Я рванулся к окну и, сорвав со щелей бумагу, распахнул его. Помогло мало. Дым начал понемногу вытягиваться на улицу, но его концентрация оставалась слишком высокой, чтобы хоть что-то разглядеть. Внезапно пахнуло холодом, да таким, что я, одетый только в легкую футболку и спортивки, замерз мгновенно.
Странный дым унесло в окно, а у стены стал подниматься на ноги кусок льда. У меня немного отлегло от сердца. Всего лишь ледяной голем. Но каким образом его впихнули в железный шарик, а главное, как он попал ко мне в карман?
Но думать было некогда. Думать я буду потом. Главное, чтобы он не вздумал ломать стены. Голем уже полностью поднялся на ноги и крутил по сторонам маленькой башкой. Вернее крутился он всем телом, поскольку шеи у големов не было никогда. Наконец, монстр заметил меня и шагнул вперед. Да, как хорошо, что я вчера решил взять с собой булаву. Без нее у меня могли бы возникнуть проблемы, а так у голема нет ни одного шанса. Подхватив оружие, я шагнул ближе к центру комнаты. Воздух из окна неприятно студил спину, но приходилось терпеть.
Голем шагнул еще раз и взмахнул ледяной рукой. Я увернулся и тут же ударил булавой по плечу твари. Брызнули в стороны осколки и мелкая ледяная крошка. Рука монстра с хрустом отломилась и упала на пол. Через мгновение та же участь постигла и вторую руку голема. Монстр закрутился на месте, затем снова шагнул ко мне. Еще двумя ударами я сломал ему обе ноги, а когда обездвиженный голем растянулся на полу, принялся дробить его тело булавой на мелкие куски.
У голема совершенно нет мозгов. Он просто выполняет приказ, который программирует в него создатель. А создать голема сложно, хотя обычно потраченные силы не оправдывают результат. Они неутомимы, не чувствую боли, не знают страха. Но они неповоротливы и тупы. А ледяной голем вообще неустойчив как материальный объект. Летом его создать вообще невозможно. Понятно, почему? Летом проще использовать глиняных или земляных големов. Их уничтожить тяжелее, поскольку обычно оружие вязнет в рыхлых телах. Зато зимой они застывают на морозе и не могут шевелиться.
В общем идеального голема нет. У всех свои недостатки.
Закончив расчленять глыбу льда, я собрал самые большие куски и выкинул в окно. Кстати окно пора закрывать, а то скоро сам льдом покроюсь. Собрав остатки ледяного монстра я сложил их в кулек и вынес в ванную. Лед растаял почти сразу и талая вода стекла в канализацию. Все. Теперь о големе можно не беспокоиться, не встанет.
Просчитались мои недоброжелатели, опять просчитались. Если бы шарик выпал из куртки вчера вечером все могло бы закончится куда хуже. Для меня, естественно.
Вернувшись в комнату, я первым делом осмотрел половинки железного орешка. Две гладкие металлические поверхности без каких-либо символов, знаков и остаточного магического поля. Нужно будет показать их Великому Инквизитору, может, что умное подскажет. Как много вопросов и так мало ответов на них.
Когда я вошел на кухню, чайник только начал закипать. Маша уже достала свою чашку и теперь сидела за столом, задумчиво вертя в руках чайную ложку.
– Что-то ты долго, – сказала Маша, наблюдая, как я наскоро ополаскиваю чашку и роюсь в своем ящике с продуктами в поисках чая.
– Возникли неожиданные трудности, – сказал я, продолжая копаться в ящике. Чай нашелся, а вот сахар все никак не желал попадаться в руки. Странно, коробка небольшая, продуктов в ней еще меньше, а беспорядок внутри полнейший. Ага, вот и сахар.
Я поставил пакет с сахаром на стол, затем насыпал в чашки чай и, выключив газ на плите, принялся разливать кипяток по чашкам. Горячая вода, попадая на маленькие черные листочки, заставляла их набухать и распрямляться. К потолку тут же начали подниматься клубы пара, а вода окрашиваться в красновато-коричневый цвет. Есть что-то волшебное в этом, казалось бы, простом ритуале. Как будто горячая вода дает новую жизнь уже давно умершим высохшим листочкам, наполняя их своим жаром, заставляя оживать и в последний раз отдавать то, что скрывается внутри каждого из них. Ту волшебную бодрящую энергию, тот неповторимый вкус и аромат, последнюю часть своей жизненной силы.
– Есть в этом что-то волшебное, – будто прочитав мои мысли, пробормотала Мария, глядя, как в глубине ее чашки чаинки затевают чехарду.
– Да, – кивнул я, – только жалко, что все это волшебство не продлится долго. Стоит только положить в чашку сахар или разбавить холодной водой и все волшебство пропадает. Даже жалко становится нарушать этот миг.
Но нарушать все же пришлось, зря, что ли сахар искал? Положив себе две ложечки сахара, я принялся осторожно дуть на исходящую паром жидкость. Не люблю разбавлять чай холодной водой. Пусть лучше он сам потихоньку остывает, хоть как-то вкус сохраняется.
