Нас часто приглашали на вечеринки, которые устраивали девушки, по большей части в своих собственных квартирах, далеко от Гербертштрассе. Случалось, они просили нас сопровождать их на праздник к какому-нибудь богатому клиенту. Это было для нас большой удачей, — на таких вечеринках вино лилось рекой, словно накануне принятия сухого закона. Была удобная возможность получить одновременно выпивку и любовь и притом бесплатно! (Как только Бруно Кошмайдер выплачивал нам наши гроши, он немедленно удалялся, покуривая.)
Наряду с сексом нашим вторым времяпрепровождением была выпивка. В музей мы не часто захаживали.
С тех пор, как мы осознали, что есть девушки, готовые на все, лишь бы доставить нам удовольствие, мы начали соображать, куда их можно привести, чтобы переспать, если у них не было своего собственного подходящего места. Как можно было водить девочек в наши жуткие каморки по соседству с писсуаром, темные и сырые, словно сточная канава, и столь же привлекательные? Тем не менее, мы это делали, и ни одна девочка ни разу не отказалась. Временами наше обиталище позади «Бамби Кино» превращалось в место ночных оргий, ставших привычным делом для Леннона, МакКартни, Харрисона и Беста, за исключением Стью Сатклиффа, который больше с нами не жил. По прошествии нескольких недель с нашего приезда в Гамбург, он повстречал прекрасную немку, которую звали Астрид, и в которую он влюбился. Ей тоже предстояло сыграть важную роль в судьбе БИТЛЗ. Родители Астрид предоставили в распоряжение Стью комнату в своем доме, и Джордж покинул свой гнусный диван, получив в наследство кровать рядом с Джоном. Через два месяца Стью и Астрид поженились.
Тем временем, мы с Полом испытывали некоторые трудности с тем, чтобы убедить своих девочек забраться в наши темные кельи два на три метра. Но любовь всегда торжествовала. Джону и Джорджу больше повезло с их «большой» комнатой, снабженной собственной лампочкой. Как бы там ни было, мы все делили поровну, а во время наших ночных забав всегда имелось пять-шесть девушек на нас четверых. В самый разгар дела из коридора доносилось эхо крика Джона или Джорджа, которые осведомлялись:
— Как там у тебя, я только что кончил, поменяемся?
— Как у вас дела? Сейчас я заберу одну из ваших!
И мы менялись нашими дамами. Словно отряд скаутов, девушки всегда были готовы «отдать честь», соперничая в желании нам угодить. Они были повсюду, сопровождали нас даже в наши любимые забегаловки! Мы часто заходили наскоро перекусить в одно маленькое кафе, под названием «У Гарольда», и наши обожательницы всегда были готовы заплатить за нашу еду, — «десерт» подавался позднее ночью и всегда бесплатно! Нас и в самом деле нужно было хорошенько кормить, потому что часто нам приходилось управляться с двумя-тремя девушками за ночь — на сколько хватало сил. Наиболее памятна одна из таких ночей любовных забав в нашей малопривлекательной обители, когда восемь девушек одновременно явились, чтобы оказать БИТЛЗ услуги. И все они занимались любовью с каждым по два раза в эту ночь! Это был рекорд за все наше гамбургское пребывание.
Бывали ночи, когда мы были так изнурены, что единственное, чего хотелось — вернуться к себе в каморки и завалиться спать. Даже это отвратное место казалось уютным, когда мы буквально приползали на коленях. Но ничего не поделаешь: я открывал свой «стенной шкаф», падая от усталости, и обнаруживал за дверью поджидавшую меня девушку. Кто-то из них сообразил, что можно пробраться в наше жилище через кинотеатр: все, что им нужно было сделать, это купить билет; затем он направлялись в сторону туалетов, толкали дверь и оказывались в резиденции БИТЛЗ.
Часто мы с Полом, подходя к дверям, слышали тихий смех и чувствовали запах духов, — приходилось выполнять свой долг, хочешь-не хочешь! Мы выполняли его, даже не видя в полной темноте лица девушки, с которой делили постель. Бывало, я чиркал спичкой или зажигал фонарик и обнаруживал, что моя подружка — просто суперкласс, и обладает всем что нужно, чтобы взбодрить заспанного битла. (Впрочем, я вообще не помню, чтобы кто-нибудь из девушек был безобразен.)
Если все эти приключения происходили во мраке, а такое случалось, то всегда была возможность проверить, с кем провел ночь на следующий день: она была в клубе, оживленная, общительная, болтала со своими подружками «фрейляйн», посылая нам улыбки и многозначительные взгляды. Если одна из юных «фрейляйн» хотела кого-нибудь из нас, она усаживалась на сцене, как можно ближе к БИТЛЗ, готовая составить ему компанию в ночных похождениях. Если мы не выражали согласия взглядом или кивком головы, девушка могла подчеркнуть свое желание, протянув руку и дотронувшись до одного из нас. И вот, прямо посреди какого-нибудь напористого рока можно было вдруг почувствовать, как чьи-то пальцы вцепились вам в ногу; это уже не нуждалось ни в каком переводе.
