Судьба
С светлой главой, на тяжких свинцовых ногах между намиХодит судьба! Человек, прямо и смело иди!Если, ее повстречав, не потупишь очей и спокойнымОком ей взглянешь в лицо – сам просветлеешь лицом;Если ж, испуганный ею, пред нею падешь ты – наступитТяжкой ногой на тебя, будешь затоптан в грязи!
1837
<А. С. Пушкин>
Он лежал без движенья, как будто по тяжкой работеРуки свои опустив. Голову тихо склоня,Долго стоял я над ним, один, смотря со вниманьемМертвому прямо в глаза; были закрыты глаза,Было лицо его мне так знакомо, и было заметно,Что выражалось на нем, – в жизни такогоМы не видали на этом лице. Не горел вдохновеньяПламень на нем; не сиял острый ум;Нет! Но какою-то мыслью, глубокой, высокою мысльюБыло объято оно: мнилося мне, что емуВ этот миг предстояло как будто какое виденье,Что-то сбывалось над ним, и спросить мне хотелось: что видишь?
1837
Царскосельский лебедь
Лебедь белогрудый, лебедь белокрылый,Как же нелюдимо ты, отшельник хилый,Здесь сидишь на лоне вод уединенных!Спутников давнишних, прежней современныхЖизни, переживши, сетуя глубоко,Их ты понимаешь думой одинокой!Сумрачный пустынник, из уединеньяТы на молодое смотришь поколеньеГрустными очами; прежнего единыйБрошенный обломок, в новый лебединыйСвет на пир веселый гость неприглашенный,Ты вступить дичишься в круг неблагосклонныйРезвой молодежи. На водах широких,На виду царевых теремов высоких,Пред Чесменской гордо блещущей колонной,Лебеди младые голубое лоноОзера тревожат плаваньем, плесканьем,Боем крыл могучих, белых шей купаньем;День они встречают, звонко окликаясь;В зеркале прозрачной влаги отражаясь,Длинной вереницей, белым флотом стройноПлавают в сиянье солнца по спокойнойОзера лазури; ночью ж меж звездамиВ небе, повторенном тихими водами,Облаком перловым, вод не зыбля, реютИль двойною тенью, дремля, в них белеют;А когда гуляет месяц меж звездами,Влагу расшибая сильными крылами,В блеске волн, зажженных месячным сияньем,Окруженны брызгов огненных сверканьем,Кажутся волшебным призраков явленьем —Племя молодое, полное кипеньемЖизни своевольной. Ты ж старик печальный,Молодость их образ твой монументальныйРезвую пугает; он на них наводитСкуку, и в приют твой ни один не входитГость из молодежи, ветрено летящейВслед за быстрым мигом жизни настоящей.Но не сетуй, старец, пращур лебединый:Ты родился в славный век Екатерины,Был ее ласкаем царскою рукою, —Памятников гордых битве под Чесмою,Битве при Кагуле воздвиженье зрел ты;С веком Александра тихо устарел ты;И, почти столетний, в веке НиколаяВидишь, угасая, как вся Русь святаяВкруг царевой силы, – вековой зеленыйПлющ вкруг силы дуба, – вьется, под коронойЦарской, от окрестных бурь ища защиты.
Дни текли за днями. Лебедь позабытыйТаял одиноко; а младое племяВ шуме резвой жизни забывало время…Раз среди их шума раздался чудесноГолос, всю пронзивший бездну поднебесной;Лебеди, услышав голос, присмирели,И, стремимы тайной силой, полетелиНа голос: пред ними, вновь помолоделый,Радостно вздымая перья груди белой,Голову на щее гордо распрямленнойК небесам подъемля – весь воспламененныйЛебедь благородный дней ЕкатериныПел, прощаясь с жизнью, гимн свой лебединый!А когда допел он – на небо взглянувшиИ крылами сильно дряхлыми взмахнувши —К небу, как во время оное бывало,Он с земли рванулся… и его не сталоВ высоте… и навзничь с высоты упал он;И прекрасен мертвый на хребте лежал он,Широко раскинув крылья, как летящий,В небеса вперяя взор, уж не горящий.