Маша положила себе всего лишь одну ложечку сахара и теперь этой самой ложечкой задумчиво помешивала в чашке, не переставая при этом смотреть на меня.
– Что? – удивленно поднял я глаза на свою соседку, после того, как сделал пару больших глотков.
– А? – удивленно встрепенулась она, а потом как-то сникла и смущенно ответила. – Нет, ничего, извини.
Я допил чай и взглянул на часы. Двадцать минут одиннадцатого. Еще сорок минут до встречи с моим информатором. Хотя он и не информатор. Так, помогает мне по доброй воле. Что-то он мне скажет?
Я встал из-за стола с твердым намерением на этот раз вымыть чашку. Подойдя к раковине, я открыл воду и подставил чашку с остатками чая под струю, бьющую из крана. Чаинки закружились, подхваченные мощным напором воды, и я выплеснул воду в раковину. У самого слива закружился маленький водоворот, в котором закружились разбухшие от воды лепестки, уносимые течением. Вот и кончилось волшебство.
Внезапно теплая ладонь легла мне на плечо. Я удивленно обернулся. Мария в своих мягких тапочках передвигалась неслышно, и теперь вторая ее рука легла на мою талию. Лицо ее оказалось близко-близко с моим, и я ощутил на своей щеке горячее, обжигающее дыхание. Ее голубые глаза светились такой надеждой, что я на мгновение даже растерялся.
– «Он прожил много лет, он прожил много зим. Тянулись серые дни, и никого рядом с ним», – с придыханием пропела Мария. Ее глаза оказались еще ближе. – Ты все время один, Темненький. Живешь без имени, без друзей, без девушки.
Она прижалась ко мне всем телом. Я внезапно почувствовал, что под халатом у моей соседки ничего не надето. Гм. На какое-то время стало трудно дышать, во рту пересохло, а к горлу подкатил тугой комок.
– Чего ты хочешь, Темный? – спросила Мария, глядя мне прямо в глаза. – Чего добиваешься? Зачем ты живешь? Одиночка, которому ничего не надо от жизни. Авантюрист, которого ничего не радует. А вместо сердца у тебя не кусок льда? Нужно, чтобы кто-то растопил его, Темный. И я хочу это сделать. Навсегда согреть тебя, вернуть тебе интерес к жизни, стать твоей.
Она прикрыла глаза и потянулась губами к моим губам. Собрав в кулак всю свою волю, я нежно, но твердо высвободился из ее объятий.
– Прости, – сказал я, стараясь не смотреть на свою соседку. – Прости, Маша, но у нас ничего не получится. Мое сердце занято, занято давно и навсегда.
Я медленно пошел к выходу из кухни, пытаясь унять колотившееся сердце. У дверей я обернулся.
– Не знал, что тебе нравится «ДДТ», – сказал я, встретившись взглядом с влажными глазами девушки. – Не плач. Будет, у тебя все будет.
Я вышел из кухни и побрел в свою комнату. Настроение у меня опять опустилось много ниже нулевой отметки.
Быстро одевшись, я вышел на улицу. Сторож дядя Митя хотел что-то сказать, но наткнувшись на мой взгляд, поперхнулся застрявшими в горле словами и отвернулся. Я знал, как сейчас выгляжу, и что собой представляет мое лицо. То его выражение, которое наводит ужас на всех, кто посмотрит мне в глаза. Отрешенность, бесстрашие, безразличие, готовность всадить нож под лопатку любому, кто попытается встать у меня на дороге. Даже мои друзья, когда видели на моем лице эту маску, словно выдолбленную из мрамора, не решались заводить со мной диалог.
Я медленно брел по улицам, направляясь строго на юг, туда, где лежало Снежное море. Да, наш Темный город лежал на берегу моря. Оно и до разделения было не слишком большим, а теперь, учитывая наличие границ, размеры его стали совершенно несущественны. Довольно мелкое, зимой Снежное море промерзало почти полностью. Кто-то твердил, что на глубине около восьми метров вода не замерзает даже зимой. Понятное дело, что никто не в состоянии был это проверить, но слухи на то и слухи, чтобы вселять надежду. Неважно, на лучшее или на худшее. Главное, чтобы было, на что надеяться.
Я шел по улице, ведущей непосредственно к самому берегу. Она так и называлась – Морская. Довольно широкая, она пестрела кучей самых разнообразных вывесок, поскольку являлась второй по безопасности улицей Темного города. Во-первых, она выходила к морю, а оттуда опасности ждать не приходилось, а во-вторых, это была самая длинная улица в городе, пересекающая его практически полностью с юга на север. Она даже ночью освещалась, что уже говорило о ее значимости. Но, как всегда это было лишь внешнее впечатление. Стоило свернуть с освещенной улицы во двор, как тут же можно было получить арматурой по башке и медленно замерзнуть до утра в одном из многочисленных сугробов.
