Через полчаса я знала все о его детях. Старшая — девочка Ксения — вундеркинд четырех с хвостиком лет от роду, писаная красавица, ангелочек. Ее водят в бассейн, обучают музыке и английскому языку в школе раннего развития. Младшему мальчику, Артему, не сравнялось и года, всего одиннадцать месяцев, а этот бедолага уже перенес стоматит и бронхит, нуждается в диете, поскольку страдает диатезом и постоянно плачет по ночам. В Новосибирске у Ольги нет ни родственников, ни близких. Конечно, справляться с детьми и хозяйством ей помогают приходящая няня и экономка, но это чужие люди, на них нельзя положиться в экстремальной ситуации.
— Ляле и ребятишкам опасно оставаться дома. Ты, Катрин, должна отправить их к родителям в Красноярский край.
— Как ты себе это представляешь? Заявлюсь и скажу: здрасте, я ваш телохранитель. Стройтесь, и шагом марш на вокзал! Так, да?
— Нет, ну вот зачем ты язвишь? Разумеется, обойдись без лобовой атаки. Придумай что-нибудь… Например, скажи: «У Сергея Владимировича срочная командировка. Просил передать, чтобы вы в его отсутствие погостили у мамы с папой, и попросил, чтобы я сопровождала вас в пути».
— Что-о? По-твоему, я еще и до Красноярска с ними пилить должна?!
— Немного дальше Красноярска, в деревню, — не моргнул он глазом. — Дорога не отнимет у тебя много времени, максимум сутки. По-моему, это очень приятно — поваляться на полочке в вагоне, в окошко поглазеть, книжки почитать, чайку из стаканов с подстаканниками попить для разнообразия.
— Дорогой мой, разнообразие с чайком и книжками мне и дома легко себе организовать! — Я спорила уже по инерции, смирившись с неизбежностью поездки, понимая, что Серый все равно не отстанет. Автоматически уточняла детали — какой поезд выбрать? что из продуктов взять в дорогу? сколько стоят билеты? Волков посоветовал не экономить, заверив, что у него дома бабла немерено, хоть камин купюрами топи или стены ими вместо обоев оклеивай. Но на всякий случай отделил от толстой пачки из своего бумажника… тысячу рублей. Я не удержалась от сарказма: «Твоя щедрость не имеет границ в разумных пределах».
Лялькин муж пообещал завалить меня баблом, но не сейчас, а после того, как расквитается с проблемами. Еще обещал, что мы больше никогда не потеряемся в этом мире и все у нас будет замечательно — просто зашибись! Правда, он избегал конкретики, не уточнил, как выглядит это «зашибись»: останусь на правах любовницы или он все-таки возьмет меня в жены? Конечно, не терпелось прояснить свое ближайшее будущее, но Волков пресек возможность диалога:
— Четвертый час ночи. Давай спать, Катрин! День впереди — не из легких…
Сладко зевнув, отвернулся. А я еще долго — пока глаза не начали слипаться — разглядывала его мастерски подстриженный затылок. Не знаю, спал Сережка или прикидывался, но дышал он тихо и ровно. В жертвенном порыве я прижала свою разнесчастную, зареванную и исцарапанную физиономию к гладкой коже его спины и поклялась, что все исполню и стерплю, лишь бы с моим Сереньким ничего плохого не случилось.
Утро встретила в самом тягостном состоянии — внутри дребезжало, как в двигателе старого, разбитого тарантаса. Томила неуверенность в себе, сердце сдавливала тревога. Любимый мужчина, напротив, держался молодцом. Бодро занялся разминкой, махал ногами и крепкими кулаками, отвешивая тумаки воображаемым противникам. Принимая бойцовские позы, поигрывал бицепсами и трицепсами перед зеркалом. Я поймала его отражение — об острый, ледяной взгляд запросто можно было порезаться. Ни тени восхищения мной и вчерашнего тепла… А я так нуждалась в ободрении, в ласке!.. Поплелась в ванную, где он принимал душ, и спросила заискивающе:
— Сереженька, а как ты будешь обходиться без очков?
— Да легко! Неужели не догадалась? Очки были маскировкой, стекла без диоптрий. — Он схватил мою зубную щетку, выдавил на нее пасту и уточнил: — Слушай, у тебя есть бритва?
— Только такая. — Я достала из шкафчика и предъявила станок под названием «Венера», которым брею ноги и прочие места, но полуобнаженного атлета он не устроил. Похлопав себя по щекам, он изрек:
— А, ладно, и так сойдет. Отпущу щетину, как у чеченского боевика, раз уж предстоит воевать.
— Воевать? — Я привалилась к дверному косяку, разом ослабев.
— Ну не в кубики же играть?! Прорвемся, не впервой. — Нервы у Волкова были в полном порядке, а взгляд налился устрашающей тяжестью кастета. — Эгем мне за наезд ответит!
— А кто это — Эгем?
— Так, один дешевый фраерок, возомнивший себя суперменом, беспредельщиком. Вообще-то его зовут Эгамбельды, он казах или киргиз, я как-то не вникал… Мы айкидо вместе занимались. Думал, надежный чувак, приблизил его, сделав своим компаньоном, в соучредители взял. А он оборзел, решил все прибрать к рукам. Слишком много хочет, но ни фига не получит, сучок!.. Лишний раз убеждаюсь, в этой жизни доверять можно только себе самому. И то не всегда…
Сергей энергично чистил зубы, яростно сплевывая белую пену, и я вздрагивала, будто он плевал не в раковину, а непосредственно в мою душу. Робко высказала предложение обратиться в милицию.
— Какая милиция? Там те же беспредельщики! — Он длинно выругался и посоветовал: — Не забивай себе голову, Катрин, сам разберусь… Знаешь, в чем главный принцип айкидо? Суметь обернуть силу противника против него самого. Я тебе обещаю: противодействие окажется в сто раз весомей его подлых действий. Х-ха, мне прямо страшно за Эгема!
Знакомый незнакомец, агрессивный сноб — вот кем стал Серега Волков наутро после нашей новой встречи. Я никак не могла попасть в его тональность. Что ни делала, что ни говорила — выходило невпопад. Завтракать было нечем, вскипятила чайник, выставила на стол чашки с блюдцами из сервиза и банку кофе. Он сморщился: «Ты пьешь растворимый? Пф, пить такое дерьмо — себя не уважать», но все-таки выпил. И демократичная марка крема для обуви его не устроила, однако начистил штиблеты старательно, как перед важным приемом. С той же тщательностью смел щеткой пылинки с пальто и пиджака, повязал галстук. Я смотрела на собирающегося уходить возлюбленного с нараставшей тревогой, спросила, заглядывая в карие глаза:
— Когда мы увидимся?
Он лишь подмигнул и просвистел мотив блатной песенки: «Теперь раскаиваться поздно, посмотри на звезды… Видишь это все в последний раз!» Очень жалостливая песня, если вдуматься…
— Ты забыла спросить, где живет моя Ольга, — напомнил Волков.
— И где же?
— В высоком терему, — усмехнулось это каменное сердце. — Знаешь монолитную высотку на Нарымской, напротив цирка? Такую со светлой штукатуркой, с башенками, под зеленой крышей.
