и лапшу.
— Ну, с днем рождения? — вымученно улыбнулась.
— Тебе сегодня много досталось? — прежде чем притронуться к еде, спросила Мария. И посмотрела она так проникновенно, будто и без моего ответа она все знала. Мария казалась иногда такой взрослой — и ее взгляд, и слова не могли принадлежать двенадцатилетней девочке. И все же я покачала головой и улыбнулась.
— Все хорошо, Мария, ешьте.
— Почему ты не рассказываешь что происходит у тебя там? — она больше нахмурилась, чем успокоилась. Ясина под нашими взглядами так же не притронулась к еде. — Из-за чего ты пропустила работу?
— Ты меня в чем-то обвиняешь, Мария? — мой тон стал резче и холоднее, как у Ласкиса во время ярости.
Об Итане Ласкисе я старалась не думать весь остаток дня. Что в итоге он для меня сделал, чего он вообще хочет и считает ли меня теперь его должницей? И почему он остался там один и подслушал мои слова? От роя мыслей голова была готова просто лопнуть. Как бы там ни было, он мне помог. Может стоит поблагодарить?
От одной мысли я вспыхнула словно аура таноса. Какого черта, Вэй?
— Нет, — ответила Мария, — просто хозяйка твоего салона звонила и требовала срочно тебя найти. У тебя телефон был недоступен.
Хорошо, что я ничего не пила в этот момент. Боюсь, что просто зашлась бы в кашле.
Через миг я уже рылась в сумке в коридоре и взяла в руки местами расплавленный телефон. Он был выключен. Сердце тут же остановилось на краткий миг и поскакало галопом прямо в пятки, когда на экране снова появилась фотография родителей. Работает…
Звонить в такое время было бесполезно.
Аппетит полностью пропал. Его заменяла злость. Я велела девочкам поужинать без меня и помыть за собой посуду, а сама закрылась в комнате под предлогом — меня ждет еще домашка. Впрочем, предлог был так себе. Домашка на самом деле была и никуда деться не могла, а если что менторы сцепятся будь готов. В итоге за чашкой настоя я потратила еще час и наконец укрылась одеялом. О чем я мечтала…
Мечта никуда не делась даже проснувшись утром. Было такое ощущение, будто голова только только коснулась подушки. Я сладко зевнула, перевернулась, прижала одеяло к боку и резко подскочила с дивана ужаленной змеей.
Я опоздала?
Только не это. На сборы ушли две минуты — сумка с вечерними записями, тот же шокер, кофта и с вечера готовая бутылочка травяного настоя. Все мигом полетело в необъятную глубину рюкзака. В дверях перед выходом Мария сонно поежилась, протирала ручкой глаза и пробормотала.
— Прости…
За что именно, я не спросила, за вчерашние слова или утреннюю побудку. Точнее за ее отсутствие. Чертов кусок пластмасса не захотел заряжаться. Я проверила его на ходу, быстро шагая в сторону поезда. Но мне не хватило времени понять в чем проблема — ведь вчера же он работал!
Только увидя остановку я поняла, что что-то не так — стало слишком жарко в одной маечке. Такое было в последний раз, когда…
Мысль оборвалась так же резко, как появился поезд. Он стремительно уносился прочь. Мимо. Без меня.
Нет, нет, нет!
Глава 6. Приговор и помощь, откуда не ждали
Сцепив зубы я перешла на бег, зажала одной рукой сумку, а другую протянула вперед. Туда, где виднелась ручка последнего вагона. Мир стремительно сузился до одной точки, а точнее куска железяки в виде полумесяца, от которого возможно построится моя дальнейшая жизнь. Уже строится. Если я не добегу, не дотянусь, не поднимусь на борт, если я опоздаю на минуту, хоть на секунду мой путь заказан на десятый этаж к ректору. А дальше и думать не стоило
Легкие обожжено горели, горло драло от холодного ветра, хотелось чесать и кашлять, остановиться и вдохнуть полной грудью. А еще ноги просто гудели, но я упорно продолжала двигаться почти наравне с пустым вагоном. Почти, потому что силы оставались на пределе.
Последний вдох, рывок, пальцы напряженно взведены в струнку, устремляются к торчащему пруту и…
Мимо!
— Дьявол, — зло выкрикиваю я.
Сон остался во вчерашнем дне, где был праздничный ужин, семейный вечер и сладкий долговременный отдых. Майка прилипла к потному телу, а грудь заходится в кашле. Слабо гаснет мысль “горите все в аду”, как только светлая голова выглядывает в мою сторону ободряюще и протягивает руку, чтобы легко водрузить мои сорок килограммов в вагон.
Спасительная рука!
И симпатичная голова!
Все время, пока я судорожно дышала, парень от меня не отходил и улыбался. А как поймал мой уже осознанный взгляд, тут же представился.
— Я Илан, кареглазка.
Я уже рассматривала его светлый короткий ежик, густые и такие же светлые брови, нос с горбинкой и рост на голову выше меня. Он оказался симпатичным человеком. Хотя о чем это я. Откуда в этом поезде в шесть утра таносы с желанием помочь? И скривилась, как только услышала его имя. Ассоциация с одной жутко раздражающей проблемой не заставила себя ждать и скривиться заодно.
Парень это заметил, сник и отошел.
— Прости… — вышло сипло и очень тихо. Клубок в груди снова выпустил свои шипы и разошёлся теперь в горле. Илан конечно не услышал.
Ну почему Итан умудряется портить мне жизнь даже будучи так далеко? Злость пробралась в самые кости, не давая возможность остудиться. Он испоганил мне жизнь только своим существованием. Что теперь у меня с работой? Без единственного дохода я умру. На меня то все равно! Но я несу ответственность за двух маленьких ни в чем неповинных душ.
Немного помятая кофта все таки облепила тело, укутала привычным теплом. Через пару минут дрожь немного стихла и я поняла, насколько обычным было утро. То есть холодным. И выдохнула. Главное, я успела!
Два часа и я на конечном третьего кольца. Дальше пешком На улице непривычно тепло, приближенное солнце обманчиво нежно ласкает жителей. Его поверхность высохла, остудилась или что-то наподобие, потому что его лучи только слегка пригревали, когда с уменьшенного расстояния оно должно было жечь. Уже знаем, бывало. А у таносов было предзнаменование — солнце обязательно «проснётся».
Тогда землю никто не спасёт…
Центральный парк дышал и вовсю кипел жизнью несмотря на раннее время. Узкие лавочки были заняты компаниями разного состава. Таносы любят зелень!
Почему-то я никогда не видела здесь молодых мамочек, гуляющие с детьми. Где они?
Перед академией мерцал рекламный объемный плакат, которого могли видеть с любого ракурса. Может поэтому я
