Благодаря помощи многих уважаемых людей из вышестоящей инстанции в разгар лета 1982 года, отправившись домой на побывку, я узнал, что меня, вопреки правилам, порекомендовали повысить до офицера. Тот приказ, в котором говорится о назначении меня на должность инструктора, и сейчас должен храниться в моем досье. Я четко помню письмо, которое принес домой отец. Когда я передал ему эту счастливую весть, у него в глазах засиял свет, от которого мне стало одновременно тепло и скорбно. Он ничего не сказал, лишь взвалил мотыгу на плечо и пошел в поле. Поведение отца заставило меня вспомнить, как отреагировал один дальний родственник по отцовской линии, когда его сына повысили, он прошелся по всей деревне, бил в гонг и кричал:
– Моему сыну дали звание офицера! Офицера!
То, что мой отец промолчал, позволило мне глубоко прочувствовать и его характер, и моральные качества, и личный опыт.
Осенью 1984 года я поступил на факультет литературы Академии искусств НОАК, а вскоре написал известное произведение «Прозрачная морковь», потом опубликовал и повесть «Красный гаолян», вызвавшую шумиху. В 1986 году, во время летних каникул, я покупал овощи на рынке в родной деревне и столкнулся с одним парнем по фамилии Вань из соседнего села. Он схватил меня за руку и, выпучив глаза, заорал:
– Говорят, ты разбогател? Продал тираж одной повести на миллион?
Сейчас заработать миллион на продаже одной книги вполне возможно, но в те времена это, без сомнения, был бред чистой воды. Земляк не дал мне начать оправдываться, сказав:
– Не бойся, я не буду у тебя деньги занимать, у меня сын сдал экзамены и поехал в Америку учиться, через пару лет будет и у нас куча зеленых!
В 1987 году Чжан Имоу привез Гун Ли, Цзян Вэня[34] и съемочную группу в Гаоми, чтобы снимать «Красный гаолян», который изначально хотели назвать «Девятый день девятого месяца в Циншакоу»[35], именно такое название красным цветом написали на боку одного из микроавтобусов, принадлежавших съемочной группе. Почему сразу не назвали «Красный гаолян», а переименовали лишь после окончания съемок? Я не спрашивал, а они не говорили. Тогда для жителей Гаоми съемки фильма были в новинку. С тех пор, как Паньгу[36] разделил небо и землю, никто не приезжал в наше захолустье снимать кино. Но еще до начала работы я пригласил основных членов съемочной группы к себе домой на обед. Чжан Имоу и Цзян Вэнь пришли с выбритыми налысо головами, загорелые до черноты. Гун Ли была в простом холщовом халате и с прической, какие женщины носят в деревнях, а без косметики выглядела, как обычная, ничем не примечательная сельская девушка. Местные жители раньше думали, что актрисы – это небожительницы, спустившиеся на землю, но, увидев Гун Ли, были крайне разочарованы. Но кто тогда мог подумать, что за десять с небольшим лет Гун Ли превратиться в звезду мирового масштаба, будет держаться легко, утонченно, словно аристократка, поглядывать искоса, с кокетством? В день съемок собралась огромная толпа, зрители буквально стояли стеной: и обычные люди, которые проехали несколько десятков ли, добираясь из соседних уездов, и местные чиновники, которых привезли легковые автомобили. Все приехали воодушевленные, а уехали разочарованные.
Съемочная группа разместилась в местной гостинице, в комнатах не было ни кондиционера, ни туалета, но в те времена гостиницы уездного уровня почти все так выглядели. Да и актеры тогда не были важными шишками, не то что нынче. Когда съемочная группа уехала, один мой приятель из местных сказал:
– Многим актеры не понравились. Особенно Цзян Вэнь, позвонил по междугородней связи и болтал четыре часа.
Я спросил:
– Он оплатил звонок?
– Оплатил.
– Так какая тебе разница?
Сейчас я не могу себе представить, чтобы кому-то вообще до этого было дело. Раньше все китайцы любили совать нос в чужие дела, теперь на передний план вышла защита частной жизни, и это огромный прогресс. Не так давно я по телевизору видел одного актера, которого в начале 1980-х за «аморалку» посадили на десять лет, и он жаловался на несправедливость приговора. Да, он не скрывал, что имел сексуальную связь с несколькими женщинами, но все по обоюдному желанию, а тогда это считалось серьезным правонарушением, это дело прогремело на всю страну, большинство китайцев сочли, что он получил по заслугам, никто не думал, что мера наказания не соответствует проступку. Если бы мы мерили по стандартам той эпохи современные взаимоотношения полов… сколько бы тюрем понадобилось!
