Два! Всего!
У них в корпусе — вообще нет. Только — повозки. В большинстве своем — обыкновенные крестьянские телеги. Для перевозки раненых, они, скажем прямо, не очень…
В японскую войну мы с этими телегами намучились, а тут — то же самое…
Так скоро я весь свой блокнотик запишу, до линии фронта ещё не доехав.
Глава 15
Глава 15 Прапорщик и ещё двое
Автомобили здесь… Так скажем, менее комфортные, чем дома.
На дворе не май месяц, поэтому — прохладненько.
Ноги мои в сапогах быстро мёрзнуть стали. Под шинель тоже пододеть что-то бы не помешало. Надо было мне какую-то меховую безрукавочку купить…
Ага, купил уже. Бурки. С картонными подошвами…
Адъютанту штаба корпуса тоже, как я понимаю, не жарко. Сидит, сапожком о сапожок поколачивает. Ёжится. Двумя руками портфель довольно толстенький на коленях держит. То и дело на него взгляды кидает — не пропал ли он куда.
Кроме холода, имеется ещё одно неудобство. Рессоры бы им у автомобиля сделать получше не мешало. Так, запросто, язык прикусить при езде на данном авто можно.
Едем мы довольно быстро, это если состояние дороги учитывать.
Чудно, но дорога почти пустая. То от обозов и колонн солдат протолкнуться было нельзя, а то — так, отдельные встречные подводы. Может, потому, что день к вечеру клонится? Вполне, вполне так может быть…
Так, что там ещё такое?
Впереди на обочине — солдаты. Трое. Один нам что-то рукой машет.
Водитель нашего средства передвижения начал притормаживать. Адъютант с портфелем вперёд подался. Сощурился, смотрит, кто там нас тормозит.
В свой портфель адъютант ещё сильнее вцепился.
А, нет. Не трое солдат. Только двое. Третий — прапорщик. Издали я его погоны не разглядел.
Тем временем мы остановились.
— Что такое? — адъютант ко мне повернулся.
Во, нашёл кого спросить. Я ещё меньше его знаю.
Солдаты остались на месте, а прапорщик к нам неспешно направился. Так, даже с некоторой ленцой у него была походочка.
Стоп. Непорядок…
У прапорщика прямо на шинели орден…
Святого Георгия.
4-й степени.
Ну, что на шинели — ещё ладно. Хотя… Может он его сегодня утром только получил и всем теперь показать желает, каков он герой и прочее. Всё равно, как-то, не очень это.
Прапорщик…
Согласно статуту данного ордена прапорщик, удостоенный ордена Святого Георгия 4-й степени должен быть тут же произведён в подпоручики!
Этот же — прапорщик.
Что-то тут совсем не то!
Что совсем не то, кричало и ношение награды на правой стороне груди!!!
— Ряженые, — не подавая вида, что встревожен, шепнул я. Но, так, чтобы водитель и адъютант услышали.
— Что? — не понял адъютант.
Водитель ничего не ответил. Как сидел, так и сидеть остался.
— Не наши это, говорю, — успел сказать, уже громче, я.
Тут прапорщик, неправильно носивший орден, в нашего водителя и выстрелил.
В одно мгновение как-то очень быстро револьвер в его руке оказался. Откуда только он его и достал?
Моё изделие Тульского Императора Петра Великого оружейного завода на своём законном месте пребывало. Сидя, его ещё быстро достань…
Адъютант со своим портфелем к тому же что-то по сидению ко мне вдруг резко сместился, как бы попытался подальше от стрелявшего стать. Совсем мне стало почти до кобуры не добраться…
Мля…
Сходил за хлебушком…
Тут и двое в российском солдатском обмундировании начали быстро в нашу сторону двигаться.
Обучены, суки…
Ряженые больше не таились. Переодетый в прапорщика что-то по-немецки громко своим товарищам крикнул.
Что, опять в плен?
История со мной повторяется?
Водителя они сразу убили, а нас, наверное, за наличие офицерских погон, пока пощадили. Посмотреть де надо, что за птички в силки попали…
— Портфель…
На адъютанта было больно смотреть. Беды и несчастья всего мира одновременно на его лице нарисовались.
Мля… Что, делать-то?
Под тремя стволами вариантов действий как-то, если руку на сердце положить, не много.
