Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди
На кровле ворон дико прокричал —Старушка слышит и бледнеет.Понятно ей, что ворон тот сказал:Слегла в постель, дрожит, хладеет.
И вопит скорбно: «Где мой сын-чернец?Ему сказать мне слово дайте;Увы! я гибну; близок мой конец;Скорей, скорей! не опоздайте!»
И к матери идет чернец святой:Ее услышать покаянье;И тайные дары несет с собой,Чтоб утолить ее страданье.
Но лишь пришел к одру с дарами он,Старушка в трепете завыла;Как смерти крик ее протяжный стон…«Не приближайся! – возопила. —
Не подноси ко мне святых даров;Уже не в пользу покаянье…»Был страшен вид ее седых власовИ страшно груди колыханье.
Дары святые сын отнес назадИ к страждущей приходит снова;Кругом бродил ее потухший взгляд;Язык искал, немея, слова.
«Вся жизнь моя в грехах погребена,Меня отвергнул искупитель;Твоя ж душа молитвой спасена,Ты будь души моей спаситель.
Здесь вместо дня была мне ночи мгла;Я кровь младенцев проливала,Власы невест в огне волшебном жглаИ кости мертвых похищала.
И казнь лукавый обольститель мойУж мне готовит в адской злобе;И я, смутив чужих гробов покой,В своем не успокоюсь гробе.
Ах! не забудь моих последних слов:Мой труп, обвитый пеленою,Мой гроб, мой черный гробовой покровТы окропи святой водою.
Чтоб из свинца мой крепкий гроб был слит,Семью окован обручами,Во храм внесен, пред алтарем прибитК помосту крепкими цепями.
И цепи окропи святой водой;Чтобы священники соборомИ день и ночь стояли надо мнойИ пели панихиду хором;
Чтоб пятьдесят на крылосах дьячковЗа ними в черных рясах пели;Чтоб день и ночь свечи у образовИз воску ярого горели;
Чтобы звучней во все колоколаС молитвой день и ночь звонили;Чтоб заперта во храме дверь была;Чтоб дьяконы пред ней кадили;
Чтоб крепок был запор церковных врат;Чтобы с полуночного бденьяОн ни на миг с растворов не был снятДо солнечного восхожденья.
С обрядом тем молитеся три дня,Три ночи сряду надо мною:Чтоб не достиг губитель до меня,Чтоб прах мой принят был землею».
И глас ее быть слышен перестал;Померкши очи закатились;Последний вздох в груди затрепетал;Уста, охолодев, раскрылись.
И хладный труп, и саван гробовой,И гроб под черной пеленоюСвященники с приличною мольбойОпрыскали святой водою.
Семь обручей на гроб положены;Три цепи тяжкими винтамиВонзились в гроб и с ним утвержденыВ помост пред царскими дверями.
И вспрыснуты они святой водой;И все священники в собранье:Чтоб день и ночь душе на упокойСвершать во храме поминанье.
Поют дьячки все в черных стихаряхМедлительными голосами;Горят свечи надгробны в их руках,Горят свечи пред образами.
Протяжный глас, и бледный лик певцов,Печальный, страшный сумрак храма,И тихий гроб, и длинный ряд поповВ тумане зыбком фимиама,
И горестный чернец пред алтарем,Творящий до земли поклоны,И в высоте дрожащим свеч огнемЧуть озаренные иконы…
Ужасный вид! колокола звонят;Уж час полуночного бденья…И заперлись затворы тяжких вратПеред начатием моленья.
И в перву ночь от свеч веселый блеск.И вдруг… к полночи за вратамиУжасный вой, ужасный шум и треск;И слышалось: гремят цепями.
Железных врат запор, стуча, дрожит;Звонят на колокольне звонче;Молитву клир усерднее творит,И пение поющих громче.
Гудят колокола, дьячки поют,Попы молитвы вслух читают,Чернец в слезах, в кадилах ладан жгут,И свечи яркие пылают.
Запел петух… и, смолкнувши, бегутВраги, не совершив ловитвы;Смелей дьячки на крылосах поют,Смелей попы творят молитвы.
В другую ночь от свеч темнее свет,И слабо теплятся кадилы,И гробовой у всех на лицах цвет,Как будто встали из могилы.
И снова рев, и шум, и треск у врат;Грызут замок, в затворы рвутся;Как будто вихрь, как будто шумный град,Как будто воды с гор несутся.