Ноябрь или декабрь 1851
Розы
Розы цветущие, розы душистые, как вы прекрасноВ пестрый венок сплетены милой рукой для меня!Светлое, чистое девственной кисти созданье, глубокийСмысл заключается здесь в легких воздушных чертах.Роз разновидных семья на одном окруженном шипамиСтебле – не вся ли тут жизнь? Корень же твердый цветов —Крест, претворяющий чудно своей жизнедательной силойСтебля терновый венец в свежий венок из цветов?Веры хранительный стебель, цветущие почки надежды,Цвет благовонный любви в образ один здесь слились, —Образ великий, для нас бытия выражающий тайну;Все, что пленяет, как цвет, все, что пронзает, как терн,Радость и скорбь на земле знаменуют одно: их в единыйСвежий сплетает венок Промысл тайной рукой.Розы прекрасные! в этом венке очарованном здесь выБудете свежи всегда: нет увяданья для вас;Будете вечно душисты; здесь памятью сердца о милойВас здесь собравшей руке будет ваш жив аромат.
Не ранее марта 1852
Баллады
Людмила
«Где ты, милый? Что с тобою?С чужеземною красою,Знать, в далекой сторонеИзменил, неверный, мне;Иль безвременно могилаСветлый взор твой угасила».Так Людмила, приуныв,К персям очи преклонив,На распутии вздыхала.«Возвратится ль он, – мечтала, —Из далеких, чуждых странС грозной ратию славян?»
Пыль туманит отдаленье;Светит ратных ополченье;Топот, ржание коней;Трубный треск и стук мечей;Прахом панцири покрыты;Шлемы лаврами обвиты:Близко, близко ратных строй;Мчатся шумною толпойЖены, чада, обрученны…«Возвратились, незабвенны!..»А Людмила? Ждет-пождет…«Там дружину он ведет;Сладкий час – соединенье!..»Вот проходит ополченье;
Миновался ратных строй…Где ж, Людмила, твой герой?Где твоя, Людмила, радость?Ах! прости, надежда-сладость!Все погибло: друга нет.Тихо в терем свой идет,Томну голову склонила:«Расступись, моя могила;Гроб, откройся; полно жить:Дважды сердцу не любить».
«Что с тобой, моя Людмила? —Мать со страхом возопила. —О, спокой тебя творец!» —«Милый друг, всему конец;Что прошло – невозвратимо;Небо к нам неумолимо;Царь небесный нас забыл…Мне ль он счастья не сулил?Где ж обетов исполненье?Где святое провиденье?Нет, немилостив творец;Все прости; всему конец».
«О Людмила, грех роптанье;Скорбь – создателя посланье;Зла создатель не творит;Мертвых стон не воскресит». —«Ах! родная, миновалось!Сердце верить отказалось!Я ль, с надеждой и мольбой,Пред иконою святойНе точила слез ручьями?Нет, бесплодными мольбамиНе призвать минувших дней;Не цвести душе моей.
Рано жизнью насладилась,Рано жизнь моя затмилась,Рано прежних лет краса.Что взирать на небеса?Что молить неумолимых?Возвращу ль невозвратимых?» —«Царь небес, то скорби глас!Дочь, воспомни смертный час;Кратко жизни сей страданье;Рай – смиренным воздаянье,Ад – бунтующим сердцам;Будь послушна небесам».
«Что, родная, муки ада?Что небесная награда?С милым вместе – всюду рай;С милым розно – райский крайБезотрадная обитель.Нет, забыл меня спаситель!» —Так Людмила жизнь кляла,Так творца на суд звала…Вот уж солнце за горами;Вот усыпала звездамиНочь спокойный свод небес;Мрачен дол, и мрачен лес.
Вот и месяц величавыйВстал над тихою дубравой:То из облака блеснет,То за облако зайдет;С гор простерты длинны тени;И лесов дремучих сени,И зерцало зыбких вод,И небес далекий сводВ светлый сумрак облеченны…Спят пригорки отдаленны,Бор заснул, долина спит…Чу!.. полночный час звучит.
Потряслись дубов вершины;Вот повеял от долиныПерелетный ветерок…Скачет по полю ездок:Борзый конь и ржет и пышет.Вдруг… идут… (Людмила слышит)На чугунное крыльцо…Тихо брякнуло кольцо…Тихим шепотом сказали…(Все в ней жилки задрожали.)То знакомый голос был,То ей милый говорил:
«Спит иль нет моя Людмила?Помнит друга иль забыла?Весела иль слезы льет?Встань, жених тебя зовет». —«Ты ль? Откуда в час полночи?Ах! едва прискорбны очиНе потухнули от слез.Знать, тронулся царь небесБедной девицы тоскою?Точно ль милый предо мною?Где же был? Какой судьбойТы опять в стране родной?»