Двое, якобы рядовые, сейчас находились, это если от меня считать, справа, а псевдопрапорщик — слева от машины. Сейчас он к моей двери машины и шагнул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Всё я на грязь и хлам кругом под ногами тут жаловался, а здесь они и помогли. Переодетый в прапорщика то ли поскользнулся, то ли запнулся за что-то и на ногах не удержался. Упал, но быстро и вскочил.
Злой такой, морду у него всю перекосило…
Мне этого времени и хватило. Кинжал князя у меня хитрым образом внутри рукава был размешен. Как ещё мастер в Японии учил.
Когда дверь в машину с моей стороны распахнулась, он чужой кровушки и испробовал. Как Александр Владимирович меня в шутку в Санкт-Петербурге и попросил.
Простой человек бы не успел такое. Я же в плын провалился. Уже как секунд десять назад. Всё вокруг медленным стало, тягучим…
Одновременно со мной и адъютант штаба корпуса своё умение показал. Оказалось, что не просто так он ко мне по сидению передвинулся. Два раза он успел выстрелить, но и ему хорошо прилетело.
Мне бы тоже, скорее всего, досталось, но я уже не в машине был. Ударил кинжалом в грудь я ряженого и из салона автомобиля вывалился. Ближе слова не подобрать. Выпрыгиванием мною совершенное назвать было трудно.
Локоть правый ещё о дверцу ушиб.
Спасибо тебе, князь…
Не только за кинжал, но и за то, что настоятельно рекомендовал мне обеими руками научиться хорошо с оружием работать. Говорил не раз — пригодится. Вот и пригодилось.
— Портфель… В штаб дивизии…
Ну, насколько я понимаю, адъютант — не жилец. Совсем немного ему осталось, а про портфель помнит…
— Хорошо, хорошо, — успел я его успокоить, до того момента как душа его отлетела.
Да, вот и началось опять…
Ну, куда деваться…
Глава 16
Глава 16 Возница
Так…
Портфель. В штаб дивизии.
Ситуевина…
Ну, тут вопроса нет. Штаб — в Яслиске.
А эта самая Яслиска где?
Водитель и адъютант, конечно, знали, а я только в роли пассажира автомобиля выступал, что в Яслиску ехал.
Водитель и адъютант мертвы, их не спросись. Ряженые — тоже покойнички. Один я стою сейчас посреди шоссе.
Сам водить автомобиль я не умею. Дома не умел и тут не научился.
Попробовать? Три раза ха-ха. Что-то желания такого нет. Дорога хоть не сильно горная, но свалиться есть куда.
Кони мчат-несут.
Степь всё вдаль бежит…
Вьюга снежная
На степи гудит.
Снег да снег кругом,
Сердце грусть берёт.
Про моздокскую
Степь ямщик поёт…
Из-за поворота слова песни до меня долетели. Едет кто-то!
Судя по песне — наш. Австрийцы или германцы такую песню петь не будут.
Как простор степной
Широко-велик.
Как в степи глухой
Умирал ямщик.
Как в последний свой
Передсмертный час
Он товарищу
Отдавал приказ.
Хорошая песня. Народная. Впрочем, народная в ней только музыка, а слова хозяина имеют. Написал стихи Суриков Иван Захарович, уроженец деревни Новосёлово Угличского уезда Ярославской губернии. Откуда знаю? Странный вопрос — от князя. Он же энциклопедист, в том числе по русским поэтам.
У Сурикова много стихов народ на песни перевёл и поёт здесь распрекрасно. Ту же «Рябину». Ну, которая шумит, качаясь.
Кстати, песня не простая. Как минимум, парочка преступлений в ней спрятана. Это, если слова внимательно слушать. Не своей смертью умирал ямщик, ой не своей…
Ты, товарищ мой,
Не попомни зла,
Здесь в степи глухой
Схорони меня!
Схорони меня
Ты в степи глухой,
А коней моих
Отведи домой.
Товарищ его, этого ямщика, мне так кажется и уханькал. А раньше сам ямщик ему дорожку перебежал, зло в отношении его сотворил.
Песня становилась всё громче, в её слова вплелся скрип телеги. Что уж там в ней скрипело, хрен знает. Не специалист я по телегам.