Пред алтарем чернец на землю пал,Священники творят поклоны,И дым от свеч туманных побежал,И потемнели все иконы.
Сильнее стук – звучней колокола,И трепетней поющих голос:В крови их хлад, объемлет очи мгла,Дрожат колена, дыбом волос.
Запел петух… и прочь враги бегут,Опять не совершив ловитвы;Смелей дьячки на крылосах поют,Попы смелей творят молитвы.
На третью ночь свечи́ едва горят;И дым густой, и запах серный;Как ряд теней, попы во мгле стоят;Чуть виден гроб во мраке черный.
И стук у врат: как будто океанПод бурею ревет и воет,Как будто степь песчаную орканСвистящими крылами роет.
И звонари от страха чуть звонят,И руки им служить не вольны;Час от часу страшнее гром у врат,И звон слабее колокольный.
Дрожа, упал чернец пред алтарем;Молиться силы нет; во прахеЛежит, к земле приникнувши лицом;Поднять глаза не смеет в страхе.
И певчих хор, досель согласный, сталНестройным криком от смятенья:Им чудилось, что церковь зашаталКак бы удар землетрясенья.
Вдруг затускнел огонь во всех свечах,Погасли все и закурились;И замер глас у певчих на устах,Все трепетали, все крестились.
И раздалось… как будто оный глас,Который грянет над гробами;И храма дверь со стуком затрясласьИ на пол рухнула с петлями.
И он предстал весь в пламени очам,Свирепый, мрачный, разъяренный;И вкруг него огромный божий храмКазался печью раскаленной!
Едва сказал: «Исчезните!» цепям —Они рассыпались золою;Едва рукой коснулся обручам —Они истлели под рукою.
И вскрылся гроб. Он к телу вопиет:«Восстань, иди вослед владыке!»И проступил от слов сих хладный потНа мертвом, неподвижном лике.
И тихо труп со стоном тяжким встал,Покорен страшному призванью;И никогда здесь смертный не слыхалПодобного тому стенанью.
И ко вратам пошла она с врагом…Там зрелся конь чернее ночи.Храпит и ржет и пышет он огнем,И как пожар пылают очи.
И на коня с добычей прянул враг;И труп завыл; и быстротечноКонь полетел, взвивая дым и прах;И слух об ней пропал навечно.
Никто не зрел, как с нею мчался он…Лишь страшный след нашли на прахе;Лишь внемля крик, всю ночь сквозь тяжкий сонМладенцы вздрагивали в страхе.
Октябрь 1814
Ахилл
Отуманилася Ида;Омрачился Илион;Спит во мраке стан Атрида;На равнине битвы сон.Тихо все… курясь, сверкаетПламень гаснущих костров,И протяжно окликаетСтражу стража близ шатров.
Над Эгейских вод равнинойСветел всходит рог луны;Звезды спящею пучинойИ брега отражены;Виден в поле опустеломС колесницею Приам:Он за Гекторовым теломОт шатров идет к стенам.
И на бреге близ курганаЗрится сумрачный Ахилл;Он один, далек от стана;Он главу на длань склонил.Смотрит вдаль – там с колесницейНа пути Приама зрит:Отирает багряницейСлезы бедный царь с ланит.
Лиру взял; ударил в струны;Тих его печальный глас:«Старец, пал твой Гектор юный;Свет души твоей угас;И Гекуба, АндромахаЖдут тебя у градских вратС ношей милого им праха…Жизнь и смерть им твой возврат.
И с денницею печальнойВоскурится фимиам,Огласятся погребальнойПеснью каждый дом и храм;Мать, отец, вдова с мольбоюПепел в урну соберут,И молитвы их героюМир в стране теней дадут.
О Приам, ты пред АхилломЗдесь во прах главу склонял;Здесь молил о сыне милом,Здесь, несчастный, ты лобзалРуку, слез твоих причину…Ах! не сетуй; глас небесНам одну изрек судьбину:И меня постиг Зевес.
Близок час мой; роковаяПриготовлена стрела;Парка, жребию внимая,Дни мои уж отвила;И скрыпят врата Аида;И вещает грозный глас:Все свершилось для Пелида;Факел дней его угас.
Верный друг мой взят могилой;Брата бой меня лишил —Вслед за ним с земли унылойУдалится и Ахилл.Так судил мне рок жестокий;Я паду в весне моейНа чужом брегу, далекоОт Пелеевых очей.
