Белинде он очень понравился. Он флиртовал с ней напропалую, но никогда не переходил границы. Рассказывал ей красочные истории о нашей первой встрече. Изобразил, какое у меня, по его словам, было лицо, когда мне выпала дама пчел, причем сам даже не позаботился узнать, посвящена она или нет.
Вечером я, как всегда, вложил свою карту в маленький кармашек на запястье и прищелкнул резинкой, прежде чем покрыть ее сорочкой и пиджаком. Все собрались в импровизированном салоне, где пили мохито до захода солнца.
Игроков было семеро. И со всеми, кроме одного, мне уже доводилось сидеть за столом раньше: мир ведь тесен. В этот раз стол со мной, Белиндой и Мордашкой делил программист-маронит, которого я уже раз обставил на игре в свинку; французский издатель, который был однажды моим партнером в сокрушительной партии в бридж; судья из Южной Африки, известный как криббедж-убийца; и сам капитан, самодовольный сморчок в рубахе из синей парчи. Он-то и был новеньким. Но мы понимали, что вся эта затея с картами – его ума дело, а значит, он будет играть по-крупному.
Разумеется, он и выбирал игру. И, разумеется, техасский холдем. Я закатил глаза.
Левантиец оказался слабее, чем я помнил. Судья был осмотрителен, но непредсказуем и умен. Издатель потихоньку наращивал ставки. Мордашка играл в точности как раньше.
Моей главной соперницей была Белинда. Мы с ней рвали друг друга на части.
Капитан вообще почти не умел играть и сам этого не понимал. Он хорохорился. Говорил всем, чья сейчас очередь ходить, чья – делать ставки, подсказывал, кому что нужно выиграть. Все мы тихо его ненавидели. И не посылали его к черту только потому, что это был его корабль, его стол и его затея.
Я играл хорошо, но Белинда играла лучше. И выиграла у меня с двумя парами. В ярости я прокрутил одну из своих карт вокруг костяшек. Программист поднял за меня тост, судья зааплодировал. Белинда мило улыбнулась и без долгих церемоний забрала у меня несколько тысяч долларов.
Была уже глубокая ночь, небо нависло над нами как свинцовый лист. Мы переменили карты. Капитан вынул из ящика новую колоду и перебросил ее Мордашке.
Снова «Байсикл». Красные рубашки. Мордашка вскрыл упаковку и сдал нам по две карманные карты.
Обычно серьезные игроки просто кладут их на стол лицом вниз, но в ту ночь мне хотелось держать свои в руках, как показывают в кино про ковбоев. Пара троек. Неплохое начало.
Все делают ставки – ставят помногу, – никто не выбывает. Мордашка сдает флоп: три общие карты, лицом вверх. Шестерка, десятка, трефовый валет. Хорошее предчувствие сменяется у меня плохим и снова хорошим. Мордашка подмигивает. На этом раунде торговли мы теряем мистера IT. Я вижу его насквозь и потому не удивлен.
Четвертая общая карта, терн. Ну, здравствуйте, Шарлемань: Его Червонное Величество до сих пор скромничал, но вот, наконец, и он. За столом перешептывания и шорох. Белинда тиха, как всегда, когда считает, но в этот раз она даже тише обычного: значит, у нее либо все хорошо, либо все плохо; я решаю, что хорошо. Судья выбывает. Издатель посылает мне воздушный поцелуй и следует за ним.
Мордашка заставляет нас ждать, долго раздувает щеки. Наконец и он присоединяется к выбывшим.
Моя очередь ставить, и, пока я размышляю, глядя на красные рубашки карт моего оппонента, похожие на лодочки без людей, в голову мне вплывает название комбинации, о которой я слышал давным-давно.
Она называется бойлерной: десятка, валет, король, тройка и четверка дымоходов.
Я начинаю думать о возможном выигрыше. О том, что я могу унести с этого стола, кроме денег. И вдруг ловлю себя на том, что с холодным удивлением, почти с усмешкой, думаю: «Так вот он, тот самый случай».
И пока эта мысль проносится в моем мозгу, а руки сохраняют каменную неподвижность в глазах всех смотрящих, мои пальцы невидимо для других отделяют ненужную мне больше вторую тройку и отправляют ее в ад, то есть в мое зарукавное хранилище, где моя краденая карта выползает из-под резинки, потихоньку подвигается к краю рукава и кончикам пальцев, выползает наружу и занимает свое место среди других карт. Все это я проделываю в доли секунды, благодаря одной только ловкости рук, совершенно незаметно для окружающих.
Белинда в игре, и капитан, конечно, тоже, на что я и рассчитывал: мне все равно, что у него там на руках, все равно он не сможет побить мою комбинацию, мою выигрышную комбинацию. Я готов.
Ставки сделаны, и Мордашка сдает ривер – пятую открытую карту. Она легко скользит из его руки на стол. Мигает свет, все ахают и всё замедляется, потому что карта, вынутая из колоды последней, пятая карта на столе, отличается от других.