Иногда рядом со сценой скапливалась целая толпа девушек, жаждавших встречи со мной.
— Кажется, ты слегка обскакал нас сегодня вечером, Пит, — насмешливо бросал мне кто-нибудь из БИТЛЗ.
Наиболее нахальные девицы даже не давали себе труда подойти к сцене и не старались нас потрогать. Они просто поднимались и указывали на приглянувшегося битла, делая ему весьма недвусмысленный знак. Такой, знаете ли, когда одну руку сгибают в локте, а другой охватывают ее поперек запястья и поднимают резко вверх наподобие эрекции.
— О-о-у-и-и! — одновременно издавала вопль девушка, а позднее, познакомившись с нами поближе: — Газунка! — боевой клич БИТЛЗ.
Каждый раз, как «фрейляйн» затевали эту игру, мы валились на сцену, прикидываясь умирающими от усталости, но им это совсем не нравилось!
Случались вечера, когда кто-нибудь из девушек устраивал нам всем четверым королевский прием в квартире, гораздо более шикарной, чем обычно. Такая квартира насчитывала больше дюжины комнат, почти все — спальни. Однажды, открыв входную дверь, мы сразу же получили инструкции:
— Ты — в комнату номер один!
— Ты — в четвертый номер!
И опять мы ни за что не платили.
Девушки по вызову высшего разряда имели более тонкое обхождение, присылая нам предложения через официанта, вместе со стаканом пива или шнапса в знак дружбы. Иногда эти молодые дамы сначала вели нас в ресторан, а затем мы отправлялись к ним.
Гарсоны были знакомы с ними почти со всеми, и знакомство с «фрейляйн» с Репербана и из Сент-Паули так высоко ценилось ими, что они способны были устроить нам подробный брифинг на тему сексуальных пристрастий наших хозяек, вплоть до их излюбленных позиций.
— Вон та вот предпочитает этим заниматься, не снимая сапог, — такого рода наставления давали нам гарсоны, — а вот эта — на чем-нибудь кожаном…
Профессиональные проститутки и другие девушки осыпали нас подарками, всегда предлагали нам что-нибудь съесть или выпить. Утром, уплетая за обе щеки корнфлекс в Миссии моряков, мы обменивались ночными впечатлениями:
— Ну, как твоя? — спрашивалось перво-наперво.
Когда кто-нибудь из БИТЛЗ, пустившись в подробные описания, доходил в них до критического момента, ему энергично советовали добавить себе еще корнфлекса!
Джон был вожаком, задававшим темп жизни, которую мы вели; может быть, он чувствовал себя более раскованным, потому что на нем не лежало никаких обязательств перед родителями; что же касается внушений тетушки Мими, то он не обращал на них никакого внимания. Он мог делать, что хотел, и хамить, кому вздумается.
В те времена все мы обладали повышенным сексуальным аппетитом, но у Джона он был особенно развит. Гамбург был настоящим раем для молодых людей, если говорить о сексе. Мы вольны были заниматься им 24 часа в сутки. Джон, однако, гордился тем, что у него хватало энергии еще и регулярно мастурбировать; он этого никогда не скрывал. Он запирался на пять минут с каким-нибудь порно-журналом, а затем присоединялся к нам с сияющей на лице улыбкой.
— Уф, полегчало! — говорил он нам с обворожительной непосредственностью и добавлял: — Чертова дубинка!
На сцене, во время одного из наших выступлений, обнаружив, что ему нравится одна из девушек в зале, он устроил сеанс мастурбации одной рукой у всех на виду, совершенно не стесняясь.
Джон хотел вести сексуальную жизнь, которая бы выходила за рамки обычной, и потчевал нас подробными отчетами о своих экспериментах, снабжая их комментариями, вроде:
— Я поимел ее на стуле.
(Иногда это был стол), или:
— Я пробовал 69-ю позицию, пока она делала в углу «грушевое дерево».
Не было никаких причин не верить ему: он никогда не скрывал своей сексуальной активности.
— Чем сумасбродней, тем забавней, — посмеивался он каждый раз, как заполучал к себе в постель двух или трех девочек сразу.
К счастью, нам был как-то преподан урок в баре «Рокси» на Репербане, где мы попались на удочку, поверив, будто самые фантастические девушки Германии заигрывают с нами. На самом деле это были извращенцы, которых страшно потешала наша ошибка. Нас туда провел один приятель-немец, который сразу же предупредил о последствиях более тесного общения:
