Крики стояли страшные. Наша дверь от взрыва перекосилась. Мы же на замок не закрыли. Она не вылетела поэтому совсем. Я поползла в подъезд, а там… ТАМ части тел людей – куски от них и крови много. И кровь густая, темная-темная. Дядя Адам кричит. Под нашей дверью головой бьет пол. Ему стопу оторвало. Он же в подъезде для соседей на гармошке играл! Выпивший.
Юная Пушинка держится за живот и кричит:
– Ратмир!
Тетю Жанну, соседку, на куски разорвало, а тетя Тамара кричит: ее ранило, а сына ее убило. Ее сын у подъезда сидел. Оказалось, убило Ратмира в шляпе, того, что нравился Пушинке. Он людям на помощь прибежал. Другие соседи ранены.
Мама дяде Адаму, соседу со второго, из нашей грелки жгут на ногу завязала. Он кричал:
– Лена, убей меня! Убей! Мне больно!
А мама:
– У тебя четвертый ребенок на днях родится. Придется жить. Адам, терпи!
Потом какие-то ополченцы-боевики погрузили наших раненых соседей в машины и повезли в больницы. Конечно, они могли так и не делать. Соседи же обычные люди. Но они не бросили их. Затем я пошла по ступенькам, и мои ноги были по щиколотку в крови. Я вся была в крови! Вся!
Во дворе несколько боевиков сделали живой щит из себя и всех женщин и детей (меня и маму тоже) вывели со двора. Из зоны обстрела. Они прикрывали нас собой! Причем мы их раньше никогда не видели!
Дедушка-сосед Юрий Михайлович испугался, когда меня увидел – думал, я сильно ранена. Но все мои вещи были в чужой крови.
Не могла писать сразу. Я просто лежала и смотрела в потолок.
А тут 48 часов объявили власти России. И все. Вот и все. Нам конец.
Боевики на следующий день, после того как разорвались снаряды и в нашем дворе убило много мирного народа, постучали в дом. Тут, где мы живем, частный. Мама пошла открывать. Они не зашли. Просто сказали:
– Мы знаем, ребенок у вас (это я-то ребенок!) и старики. Мы молока принесли.
Поставили две пластиковых бутылки с молоком на землю и ушли. У них еще ящик молока был – они всюду, где дети и старики, разносили молоко.
Мы добрели до Аленки и тети Вали. Они у деда Паши и дяди Саши. Дядю Сашу хотели расстрелять. Он вел дневник, как и я. Писал матом ругательства про военных. Боевики дневник нашли, про себя прочитали и хотели его пристрелить. А он им сказал:
– А вы про русских военных почитайте!
И перевернул страницу. Те почитали, и давай хохотать – такие там ругательства. Отпустили дядю Сашу. Но дневник не отдали. Себе забрали. На память!
Тетя Валя дала нам вареников с картошкой.
Поля
23.08.
Рассказывают, что некоторые русские солдаты перешли на сторону боевиков. И воюют за Чечню. Когда нас перестанут бомбить самолеты? Когда?! Когда нам перестанут давать по 48 часов перед тем, как убить?
Подумала и написала стихи России:
Мне бы росту поболе,Мне б потверже шаги.Поле, русское поле!Мы с тобой не враги.
От твоих колоколен,Так чиста благодать.Кто-то сыт и доволен.А кому – умирать.
Но цветы здесь не хуже!Небо – даже синей!Почему мы не дружим?Вся земля – для людей!
Эту боль, эту память.Эти роскошь и хламЯ терзать не позволю,И топтать не отдам!
Мне бы плечи пошире,Мне бы руки сильней.Я для друга могилуОтыщу средь камней.
И с его автоматом,Через лес уходя,Я лесным стану братом.Я забуду тебя!
28.08.
У нас живет девочка Кристина. Ее сильно ранило. Танки стреляли снарядами. Ей сделали операцию. Другого ребенка не спасли. Мы знаем маму Кристины, тетю Оксану. Она на базаре картошкой торгует. Кристина у нас пока живет. Ей 7 лет. У них в квартиру прямое попадание. Их дом на остановке “Ташкала”.
Мы дверь свою починили.
Сосед Адам в больнице. Ему ногу оторвало от снаряда. У Пушинки осколки в животе, а у тети Тамары в коленке. Еще соседей ранило – кого в голову, кого в ноги. Стреляли с русской части, говорят. Остальных похоронили, кто не выжил.
Поля
02.09.
Хочу учиться. У нас будет школа?