Когда я увидел потрепанный грузовик, который съемочная группа невесть откуда взяла, я тут же подумал о том «ГАЗ-51», на котором ездил отец Лу Вэньли и который купил потом Хэ Чжиу. Они были примерно одного цвета, но при ближайшем рассмотрении я увидел, что капот не такой. Односельчане говорили, что Хэ Чжиу во Внутренней Монголии. Служит ли ему все еще тот «ГАЗ-51»?
(6)
В августе 1988 года я поступил в аспирантуру, которую организовывали совместно Пекинский педагогический университет и Литературный институт имени Лу Синя. Если сравнивать с моим поступлением в 1984 году в Академию искусств НОАК, то в этот раз я не испытывал особого воодушевления. В 1984 году, получив письменное уведомление о зачислении, я действительно ликовал. Во-первых, наконец, сбылась мечта об университете, а во-вторых, сбылась мечта о литературном творчестве. А сейчас, хоть и можно было после окончания аспирантуры получить степень магистра, но поскольку я уже был довольно известен и имел некие представления о профессии литератора, я понимал, что для писателя имеют значение лишь его произведения, с ними не сравняться никакие ученые степени, а потому сначала даже не хотел ходить на занятия. Потом один знакомый посоветовал мне расширить кругозор и воспользоваться этой возможностью подучить английский, мол, в будущем пригодится. Без сомнения, он был совершенно прав. Я действительно усердно проучился пару месяцев и запомнил несколько десятков простых слов. Но вскоре начались студенческие волнения, обстановка накалялась с каждым днем, многим расхотелось ходить на занятия. Мне всегда не хватало твердости характера, поэтому я воспользовался этим предлогом для самоуспокоения и отложил изучение английского в долгий ящик. Впоследствии мне частенько пришлось ездить за границу, и каждый раз я жалел, что тогда не выучил английский. Несколько лет назад у меня еще были мысли выучить хоть какие-то обиходные выражения, но теперь я уже и от мыслей таких отказался. Надеюсь только на то, что изобретатели скоро придумают какое-нибудь простое портативное устройство для быстрого и точного перевода с одного языка на другой, что облегчит мои поездки за рубеж.
Весной 1990 года я вернулся в уездный город, где снесли несколько старых зданий и за месяц построили четыре новых дома. Пока я отсутствовал, из института несколько раз присылали телеграммы с требованием вернуться, а когда я вернулся, руководство университета стало убеждать меня уйти по собственному желанию, и я согласился, не раздумывая. Впоследствии за меня вступились многие мои однокурсники, и благодаря неоценимой помощи профессора Туна из Педагогического университета мне удалось получить право вернуться. В день нашего окончания разразилась война в Персидском заливе. Выпускную церемонию быстренько свернули, никаких тебе банкетов, никаких танцев. Один из киношников подвез меня до части на трехколесном мотоцикле, общаги не было, так что пришлось устроиться на складе, полном всякого хлама. По складу толпами бегали крысы. Одна крыса устроила себе гнездо в моем чемодане и родила там крысят. Даже несколько лет спустя моя одежда и постельные принадлежности словно бы воняют крысиной мочой. На складе стояло несколько гипсовых статуй председателя Мао, я расположил их у двери и возле импровизированной постели, как дозорных. Когда меня приходили навещать друзья из литературных кругов, обманом прорвавшись через несколько постов охраны, то, увидев эту картину, они в один голос говорили, что я первый, кто заставил нескольких председателей Мао охранять себя и свой сон. Через два года моя часть выделила мне двухкомнатную квартиру, я переехал со склада, но часто вспоминаю о тех временах, когда жил бок о бок с несколькими председателями Мао.
Весной 1992 года в мою дверь внезапно постучали. Когда я открыл, оказалось, что это Хэ Чжиу, с которым мы не виделись много лет. Я спросил, как он меня нашел, на что он лишь улыбнулся, но не ответил, а потом сказал:
– Как говорится, без надобности в буддийский храм не ходят.
– А что тебе нужно? Если могу чем-то помочь, то приложу все усилия.
Хэ Чжиу сказал, что работает во Внутренней Монголии, в комитете по транспорту, причем в штате, но хочет перевестись в Гаоми, чтобы заботиться о стареньких родителях. Я написал письмо начальнику уезда Гаоми, отдал Хэ Чжиу и велел отправиться прямо к начальнику. Я тогда спросил его, а где сейчас тот «ГАЗ-51»? Хэ Чжиу выпучил глаза и спросил:
