на улице, на лавочке, заваленной одеялами и пледами. Говорил, что здесь дышится легче. Макар не верил. Он думал, что причина куда менее романтична: Енот боится спать в огромном пустом здании.
Вот и сейчас он в подобии гнезда валялся на скамье перед входом. Подушки в наволочках из тончайшего шелка рассыпались по грязной мостовой, голова Енота запрокинулась, свесившись с лавки. Под сиденьем выстроилась батарея разномастных бутылок. Макар углядел черную метку «Джек Дэниэлс», широкобедрую толстушку «Хеннесси», прозрачную гильзу «Абсолюта», а за ними – несметное воинство опустошенной Енотом тары. Повсюду сновали голуби – большая стая, голов пятьдесят. Белый налет вездесущего птичьего помета местами покрывал мостовую ровным слоем. Лежка была засрана самым свинским образом – пакетами, банками, объедками, окурками, грязным тряпьем. Несло от нее так, что за пять шагов Макар прикрыл нос ладонью.
На шее Енота, под грязной кожей, билась сонная артерия, зачаровывая Макара мерным ритмом спящего сердца. Запрокинутый кадык ходил вверх-вниз, отчего белый ворот рубашки вздымался и опадал. Похоже, Енот переоделся в чистое. Лучше бы помылся, честное слово… Осторожно обойдя лужицу рвоты, Макар встал в изголовье. Пальцы его осторожно легли на артерию, отсчитывая пульс. Тот, другой, совсем не походил на Енота, но одна общая черта у них имелась – вонь. Она навсегда въелась в память Макара. А еще, у того, другого, точно так же колотилась артерия…
* * *
С практики Макар всегда возвращался пешком. Полезно и для здоровья, и для тощего студенческого кошелька. Макар любил разнообразить маршруты, всякий раз стараясь пройти новым путем. Так сложилось тем днем, что ноги через полгорода вынесли его в парк на пересечении Красной и Анохина. Там ноги, недолго думая, потянули Макара вниз, к речке Неглинке, где плавали жирные ленивые утки.
Летом вдоль всей Неглинки ошивались бомжи. На глаза не лезли, но и не прятались особо. Мыли тару, мылись сами, чуть ли не жили в растущих на берегу кустах. Обстирывались тоже здесь. Иногда запаливали робкие костры и сидели кру`гом, хлебая из пластиковых стаканчиков дешевую водку. В основном бомжи были безобидные, сами боящиеся всех и вся, потому Макар скорее удивился, чем испугался, когда из ниоткуда выскочила лысая испитая рожа и заорала:
– Сотик есть?! Сотик?! Студент, есть сотик?!
Лысый тараторил как заведенный, и Макар не сразу понял, что «сотик» – это не сотня, а сотовый телефон. Грязные пальцы с почерневшими ногтями требовательно хватали Макара, утягивая вперед, через мост, за речку. И Макар пошел. Ограбления он не боялся, брать у него было решительно нечего, а старый телефон – сотик, как его именовал алкаш, – стоил копейки. Но на опухшей физиономии лысого явно отпечатался испуг, и будущий врач Макар Скворцов не смог пройти мимо.
– Саня там, это! Сотик нужен, студент! Ты это, звони! Саня там!
Они стояли полукругом. Человек шесть, разного роста, возраста и пола, но до странного одинаковые в своих засаленных олимпийках и трениках с растянутыми коленями. Они напоминали какую-то на редкость неудачливую спортивную команду, потрепанную, но не сдавшуюся. Завидев Макара бродяги расступились, открыв еще одного «спортсмена», растянувшегося на траве.
– Слышь, пацан, скорую надо вызывать. – Рыжеволосый бродяга утер нос, и Макар с удивлением понял, что это женщина. – А то кончится Санька. Вон как разбарабанило!
