Зал ресторанчика пустовал, только в углу за столиком сидел неопределённого возраста грузный мужчина с опухшим небритым лицом, в войлочной бесформенной шляпе с опущенными полями и такой же войлочной поношенной куртке. Неторопливо потягивая пиво из огромной глиняной кружки, он бессмысленным взглядом смотрел в зал.
Гюнтер сел через столик от посетителя в пол-оборота к окну. Тотчас появилась официантка в сверхскромном чёрном платье, белом передничке и чепце - кажется, чепцы и переднички у прислуги в городе были столь же обязательны, как и тяжёлые шторы на окнах. Гюнтер заказал овощное рагу и, бросив взгляд на мрачного мужчину, пиво.
Расчёт оказался верным. Стоило на столике появиться кружке, как бессмысленный взгляд единственного посетителя переместился на Гюнтера, ожил, и его обладатель принялся с неприятной настойчивостью рассматривать Гюнтера.
Как и положено туристу в подобной ситуации, Гюнтер заёрзал на стуле, затем изобразил на лице робкое недоумение и кивнул. Мрачный посетитель тяжело поднялся, прихватил с собой кружку с пивом и стал пробираться к его столику, опираясь на лёгкую трость, очень похожую на трость охотника. На фоне одежды и грузной фигуры трость выглядела неуместной - здесь более к месту был бы сучковатый, отполированный руками посох. Бесцеремонно опустившись на стул напротив, он грохнул кружкой о стол, расплескав пиво.
- Жиль-Берхард Мельтце, - сипло выдавил он, одарив Гюнтера сумеречным взглядом. - Скотопромышленник, как у вас говорят. А у нас - пастух!
Слово "пастух" он почему-то выдохнул зло, с ударением, и отхлебнул пива.
- Един во всех лицах...
- Гирр Шлей, - корректно представился Гюнтер и поднял кружку в знак приветствия.
Скотопромышленник, он же пастух, снова одарил его тяжёлым взглядом. Словно муху прихлопнул.
- Брось, приятель, этих гирров, - прогудел он. - С души воротит... Шлей. Для меня ты просто Шлей. А я тебе Мельтце. Если хочешь, дядюшка Мельтце. В отпуске?
Гюнтер кивнул.
- Чего сюда занесло? Поглазеть на старину? На наши благословенные богом места?
- Да так... - неопределенно пожал плечами Гюнтер. - Провожу отпуск на колёсах. Решил недельку побыть у вас. Город необычный, хочется посмотреть.
- Поглазей, поглазей... - сумрачно протянул Мельтце и неожиданно жестко закончил: - Больше не захочешь!
Он залпом допил пиво, повертел пустую кружку в руках, зачем-то посмотрел в неё и, обернувшись, крикнул:
- Тильда, ещё пива!
Официантка заменила кружку, но пить он не стал. Охватив её ладонями, неожиданно перегнулся через стол к Гюнтеру, заглядывая ему в глаза расширенными зрачками.
- Думаешь, я на самом деле пастух? - Он дёрнул плечами. Из-за одежды?
Столь же неожиданно Мельтце отпрянул назад.
- Ну, есть у меня две фермы - в наследство достались. Так я их в глаза не видел! Арендуют их у меня, овец там держат... А я овцу от барана не отличу!
Мельтце двумя руками поднял кружку и жадно хлебнул. Кадык на шее прыгнул верх и долго не опускался - было слышно, как пиво лавиной скатывается по горлу в желудок.
- Тогда зачем вы это носите? - невинно спросил Гюнтер.
Зачем?! - Мельтце яростно расправил плечи, но тут же, словно чего-то испугавшись, сник, стушевался и отвёл глаза в сторону.
- Зачем... Попробуй, не носи...
Он опять, но уже брезгливо, пригубил кружку.
- Один попытался не носить, - сумрачно продолжил он, - так на верёвке закачался... И сердце ему вынули, и руку отрезали...
"Лист номер двадцать три из другого дела", - отметил про себя Гюнтер. Разговор начинал принимать любопытную окраску.
- У вас что здесь - рэкет процветает? Мельтце невесело хмыкнул.
- При чём здесь вымогательство. Они... Впрочем тоже вымогают. Но не деньги!
Он сдавил ладонями кружку с такой силой, что казалось, она лопнет.
- Представь: является к тебе ночью при луне голая смазливая - прямо, хоть в постель тащи! - но у тебя от её прихода мороз по коже, словно из могилы холодом веет, и никаких желаний к ней, только волосы на голове дыбом. Стоишь, клацаешь зубами, а она бросает тебе под ноги этот войлочный хлам и ангельским голоском вещает: - "Мельтце, с завтрашнего дня ты пастух. Вот тебе одежда. Носи, не снимая". И всё. И со смехом улетает. А ты стоишь на ночном холоде, выбиваешь зубами дробь и благодаришь бога, что все кончилось. А потом одеваешь хлам на себя и носишь, И не снимаешь... Даже шляпу боишься снять.
Пока он говорил, чувствовалось, что на него нисходит успокоенность - отрешённая, подавленная покорность судьбе. Голос становился тише и глуше и под конец вообще стих, руки отпустили кружку и теперь только машинально её оглаживали. Мельтце заглянул в кружку, шумно втянул носом воздух и неторопливо отхлебнул.
- Да... - неопределенно протянул Гюнтер. - А мне говорили, Таунд - благодатное местечко...
- Благодатное? - переспросил Мельтце. Он снова посмотрел в глаза Гюнтеру. - Было. Было благодатным. Даже более того - полгода назад его посетила божья благодать. По крайней мере так утверждал отче Герх. Иконы в церкви плакали, во время службы под куполом витали херувимы и под неземную музыку - органа в церкви отродясь не было - пели, доводя верующих до экстаза. А когда аптекарь Гонпалек стал насмехаться над чудесами в церкви, объясняя их лазерной светотехникой и психотропным воздействием, его так скрутило после анафемы отче Герха, что ни один врач не мог помочь. Только когда Гонпалек вознёс богу покаянную молитву и на коленях поцеловал распятие в церкви, его отпустило. А потом... Потом божья благодать покинула город. И пришли э т и ...
С улицы послышался звук мотоциклетного мотора, и Мельтце осёкся, переведя взгляд на окно. Руки его снова судорожно вцепились в кружку.
Звук мотора нарастал, затем к нему присоединился второй, и когда тарахтенье перешло в громоподобный треск, возле окна остановилось два мотоцикла. Марки мотоциклов определить было невозможно - во всяком случае это были не "мастодонты" фирмы Асахи, подобно встреченному Гюнтером утром. Что-то более лёгкой модификации, к тому же со снятыми кожухами, крыльями и щитками и без глушителей. Одни скелеты, а не мотоциклы. Лишь четверо седоков напоминали утреннюю встречу. В таких же чёрных кожаных комбинезонах и полностью закрытых, как у астронавтов, шлемах.
Взревев напоследок, как мифические драконы перед кончиной, мотоциклы заглохли. Седоки неторопливо слезли с них и сняли шлемы. И Гюнтер с удивлением отметил, что вели мотоциклы девушки, а на задних сиденьях сидели ребята.
- Чёрт их сюда несёт... - неожиданно побледнев пробормотал Мельтце, вскочил и лихорадочно зашарил по карманам. Бросив на стол мятую евромарку, он с неожиданной для его грузного тела прытью выскочил из ресторанчика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