Мама узнала, что ее знакомого убило в августе. Он в своем дворе был. Его звали Алауди. Меня нянчил, когда я была маленькая. Мама расстроилась.
Кто-то убил котят, что жили под лестницей. Расстреляли по одному на глазах у кошки. Я видела их трупики. Тетя Фатима и мама хоронили котят.
11.09.
У моих друзей, Сашки и Эрика, убило папу. Их папа был азербайджанец, а мама русская. Его убило в доме. Когда стреляли и русские, и боевики.
Эрику – 14 лет, а Сашке – 10 лет. Эрик побежал в госпиталь и в него стрелял снайпер. Но он добежал. А его папа все равно умер. Теперь у них только мама и бабушка остались.
Сашка боится стрельбы. Если стреляют, он лежит в коридоре и голову закрывает руками.
Поля
01.10.
Дети меня ненавидят в школе. Камни бросали в меня и Аленку, когда мы шли домой. Я даже их не знаю. Просто они узнали, что у нас русские фамилии, и кричат: “Русские свиньи”. Это новая школа – мой шестой класс.
Один мальчик из десятого класса подошел и при всех меня ударил. Мы стояли в зале – мой класс и учителя. Я от удара упала на пол. На мне белая кофточка вся испачкалась. Он сказал: “Ты русская сука!” – и ушел.
А все отвернулись. Никто мне не помог подняться. Даже учительница ничего ему не сказала.
Я не знала, как быть. Мне стало так стыдно! Я совсем не умею защищаться. И быть “русской” плохо. А раньше так не было.
Поля
09.10.
Меня хвалили из-за сочинения. Его читали перед всем классом. Я написала про парусник. Парусник плывет в океане. На земле войны, а на нем мир. И там все те, кто не хочет воевать. Мне поставили пять с плюсом за сюжет и три с минусом за орфографию. Когда я пишу, то делаю кучу ошибок.
Еще приходил другой учитель. У всех детей спрашивали: кто в их семье боевик? Обещали награду и курорт. Дети говорили, а это все записывали на листочке. Потом раздавали подарки. Мне не дали ничего.
На физкультуре я пошла на улицу, а дети из нашего класса взялись за руки и давай орать:
– Мы не будем с тобой играть! У тебя русское имя! Пошла вон! Убирайся! Русская!
Учитель промолчал. А у меня внутри пусто стало. Почему они со мной так? И я ушла. Сидела одна на скамейке среди деревьев. Недавно там обнаружили труп мужчины в куртке. Его объела собака. Он тут несколько дней лежал.
Поля
14.10.
Сегодня мне впервые признались в любви. Я читала Блока, мое любимое “Демон”:
Иди, иди за мной покорнойИ верною моей рабой.Я на сверкнувший гребень горныйВзлечу уверенно с тобой…
А тут Сашка постучал. Сын тети Али. Постучал и говорит:
– Я тебя люблю, Поля!
Он младше меня на год.
Поля
16.10.
Конечно, я не сказала. Но мне больше нравится его старший брат Эрик. Он очень храбрый. Он бегал спасать папу.
А Сашка маленький.
Когда моя мама орет на меня, ругается, Сашка стучит к нам, будто зовет меня вынести мусор. У нас огромная свалка за домами, похожая на гору Эверест крысиного масштаба. Никто мусор машиной годами не вывозит. Мы берем ведра и идем туда. Так он спасает меня от мамаши и ее тумаков.
28.10.
Я у тети Вали и Аленки. Они живут у деда Паши в частном секторе.
Я пришла домой со школы: дверь открыта, ключи в замке, а мамы нет. Нигде. Побежала до тети Вали. Она говорит:
– Маму твою убили! Всех русских режут, убивают. Пошли искать ее тело.
Мы вернулись к нам домой. Тетя Валя говорит:
– Открывай шкафы! Ищи. Русские военные сдали Грозный – теперь нас всех убьют. Всех.
А я ее слушаю, и у меня руки трясутся. Почему маму убили? При чем тут моя мама? Как мне эта проклятая война надоела!
Мы открывали все шкафы – искали. Тетя Валя сказала, что маму расчленили и в шкаф спрятали. Потом тетя Валя меня к себе забрала. Говорит, что в детдом не отправит. Будем с Аленкой как сестры жить. Уедем в Россию!
Мама пришла. Она на базаре была. Ключи в дверях забыла просто. Как же мы напугались! Я плакала. У меня что-то в горле занемело, и я задыхаюсь.
Мама сказала, что она ходит в платке и у нее длинный кавказский нос – никто не станет ее убивать. А тетя Марьям сказала, чтобы она все-таки осторожнее была.
