Ответил на чуть хрипловатый, старческий голос, совсем юный и чистый:
— Так жаль... Эмили ведь такая красивая дама, а отец, поговаривают, очень уж строг... Вы никогда не замечали, какое количество пудры леди МакКонстор использует на приёмах?
Сандор медленно развернулся. Лилиан стояла напротив пожилой дамы, обмахиваясь объёмным веером, улыбалась своей вежливой улыбкой и смотрела на собеседницу с лёгким прищуром. При всей схожести с тем образом, который отпечатался, юная леди кардинально отличалась этим вечером, плавно перетекающим в ночь.
Но всё ещё была прекрасна.
Выпирающие ключицы украшало изящное колье из тёмного камня, само платье привычного, благородно синего цвета. Сандор вообще заметил, что Лили крайне любит этот цвет и соотносил это с тем, он был основным на гербе рода Блэров. Пышная юбка обшита золотистыми нитями, замысловатый узор из них же поднимался по корсету и выделялся линией у самого декольте.
Леди рядом была одета под цвета приёмного зала — светло-коричневый и белый.
— Отец Сандор? — прозвучал удивлённый голос, и священник отмер, возвращаясь в реальность. Лилиан смотрела на него по меньшей мере удивлённо. — Не ожидала Вас здесь встретить.
— Добрый вечер, миледи, — кивнув, он подошёл к дамам ближе. — Как ни странно, я тоже.
Лили нежно рассмеялась, прикрывая веером правой рукой левую щёку. Движение хотело остаться непринуждённым, но в момент, когда собеседница отвлеклась леди Блэр как бы сказал ему — наши беседы должны оставаться тайной.
Сандор даже оскорбился. Разумеется! Тайна исповеди всегда остаётся грузом священника, как Лилиан могла допустить даже мысль о том, что он может рассказать кому-то про её слова?! К тому же это бы означало полную катастрофу дома Блэров в обществе.
— Позвольте представить Вам леди Элизабет Кортон, — обратила внимание Лили на женщину. — Она крёстная среднего сына семьи Дорн, что даёт сегодня этот приём.
— Приятное знакомство, — коротко улыбнулся Сандор.
— Как и для меня. Я слышала о Вас, святой отец, множество хороших слов, но до этого не имела чести видеть лично, — леди Кортон склонилась в женском поклоне. — Я оставлю вас, если вы не против? Кажется, прибыла моя племянница.
— О, разумеется. Здравия вам, — пожелала ей в след Лилиан, проводила обворожительной улыбкой и повернулась к священнику. — Так что же, отец Сандор, привело Вас сюда?
— Обстоятельства, — честно признался он. — Отец Итан занят, обычно балы посещает он. Вы могли его видеть — коренастый мужчина, со шрамом на правой брови. Говорят, он получил его в схватке с грабителем, пытавшемся вынести ящик с пожертвованиями.
— Ужасно! Но шрамы украшают мужчину, указывая на доблесть.
Священнику внезапно стало противно. Юная леди бессовестно лгала — он прекрасно знал, что она находит увечья не отличительным качеством, а показателем неудачи, горькой судьбы. Впрочем, Сандор сам назвал эти вечера обителей греха. Наивно было полагать, что всегда честная и откровенная с ним, Лилиан сохранит свой облик и для этих людей.
— Желаю вам приятно провести этот вечер, — юная леди кивком головы указала куда-то в противоположную сторону зала. — Меня, боюсь, ждёт отец — опять станет отбивать навязчивых женихов.
— Р... Разумеется. Встретимся завтра, — пробормотал Сандор и наблюдал, как Лилиан отдаляется, действительно подходит к своему отцу, облачённому в одежду подобной цветовой гаммы.
Её отец... Сандор вспомнил, как клялся этому лорду, что не испытывает к его дочери никаких чувств, кроме искренних порывов помочь душе, а сейчас совести вгрызлась в самое сердце. Чем он лучше лжецов, собравшихся здесь?! Священник пытался искать оправдания — не знал, что так получится, вышло случайно, не смог удержать себя в узде вовремя, но краем разума понимал, что это бесполезно.
Как бы грех не был мал, он есть и от него никуда не скрыться. Господь видит всё, всех и везде — в этом Лилиан была бесспорно права. Остаётся только молиться.
