Мы шли долго, очень долго и внезапно я почувствовал, что расстояние между нами стало сокращаться. Десять шагов превратились в девять, потом в восемь, потом сразу в пять. Девушка больше не останавливалась и, чтобы сохранить расстояние, мне приходилось также идти без передышек. Вскоре расстояние между нами сократилось до двух шагов, и я протянул руку, чтобы коснуться ее руки.
И в этот момент Аня обернулась. Ее улыбка осталась все такой же лучезарной, но в глазах я разглядел скрытую тревогу. Она протянула мне свою руку, но внезапно мой взгляд упал на ее шею, открытую и такую манящую. Девушка поймала мой взгляд, и уголки ее губ поползли вниз.
На правой стороне шеи, чуть ниже уха отчетливо выделялась черными чернилами татуировка: крест вписанный в круг. Порыв ветра в сером пространстве заставил меня на мгновение закрыть глаза, а когда я их открыл, то татуировка на ее шее уже горела ярким пламенем. Я бросился вперед, но внезапно огонь рванулся в мою сторону и хлестанул по лицу. В мозгу словно взорвалась петарда, перед глазами поплыли разноцветные пятна, но краем сознания, еще не погрязшего в этом чертовом фейерверке я заметил, как все ее тело охватывает пламя.
Я закричал и… проснулся. Перед глазами, как на плохом танцполе, плясали разноцветные пятна, голова болела так, словно по ней проехались катком, а желудок находился где-то в области гортани. Я кое-как встал с кровати и на ощупь нашел дверь. Не помню, каких усилий мне стоило повернуть ручку, но, по-видимому, грандиозных. Перебирая руками по стене, я с огромным трудом добрался до туалета и, подойдя к унитазу, упал на колени и наконец-то выпустил содержимое желудка наружу. Стало легче, но не намного.
Я перегнулся через бортик унитаза, и меня вырвало еще раз. А я же себя вчера предупреждал. Нельзя мешать вино и водку, еще и в таких пропорциях. Дойдя до ванной, я включил холодную воду и сунул голову под кран. Струя ледяной воды била в затылок, стекала по вискам и небритым щекам и уносилась в слив. Понемногу начало отпускать, но гул в голове пока не спешил умолкать. Через пять минут такой реанимации я более-менее пришел в себя и закрыл воду. Надо бы не забыть побриться.
Путь в свою комнату занял у меня немного меньше времени, чем путь из комнаты в туалет, но все равно мне приходилось придерживаться рукой о стену. Да, плющит меня знатно. Я вошел в комнату, сел на кровать и только сейчас вспомнил. Сон!
Да, такое мне не снилось очень давно. Да, Анна снилась мне очень часто. Да, иногда сны носили откровенно эротический характер. Да, иногда мне снилась полная галиматья. Но со знаком детей Драгора на шее девушка не снилась мне никогда. До сегодняшней ночи.
Я обхватил голову руками. «Надо что-то делать, надо что-то делать, надо что-то делать», – билась в мозгу единственная мысль. Я почувствовал, как в груди медленно, но верно поднимается тоска. Такая тоска, от которой хотелось лечь и умереть прямо сейчас. Тоска, которая делает безынтересным все, что меня окружает. Тоска, которая делает меня безразличным ко всему. Тоска, которая разъедает душу не хуже серной кислоты.
«Надо что-то делать», – не умолкала мысль.
«Что делать? – мысленно взвыл я. – Я даже не знаю, где она».
«Найди, найди, найди, – тут же застучала в мозгу новая мысль. – Найди, найди, найди».
Тоска поднималась все выше, и горло внезапно сдавило спазмом. Я стиснул зубы, пытаясь не пустить наружу душившие меня слезы.
«Найди, найди, найди», – стучало в голове.
Я не помню, каким образом я заснул в таком состоянии, но когда проснулся, в мою комнату уже заглядывало солнце. Голова была ясной, как будто и не было вчерашней попойки и ночного шатания по коридору, только тоска в груди никуда не делась, а стала как будто глуше и глубже.
Я посмотрел на часы. Половина десятого. До назначенного свидания с моим информатором мне оставалось полтора часа. Времени у меня было полно, и я решил в первую очередь привести себя в порядок.
Я позволил себе даже такую роскошь, как набрать полную ванну горячей воды и понежится там минут пятнадцать. Потом я, за неимением пены для бритья, взбил мыльную и побрился. Бритва была старая, «опасная», но заточка ее была на высоте. После этой нудной и малоприятной для всех мужчин процедуры лицо горело огнем. Пришлось доставать из-под кровати остатки дорогого когда-то одеколона и шипеть от боли, смачивая щеки пахучей жидкостью. Да, красота требует жертв. Даже таких садистских, как бритье.
После ванны я направился на кухню и залез в свой ящик с продуктами. Так, что мы имеем? Крупа гречневая – один килограмм. Крупа пшеничная – три килограмма. Тушенка свиная – две литровых банки. Все.