Это четверка дымоходов.
– Ох ты, черт, – это говорит Мордашка.
– Мон дьё, – слышу я еще, и: – О, боже мой.
Это Белинда.
Я смотрю на голубое посреди черного и красного. Общая карта скрытой масти. Любой может теперь присоединить ее к своей комбинации.
Корабль слегка кренится, и долю секунды я вижу снаружи черную ночь, и еще мне кажется, будто палуба гудит под чьими-то шагами: кто-то высокий, в длинном пальто, осанистый и строгий, заглядывает, покуривая, в иллюминатор и с суровым любопытством смотрит на нас, удовлетворенный.
Я слышу, как капитан говорит:
– Что? Что это все значит?
А Мордашка отвечает ему:
– Заткнись и смотри, да веди себя достойно, это твое посвящение.
Белинда смотрит прямо на меня, у нее открыт рот, глаза вытаращены.
Мои пальцы в отчаянии погружаются в рукав так глубоко, что вы и не поверите, но той тройки и след простыл. Я сам сунул ее куда-то так небрежно, что теперь не знаю, где она, и не могу ни вынуть ее, ни убрать назад другую карту – все видят, что карт у меня на руках две, значит, две их и должно остаться.
Но одна из моих карт – четверка дымоходов, и точно такая же лежит на столе, а ведь четверок дымоходов не может быть две, одна – и то сомнительно.
Мордашка смотрит на меня и говорит:
– В чем дело, паренек? – переводит взгляд на Белинду, с нее – на стол, на карты в моих руках, снова на меня, выражение его лица меняется, и он буквально стонет: – О нет, паренек, только не это, паренек, о нет, только не это, – а в его голосе столько тоски и страха, сколько я никогда не слышал.
– Что это такое? – продолжает трещать капитан. – Что это за карта?
Я хочу сфолдить, но Мордашка хватает меня за запястье.
– Парнишка, я так не хочу видеть то, что, как мне кажется, я сейчас увижу, – говорит он тихо. – Судья, – произносит он громче, – возьмите книгу правил. – Он тянет мою руку вниз. – Найдите «Скрытые масти», – добавляет он.
Все смотрят на мою опускающуюся руку, кроме Белинды. Она смотрит в свои карты.
– Найдите раздел «Мошенничество», – продолжает Мордашка. – Подраздел «Наказания».
Карты Белинды вздрагивают в ее ладони, когда она свободной рукой тоже хватает меня за запястье. Она сильнее старика Мордашки. Мои карты снова поднимаются.
– Я отвечаю, – говорит она.
– Мы на середине игры, – возражает он.
Она командует:
– Судья, смотрите «Выравнивающие обстоятельства».
Даже капитан молчит, пока судья переворачивает страницы.
– Двойка, четверка, шестерка, восьмерка, десятка включая карту цепей, – громко читает она. – Имеет преимущественное право во всем. Такую руку ничто не может побить. Выигрывает… любой предмет в комнате по желанию игрока.
Она поднимает глаза.
– А я выбрала свой приз, так что держите свои лапы от него подальше, – говорит Белинда. Она смотрит на карты у меня в руке. – Не смотреть, не трогать, не переворачивать. Просто положи их на стол лицом вниз и пододвинь ко мне.
Судья смотрит на карты на столе.
– Если у нее восьмерка и двойка, – говорит он, – она выигрывает. Но есть еще штраф победителя…
– У меня двойка червей, – отвечает Белинда. Голос у нее уставший, но она улыбается мне. – И восьмерка цепей.
Все вздрагивают.
– Подожди, – шепчу я. – Какой штраф?
Никто меня не слышит. Белинда опускает свои карты на стол.
– Я выиграла, – говорит она.
– Какой? – продолжаю шептать я.
– Я выиграла, и в качестве приза я выбираю карту, – объявляет Белинда. Смотрит на мои карты, пока ее собственные ложатся на стол. Потом встречает мой взгляд и улыбается. Она всегда видела меня насквозь. Я не сомневаюсь, что и теперь она выберет правильно.
За склонами
Маккалох заварил в стакане чай и вышел с ним в магазин, где обнаружил молодых женщину и мужчину, они разглядывали товар. Колокольчик на двери не звякнул, когда они вошли. Снова заедает.
На обоих были серые штаны из грубой ткани с оттопыренными карманами и рюкзаки через плечо. Маккалох кивнул им, присел на высокий табурет за прилавком. Взял пульт, нацелил его на телевизор и убавил звук.
Девушка улыбнулась:
– Если вы из-за нас, то не надо.
Она была высокой – выше, чем ее спутник, – загорелой и мускулистой, длинные светлые волосы собраны в замысловатый узел. Девушка окинула Маккалоха дружелюбным, но откровенно оценивающим взглядом.