А бал не стоял на месте. Заходилась в страстной игре скрипка, прочие инструменты — музыканты отдавали искусству всю душу, рождая прекрасные мелодии, под которые кружились пёстрые наряды на парах. Сандор видел, как Виктор Блэр выводит свою жену, как, с виду суровый и жёсткий мужчина, на самом деле может быть грациозен в движениях и какой хрупкой рядом с ним кажется Мария.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Может быть, одна из основных причин нелюбви к балам была в том, что самому священнику толком ничего нельзя было делать — только разговаривать. Приглашение женщины на танец значило на негласном светском языке слишком много, а Сандор права даже на симпатию к кому-либо не имел, не то что на... любовь.
Такое опасное, жгучее слово. Ранее для Сандора она значило не более, чем результат удачного брака, рождения ребёнка. Всеобъемлющее чувство, приближающего каждого живущего к Богу. Всегда кого-то, а сейчас Сандор оказался на месте многих мужчин, которых слушал ранее. И понимал их. Полностью, без остатка понимал. Ибо как бы не старался отвлечься, высматривая среди гостей знакомые лица, взгляд то и дело искал синее золото среди нарядов, слух старался уловить приторно-сладкий голос, которым Лилиан никогда не говорила с ним.
Сандор ужасался этому — ему вдруг хотелось, что бы юная леди поговорила так и с ним. Хотя бы раз. С той же искренностью, что спорит.
Музыка смолкала и начиналась вновь, безлунная ночь полностью вступила в свои права, на улице пахло скорым дождём. Священник стоял на балконе, скрывшись от яркой суеты, с бокалом доброго вина и смотрел вверх, силясь разглядеть что-то, кроме темноты. Холод действовал на него хорошо — успокаивал беспокойные мысли.
— Боже, чего же Ты хочешь от меня? — пробормотал Сандор, склоняя голову и крестясь. — Чего Ты ждёшь от сына Своего?
Небо ответило вспышкой вдалеке — полыхнула яркая сеть молнии и священник усмехнулся. Если то был знак, значит Господь злиться. Значит, он Его не так понял.
Осушив бокал, Сандор всё же вернулся обратно к огням бала. После темноты улицы глаза даже слепило, но священник быстро привык, остановился в рандомном месте и наблюдал за действиями, разворачивающимися вокруг.
Лилиан кружилась в объятиях какого-то юноши. На вид он был едва ли сильно старше леди Блэр, но стати в нём было достаточно. Пара смотрелась вместе — красно-чёрный сталкивался с синим и золотым, образуя вихрь прекрасного танца. Камзол на юном лорде сидел прекрасно, подчёркивая крепкую фигуру. Священник не мог понять, действительно ли девушка так смотрит на него, или это очередная ложь.
Тонкие запястья вкладывались в сильные руки, рукава опадали, то и дело оголяя предплечья при поворотах... Сандор какое-то время любовался, но в одну секунду понял, как сильно сжимает кулаки за спиной. Ногти впивались в ладони, отчётливо чувствовались чётки, который он не выпускал из рук практически ни на секунду сегодня.
Священник стоял и смотрел, как его возлюбленная танцует чудесный вальс с другим мужчиной. Стоял, закованный в чёрную рясу, на которой никогда не проявится красного, которая никогда не выделит его фигуры и не мог ничего сделать, пожираемый заживо бешенством. Лилиан сейчас казалось той чистой особой, как про неё думали собравшиеся — ах, леди Блэр! Дочь благородного рыцаря, завидная невеста с выгодным приданным, не обделена красотой, манерами. Многие мужчины, он готов был спорить, душу бы продали за такую девушку рядом с собой. Лили хоть и было уже семнадцать, но ради такого «улова» можно было закрыть глаза на подозрительный возраст.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Сандору думать было об этом тошно. Улов... На какие непотребства только не способны люди! Ему сейчас как будто открыли глаза — столько грязи вокруг, прямо перед его носом и он почти ничего не способен с этим сделать. Только смотреть и беседовать, надеясь, что излечит человека от сомнений.
Однажды юная леди перестанет быть юной, проедет в торжественной процессии по городу до храма и войдёт под его своды в красном, подвенечном платье. Или оно тоже будет синим? Однажды она пообещает другому мужчине быть с ним, любить его в горе и в радости, а там и до того недалеко, что муж посчитает её чистой, отправив псу под хвост старания Сандора.