Ах! и сердце запрещаетДоле жить в земном краю,Где уж друг не услаждаетДушу сирую мою.Гектор пал – его паденьемТень Патрокла я смирил;Но себе за друга мщеньемПуть к Тенару проложил.
Ты не жди, Менетий, сына;Не придет он в отчий дом…Здесь Эгейская пучинаПред его шумит холмом;Спит он… смерть сковала длани,Позабыл ко славе путь;И призывный голос браниНе вздымает хладну грудь.
И Ахилл не возвратится;В доме отчем пустотаСкоро, скоро водворится…О Пелей, ты сирота.Пронесется буря брани —Ты Ахилла будешь ждатьИ чертог свой в новы тканиДля приема убирать;
Будешь с берега унылоТы смотреть – в пустой далиНе белеет ли ветрило,Не плывут ли корабли?Корабли придут от Трои —А меня ни на одном;Там, где билися герои,Буду спать – и вечным сном.
Тщетно, смертною борьбоюМучим, будешь сына зватьИ хладеющей рукоюВкруг себя его искать —С милым светом разлученьяГлас его не усладит;И на брег воды забвеньяЗов отца не долетит.
Край отчизны, светлы воды,Очарованны места,Мирт, олив и лавров своды,Пышных долов красота,Расцветайте, убирайтесь,Как и прежде, красотой;Как и прежде, оглашайтесь,Кликом радости одной;
Но Патрокла и АхиллаНикогда вам не видать!Воды Сперхия, сулилаВам рука моя отдатьВолоса с моей от браниУцелевшей головы…Все Патроклу в дар, и даниУж моей не ждите вы.
Кони быстрые, из боя(Тайный рок вас удержал)Вы не вынесли героя —И на щит он мертвый пал;Кони бодрые, ретивы,Что ж теперь так мрачны вы?По земле влачатся гривы;Наклонилися главы;
Позабыта пища вами;Груди мощные дрожат;Слышу стон ваш, и слезамиОчи гордые блестят.Знать, Ахиллов пред собоюЗрите вы последний час;Знать, внушен был вам судьбоюМне конец вещавший глас…
Скоро!.. лук свой напрягаетНеизбежный Аполлон,И пришельца ожидаетК Стиксу черному Харон.И Патрокл с брегов забвеньяВ полуночной тишинеЛегкой тенью сновиденьяПрилетал уже ко мне.
Как зефирово дыханье,Он провеял надо мной;Мне послышалось призванье,Сладкий глас души родной;В нежном взоре скорбь разлукиИ следы минувших слез…Я простер ко брату руки…Он во мгле пустой исчез.
От Скироса вдаль влекомый,Поплывет Неоптолем;Брег увидит незнакомыйИ зеленый холм на нем;Кормщик юноше укажет,Полный думы, на курган —«Вот Ахиллов гроб (он скажет);Там вблизи был греков стан.
Там, ужасный, на оградеНам явился он в ночи —Нестерпимый блеск во взгляде,С шлема грозные лучи —И трикраты звучным крикомНа врага он грянул страх,И троянец с бледным ликомБросил щит и меч во прах.
Там, Атриду дав десницу,С ним союз запечатлел;Там, гремящий, в колесницуПрянув, к Трое полетел;Там по праху за собоюТело Гекторово мчалИ на трепетную ТроюВзглядом мщения сверкал!»
И сойдешь на брег священныйС корабля, Неоптолем,Чтоб на холм уединенныйПоложить и меч и шлем;Вкруг уж пусто… смолкли бои;Тихи Ксант и Симоис;И уже на грудах ТроиПлющ и терние свились.
Обойдешь равнину брани…Там, где ратовал Ахилл,Уж стадятся робки ланиВкруг оставленных могил;И услышишь над собоюДвух невидимых полет…Это мы… рука с рукою…Мы, друзья минувших лет.
Вспомяни тогда Ахилла:Быстро в мире он протек;Здесь судьба ему сулилаДолгий, но бесславный век;Он мгновение со славой,Хладну жизнь презрев, избралИ на друга труп кровавый,До могилы верный, пал».
Он умолк… в тумане Ида;Отуманен Илион;Спит во мраке стан Атрида;На равнине битвы сон;И курясь, едва сверкаетПламень гаснущих костров;И протяжно окликаетСтража стражу близ шатров.
1812–1814
Эолова арфа