«Близ Наревы дом мой тесный.Только месяц поднебесныйНад долиною взойдет,Лишь полночный час пробьет —Мы коней своих седлаем,Темны кельи покидаем.Поздно я пустился в путь.Ты моя; моею будь…Чу! совы пустынной крики.Слышишь? Пенье, брачны лики.Слышишь? Борзый конь заржал.Едем, едем, час настал».
«Переждем хоть время ночи;Ветер встал от полуночи;Хладно в поле, бор шумит;Месяц тучами закрыт». —«Ветер буйный перестанет:Стихнет бор, луна проглянет;Едем, нам сто верст езды.Слышишь? Конь грызет бразды,Бьет копытом с нетерпенья.Миг нам страшен замедленья;Краткий, краткий дан мне срок;Едем, едем, путь далек».
«Ночь давно ли наступила?Полночь только что пробила.Слышишь? Колокол гудит». —«Ветер стихнул; бор молчит;Месяц в водный ток глядится:Мигом борзый конь домчится».«Где ж, скажи, твой тесный дом?»«Там, в Литве, краю чужом:Хладен, тих, уединенный,Свежим дерном покровенный;Саван, крест, и шесть досток.Едем, едем, путь далек».
Мчатся всадник и Людмила.Робко дева обхватилаДруга нежною рукой,Прислонясь к нему главой.Скоком, лётом по долинам,По буграм и по равнинам;Пышет конь, земля дрожит;Брызжут искры от копыт;Пыль катится вслед клубами;Скачут мимо них рядамиРвы, поля, бугры, кусты:С громом зыблются мосты.
«Светит месяц, дол сребрится;Мертвый с девицею мчится;Путь их к келье гробовой.Страшно ль, девица, со мной?» —«Что до мертвых? что до гроба?Мертвых дом земли утроба». —«Чу! в лесу потрясся лист.Чу! в глуши раздался свист.Черный ворон встрепенулся;Вздрогнул конь и отшатнулся;Вспыхнул в поле огонек». —«Близко ль, милый?» – «Путь далек».
Слышат шорох тихих теней:В час полуночных видений,В дыме облака, толпой,Прах оставя гробовойС поздним месяца восходом,Легким, светлым хороводомВ цепь воздушную свились;Вот за ними понеслись;Вот поют воздушны лики:Будто в листьях повиликиВьется легкий ветерок;Будто плещет ручеек.
«Светит месяц, дол сребрится;Мертвый с девицею мчится;Путь их к келье гробовой.Страшно ль, девица, со мной?» —«Что до мертвых? что до гроба?Мертвых дом земли утроба». —«Конь, мой конь, бежит песок;Чую ранний ветерок;Конь, мой конь, быстрее мчися;Звезды утренни зажглися,Месяц в облаке потух.Конь, мой конь, кричит петух».
«Близко ль, милый?» – «Вот примчались».Слышат: сосны зашатались;Слышат: спал с ворот запор;Борзый конь стрелой на двор.Что же, что в очах Людмилы?Камней ряд, кресты, могилы,И среди них божий храм.Конь несется по гробам;Стены звонкий вторят топот;И в траве чуть слышный шепот,Как усопших тихий глас…Вот денница занялась.
Что же чудится Людмиле?..К свежей конь примчась могилеБух в нее и с седоком.Вдруг – глухой подземный гром;Страшно доски затрещали;Кости в кости застучали;Пыль взвилася; обруч хлоп;Тихо, тихо вскрылся гроб…Что же, что в очах Людмилы?..Ах, невеста, где твой милый?Где венчальный твой венец?Дом твой – гроб; жених – мертвец.
Видит труп оцепенелый;Прям, недвижим, посинелый,Длинным саваном обвит.Страшен милый прежде вид;Впалы мертвые ланиты;Мутен взор полуоткрытый;Руки сложены крестом.Вдруг привстал… манит перстом…«Кончен путь: ко мне, Людмила;Нам постель – темна могила;Завес – саван гробовой;Сладко спать в земле сырой».
Что ж Людмила?.. Каменеет,Меркнут очи, кровь хладеет,Пала мертвая на прах.Стон и вопли в облаках;Визг и скрежет под землею;Вдруг усопшие толпоюПотянулись из могил;Тихий, страшный хор завыл:«Смертных ропот безрассуден;Царь всевышний правосуден;Твой услышал стон творец:Час твой бил, настал конец».
14 апреля 1808
Кассандра