Да, негусто. Открыв банку тушенки, я высыпал половину на сковородку и включил газ. В этот момент за моей спиной раздались тихие шаги. Я резко обернулся.
– Привет, Темный, – проворковала Мария, моя соседка по этажу.
– Доброе утро, – улыбнулся я. – Составишь компанию?
– А почему бы и нет? – улыбнулась мне в ответ девушка и закатила рукава халатика, в который была одета.
– Тебе виднее – почему, – ответил я.
Маша удивленно посмотрела на меня, но потом, видимо оценив шутку, улыбнулась уголками губ. Затем убрала со лба прядь золотистых волос и поинтересовалась:
– А что у нас на завтрак?
– Пока только полбанки тушенки, – немного сконфужено пробормотал я. Настроение понемногу начало подниматься, но не угощать же девушку утром свиной тушенкой. – Но я сейчас что-нибудь придумаю.
– Не утруждайся, – Мария подошла к холодильнику и достала оттуда небольшую алюминиевую кастрюльку. Девушка подошла к плите и высыпала на сковородку содержимое кастрюли. Это оказались макароны. О, уже неплохо.
– Вчера вечером сварила, – сказала Маша, отбирая у меня ложку. Я удивленно посмотрел на нее, но возражать не стал.
– Вообще, не мужское это дело – у плиты стоять, – продолжала щебетать девушка, методично размешивая макароны и тушенку. – В кулинарном деле важна нежность и внимание, а вы, мужчины, слишком несерьезно относитесь к приготовлению пищи. Вам лишь бы побыстрее да побольше, а о качестве пищи вы думаете в последнюю очередь.
– «Я очень много-много лет мечтаю только о еде», – продекламировал я, садясь на стул. Хоть кухня и была общей (в общежитии живем, как-никак), но содержалась она в относительном порядке. То ли потому, что на этаже жило всего пять человек, то ли потому, что три женщины по очереди наводили на кухне порядок, но чистота здесь была постоянной. Мы же с Петром Звягиным, еще одним жильцом нашего этажа, женский труд уважали и старались без особой причины на кухне не сорить.
– Вот-вот, – механически поддакнула Маша и тут же вернулась к прежней теме. – А если мужчина живет один, то он вообще питается кое-как, потому что некому за ним следить. И холостяка легко отличить от женатого или хотя бы живущего с женщиной человека по тому, какие продукты он выбирает, когда идет за покупками.
На мое счастье макароны нагрелись и затрещали на сковородке. Маша тут же схватила прихватку и сняла сковородку с плиты. Я положил на стол подставку и достал из ящика стола вилки.
– А у тебя даже хлеба нет? – спросила девушка, ставя сковородку на подставку. – Угадала?
– Угадала, угадала, – проворчал я. – Угостишь?
– А куда тебя денешь? Угощу, конечно, – непонятно чему обрадовалась Мария и достала из своей коробки полбуханки серого хлеба в целлофановом пакете. Продукты каждого из жильцов нашего этажа хранились в отдельных коробках, во избежание нежелательного использования их другими людьми. Только холодильник был общий, но тут уже приходилось полагаться на честность соседей. И надо признать, пока все оправдывали доверие друг друга.
– У тебя что, сегодня свидание? – неожиданно спросила Мария, когда мы уже приступили к трапезе.
Я поперхнулся и закашлялся. Ну, ничего себе вопросики!
– С чего ты взяла? – прохрипел я, справившись с первым приступом кашля.
– От тебя пахнет одеколоном, – девушка смутилась. – Вот я и подумала – для кого это ты так стараешься?
– Просто не было другого дезинфицирующего средства, – я провел ладонью по щеке. – Вот и пришлось воспользоваться остатками былой роскоши.
Расправившись со своей порцией, я встал из-за стола и подошел к раковине. Вымыв вилку в проточной воде и протерев ее полотенцем, я положил свой столовый прибор в ящик и потянулся за чайником.
– Чайку выпьешь? – спросил я, наливая в чайник воду из бочки. В ней вода хоть как-то отстаивается.
– Выпью, – тихо прозвучал ответ.
Я поставил чайник на плиту и в этот момент вспомнил, что чашка моя до сих пор находится у меня в комнате.
– Я сейчас вернусь, – сказал я и пошел в комнату.
Чашка стояла там, где я позавчера ее оставил. То есть на столе. Пустая бутылка из-под вина лежала на полу, веши в беспорядке валялись на стуле. Блин, вчера даже куртку в стенной шкаф не повесил. Подобрав куртку с пола, я встряхнул ее и внезапно из кармана выпала странная вещь, похожая на железный орешек. Ударившись об пол, орешек покатился по комнате и, докатившись до стены, внезапно распался на две половинки. Из половинок орешка тут же повалил густой синий дым.
