или с детками?», боялся, что я его во сне сдам обратно. Итак, почти до самой школы, каждый день! Разумеется, Вася понимал, что мы приёмные родители, раз не смог забыть детский дом. Но мне кажется, что по этой причине он ещё сильнее нас любил, словно ещё и благодаря. Поэтому мы никогда не скрывали, но и не обсуждали. Нечего было обсуждать, он наш, а мы его – и точка! В классе восьмом, наверное, спросил кто его родная мать. Я не знала, если бы знала, обязательно сказала, честное слово, но не знали мы ничего. Думаю, Вася имел право знать кто его мать. Теперь уже и говорить не о ком, померла, скорее всего.
– А муж ваш что?
– Счастливее папаши, чем Петя, сложно было отыскать! Везде с собой брал Василька, что вы, такие друзья – не разлей вода! Возьмёт его маленьким на ручки, прижмёт к себе, в глазу только слеза блеснёт! А порой мне на ухо шепнёт, говорит: – «Мать, а может где у Василька сестрёнка есть?», уж так сильно его любил, всё для него. А уж, когда внуков дождался – словами не передать. Перед смертью, за пару дней, словно чувствовал, что уйдёт, сказал: – «Мать, спасибо тебе за сына!». Вот так и прожили, а то на старость лет сидели бы, как два перста, а так сколько радости! Ой, извините, Аля, я наверное, лишне хвалюсь?
– Ничего! Мне приятно слышать вашу историю, как будто вашим счастьем напиталась, даже легче стало.
– Почему вы не вернулись через месяц? – Марина Ивановна спросила так, словно требовала ответа. Она спросила не ради своего любопытства, Марина Ивановна понимала, что это нужно Элеоноре Арсентьевне, как нужна исповедь томимому человеку.
– Я стала ждать подходящего момента, всё рассказать Лёве, а этого момента всё никак не было. Такая работа, сами понимаете, а время шло. Однажды, ночью раздался телефонный звонок, позвонила Лидия Андреевна и потребовала Лёву к телефону. Его у меня не было, я так и ответила; добавила чего ради, он должен быть у меня. Она, разумеется, не поверила мне и требовала Лёву к телефону. Сказала, что ей всё известно про нас. Я растерялась и бросила трубку. В ту ночь её было плохо, до своего врача не могла дозвониться. Каким-то образом она нашла Лёву, всё-таки дочь своего отца, – с небольшим ехидством улыбнулась Элеонора Арсентьевна.
– В командировку, что ли уехал?
– Нет, Марина Ивановна, никуда он не уехал. У своей профурсетки был. Подцепил двадцатилетнюю ассистентшу, или она его! И похаживал к ней. Вот тогда-то мне и отлились слёзки Лидии Андреевны. Лидия Андреевна была словно каменный монолит, столько лет знала про наш роман и держалась, а я – куда мне! Будто землю выбили из под ног.
– Ну, вы хоть с ним объяснились?
– А что толку? Я даже ему женой не была. Он так и заявил, что не желает передо мной отчитываться, перед Лидией Андреевной не собирается, а я – тем более.
– Но он же вас любил?!
– Любил. Когда-то! Прошла наша любовь, как оказалось. Но, что самое обидное, я его даже понимала. В своё время, моя любовь для Лёвы была тихой гаванью, в которой он прятался от Горонковых. Я была укрытием в непогоду. А молодая девчонка оказалась цветком, который он сорвал после непогоды. Он уже не нуждался в моей любви. Лидия Андреевна для него была реквизитом из жизни, он сама себе был хозяином, а девчонка стала его самостоятельным выбором, которой он сделал не под давлением обстоятельств, а потому, что мог этого хотеть, не оглядываясь ни на кого.
– И вы ему не сказали?
– А как же! Сказала! Только он ещё больше разозлился и не поверил. Сказал, что я всё вру, чтобы только его удержать! Что нет никакого ребёнка и нам надо расстаться! Вот почему я не поехала за своим малышом! Потом глубочайшая депрессия! А знаете, кто меня оттуда вытащил? Не знаете! Лидия Андреевна! Даже в этом, стерва, сильнее меня была!
– Неужели?
– Да, именно! Приезжать ко мне стала. Модного психолога привозила, я даже и не знала раньше про таких докторов – вот так и вытащили меня из ямы меланхолии.
– Больше вы не виделись с Львом Аркадьевичем?
– Нет, почему? Виделись. Привычка – страшная сила. Через год где-то, он ко мне приехал. Не удивлюсь, если его Лидия Андреевна ко мне послала, – с легкой злостью сказала Элеонора Арсентьевна. –Я его уже сама не любила той любовью, что была в молодости. Она сменилась предприимчивостью и прагматичностью. Он всю жизнь делал карьеру, я тоже, старалась ничего не упускать. Когда он вернулся, наверное, молодуха ему изрядно надоела, мы попробовали снова начать жить вместе, ну, как раньше, но уже было не то. Я стыдилась предать Лидию Андреевну, после того, что она сделала для меня, хотя ей уже было плевать на всё, а во вторых, осадок остался. Остались, как говорится, друзьями, близкими. На тот момент, уже года три как прошло, когда я решилась вернуться в детский дом, но малыша моего в нём уже не было. Евгения Ивановича тоже не было, на пенсию успел уйти. Я его разыскала, заведующего то, через связи, но он не знал, сказал, что презирает меня, и не сказал бы, где ребёнок, даже если бы знал.
– Не пробовали искать малыша?
– Лёва особого интереса не проявил, думаю, так мне и не поверил, что ребёнок есть. Тогда уже почти семь лет прошло – смирилась.
– Что же было, как вы жили?
– А никак! Потом стало не интересно! Ничего уже не интересовало! Были просто будни – серые и унылые! Вышла замуж, потом его выгнала, через пару лет. Работала. Лёва помогал, когда нужна была помощь, а потом помощь и ему понадобилась – перестройка, распад Советского Союза. Пришла новая власть, новые люди, Лёва ушел из политики. Начал заниматься бизнесом, тут ему, конечно, пригодился весь его жизненный опыт, связи. Продуктами занимался, возил к нам из Европы, потом иномарками стал торговать, мебелью, ещё что-то. Денег у него стало ещё больше! Лидия Андреевна в 1993 году подала на развод и уехала в Израиль, оттуда, вроде, в Канаду, и всё, больше мы про неё ничего не слышали. Всё, что от неё осталось – эта дача!
– Какая дача? – не поняла Марина Ивановна.
– Эта самая! Пансионат то – это бывшая дача Горонкова, да! После его смерти, дачу оставили Лидии Андреевне. Помогли, да и Лёва уже был при власти, так что… А когда разводились
