна пустыня. Может, они отвяжутся от нас, если мы покинем город.
— Неразумно, госпожа, — сказал Вейлас. Он сидел на корточках под аркой, ведущей в их временное убежище, в ожидании следующей атаки. — Как только мы выйдем из-под защиты стен, они будут точно знать, где мы. На открытом месте нас будет видно за мили, даже в наших пивафви — они не рассчитаны на то, чтобы прятать нас на равнине при ярком свете дня. Для нас лучший способ обороны — прятаться.
Рилд устало кивнул. Он стоял у другого прохода, его огромный меч отдыхал на плече.
— Они окружат нас и разделаются с нами, — сказал Мастер Мили-Магтира. — Давайте продолжим перемещаться среди руин и будем надеяться, что ламий… Ах, проклятие. У нас снова гости.
Где-то в лабиринте разрушенных стен зашуршали осыпающиеся камни, словно что-то большое подкрадывалось поближе.
— Следите за иллюзиями, — напомнила Халисстра.
Она поудобнее перехватила жезл и подергала щит, проверяя, надежно ли он прикреплен к руке. Позади нее пригнулась к земле Данифай с длинным кинжалом в руке. Халисстру вовсе не радовало, что у ее пленницы теперь есть оружие, но в данный момент они нуждались в любой помощи, и можно было не сомневаться, что Данифай не меньше остальных заинтересована в том, чтобы не стать добычей обитателей Хлаунгадата.
Ламий придумали нечто новое. Через пролом в стене, охраняемый Джеггредом, хлынула волна ящероподобных асаби, свирепых тварей с кривыми саблями и мечами, зажатыми в чешуйчатых лапах. Они, яростно шипя, налетели на дреглота. Еще три атаковали Вейласа, в то время как пара горгулий перелетели через стену и упали посреди разрушенного здания позади Рилда, каждым ударом могучих черных крыльев вздымая чудовищные облака пыли. Мастер Оружия с проклятием крутанулся, поворачиваясь лицом к оказавшейся за спиной опасности.
Джеггред свирепо взвыл и прыгнул навстречу лавине асаби, отбивая сверкающие клинки, щелкая зубами и полосуя воинственных ящериц своими страшными когтями. Заросший белой шерстью демон орудовал всеми четырьмя руками и устроил настоящую бойню, но даже Джеггред начал уставать. Он стал пропускать удары, от которых, при его сверхъестественной ловкости, должен был бы увернуться. Он неловко заслонился от удара сверкающего лезвия кривой сабли большой левой рукой, и между локтем и запястьем у него зияла длинная кровоточащая рана. Другой клинок полоснул его по туловищу, и по поросшей белым мехом груди заструился красный ручеек. Дреглот взревел от ярости и принялся за дело с удвоенной силой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