Макар подошел поближе, окунулся в густую вонь нечистых тел, точно в гнилое, затянутое ряской болото. Несчастный Санька хрипел, царапая распухшее горло. Глядя на него, Макар совершенно точно понимал: скорая не успеет. В голове всплывали выдержки из учебников и конспектов. Отек Квинке, анафилактический шок… Макар опустился на колени, вполуха слушая болтовню рыжей.
– Ему рыбы нельзя, вообще нельзя, а Витя бычков в томате приволок… Я грю, Саньк, ну нельзя ж тебе рыбы! А он выпил уже, храбрый стал, уйди, грит, дура… – Она наклонилась к синеющему лицу Саньки и выкрикнула: – Ну, кто теперь дура?! А?!
– Студент, сотик давай звони! – Рядом присел давешний лысый проводник. – Саня же!
Он многозначительно потыкал пальцем в умирающего товарища. Остальные согласно загудели. Санька захрипел, бешено вращая выпученными глазами. И Макар решился.
– Двое сюда, руки ему держите! – бросил он за спину. – И еще один нужен, голову держать…
– А скорую чё? – нахмурилась рыжая. – Сдохнет же придурок!
– Я скорая, – буркнул Макар, вынимая из кармана украденный на практике скальпель. – Спирт есть? Продезинфицировать надо…
Его уверенность со скоростью электрической искры переметнулась на бродяг. Два бородатых мужика, с виду крепких, уселись Саньке на руки. Лысый проводник ухватил товарища за голову, крепко вжал в траву. Ноги Саньки выделывали коленца, в нелепом танце отстукивали пятками о землю. Даже когда Макар уселся ему на грудь, ноги продолжали жить своей жизнью.
Откуда-то из-за спины появилась рука с бутылкой «Онежской», скальпель скупо омыло водкой. Резкий запах дешевого спирта отогнал вонь немытых тел. Шея Саньки от грязи и загара стала коричневой, отросшая черная щетина топорщилась. Макар пробежался пальцами, выискивая место для надреза. Сонная артерия застучала в подушечки – не задеть бы… Хрипы с трудом пробивались сквозь сдавленное горло Саньки, но Макар пока еще чувствовал его несвежее дыхание.
Пальцы Макара замерли,
…вот здесь…
скачущие мысли
…трахеостомия…
собрались.
Руки не дрожали. В этом месте, чуть ниже адамова яблока, под натянутой кожей находится перешеек щитовидки. В учебниках сказано: скальпель должен быть очень острым, чтобы избежать отслоения… избежать отслоения чего там… к черту! Макар мысленно прочертил пунктир по смуглой шее и решительно чиркнул по нему скальпелем, рассекая надвое кожу и плоть. Крови вылилось немного, как и должно. Довольно улыбаясь, Макар обернулся, требовательно протягивая руку, и похолодел. Успокоившиеся было мысли вновь запрыгали обезумевшими зайцами…
…расширитель Труссо… дыхательная канюля… интубационная трубка…
И среди них одна – страшная, чудовищная, простая, как глоток паленой водки и такая же горькая: у них нет. У них ни хрена нет! Да и откуда у сборища запойных бомжей расширитель Труссо?! У них даже…
– Ручка?.. – умоляюще пробормотал Скворцов. – Ручка?! Ручка нужна! Что-нибудь полое! Шариковая ручка, ну же!
Бродяги смотрели на него, как бараны на новые ворота. Они не понимали, чего от них хочет этот молодой студентик, внезапно подхвативший косноязычие. А Макар все бормотал одно и то же слово, как лысый бродяга, что несколько минут назад выпрашивал у него телефон.
– Ручка нужна, понимаешь?! – Сквозь слезы Скворцов посмотрел на рыжую алкоголичку, с интересом присевшую рядом с Санькой. – Шариковая…
Макар коленями ощущал: грудная клетка под ним больше не вздымается. И ноги. Санькины ноги перестали скрести землю. Напряженные черты лица расслабились, поплыли. Бродяги сомкнули кольцо, пытаясь разобраться, что же
