Ей кажется, что она уже не владеет собой. Что это не она, а героиня какого-то ужасного фильма идет по краю тротуара, ослепленная фарами автомобилей. Этот фильм не просто ужасен. Он отвратителен. В нем рассказывается о крушении, о катастрофе души.
– Оля!! Оля!!
Она останавливается и поворачивает голову. Рядом стоит машина, из салона несутся тяжелые ритмы рока. Дверь открыта. Она видит Глеба.
Небритый брюнет, который преследовал ее, мгновенно растворяется в толпе, но какая-то полная блондинка с длинными распущенными волосами крепко хватает Ольгу за руку.
– Не наглей, подруга! – ядовитым голосом шепчет она мне. – Это не твой клиент!
Глеб оказывается между нами. Он заталкивает Ольгу в машину и трогается с места.
– Это что за фокусы, Оля? – с удивлением говорит Глеб, сворачивая в какой-то темный переулок. – Ты что там делала?
– А ты что? – эхом отзывается Ольга.
Глеб не отвечает, лишь криво ухмыляется. На его лице нет ни брезгливости, ни испуга, ни гнева. Он словно обрадовался, увидев Ольгу среди проституток. Ее колотит от озноба. Она не может согреться, хотя в салоне жарко. С мокрых волос на колени падают капли. Глеб достает с заднего сидения бутылку и протягивает ей. Она делает большой глоток, и в груди разливается огонь.
– Одолжи мне двадцать три тысячи долларов, – произносит она.
Просьба не удивляет Глеба. Он по-прежнему спокоен, словно речь идет о двадцати трех рублях.
– Зачем тебе?
– Мама больна лейкемией. Ей нужна операция.
Глеб недолго молчит. Он обгоняет одну машину за другой. Мощные колеса во все стороны разметают лужи. Люди на остановках шарахаются от потоков грязной воды.
– Хорошо, – отвечает он. – Я оплачу операцию твоей маме. Только я дам тебе деньги не в долг, а навсегда. Я помогу тебе бескорыстно.
Ольга еще не понимает, почему Глеб собирается дать ей деньги навсегда, и что значит "бескорыстно". Она не может думать о такой ерунде. Самое главное, что Глеб оплатит операцию. Значит, мама будет спасена.
Она делает еще один глоток. Коньяк обжигает горло, но это приятно. Тепло пошло в руки и ноги. Жизнь вернулась.
Глеб остановился на светофоре и посмотрел на нее.
– У тебя было достаточно времени, чтобы подумать над моим предложением выйти за меня, – сказал он. – Надеюсь, ты уже приняла окончательное решение…
Глава четвертая
Ольга просыпается, подходит к окну и ничего не видит. Туман. Серая, беспросветная мгла накрыла ее дом, приглушила звуки, размазала краски. Куда ни глянь – матовая завеса. Нет ни земли, ни неба, ни солнца. Ольге тесно и душно, ей не хватает воздуха…
Она задергивает штору и начинает бесцельно ходить по комнате. Потом подходит к зеркалу и рассматривает свое лицо. Ей кажется, она перестала себя узнавать. «Вот лицо предательницы, – мысленно говорит она сама себе и невольно сжимает в руке тяжелую медную пепельницу. – Вот так выглядит человек, который способен на подлость. Вот такие у него глаза, вот такие губы и нос. Посмотри, насколько этот человек отвратителен…»
Она замахивается на свое отражение, но в последнее мгновение ее что-то удерживает, и она опускает руку.
* * *
Она читает его письма с ужасом. Ольга уверена, что Сергей расплачивается за ее грех. С ним что-то происходит. Судьба словно нарочно кидает его на грань между жизнью и смертью. Его жизнь превратилась в настоящий ад… У нее дрожат руки, строчки плывут перед глазами. «Милые Олюшка и доченька Ксюша! Я жив и здоров, хотя сам до сих пор с трудом в это верю. В прошлый вторник наша колонна попала в засаду…»
Она дала прочитать письмо Ираиде из книжного отдела. Уж кто-кто, а она знает толк в стилистике.
– Нормальное письмо, – заверяет Ираида. – У тебя, моя милая, слишком богатое воображение!
Ольга успокаивается и пытается перечитать письмо, но сердце снова наполняется ужасом. Она закрывает глаза и как наяву видит Сергея. Он лежит на броне боевой машины и постоянно что-то говорит или напевает – разобрать сквозь грохот боя невозможно. Он не может лечь удобно, его поза скомкана. Забыв снять солнцезащитные очки, он прижимается щекой к прикладу автомата. По обе стороны дороги поднимаются к туманному небу обрывистые склоны, покрытые пятнами грязного снега. Там, за черными стволами деревьев, прячутся враги. Сергей не слышит звуков своих выстрелов, лишь чувствует, как содрогается внезапно оживший в его руках автомат, и горло обжигает знакомый запах пороховой гари. Броня под его грудью начинает дрожать, словно сама выделяет из себя чудовищную энергию, и Сергей щекой чувствует обжигающий жар огня пулемета. Он спокоен, он не испытывает ни ненависти, ни страха, ни жестокости. Он лишь четко и ясно осознает, что нужен плотный огонь, что необходимо прикрыть машину от прицельного огня гранатометчиков. Иначе – конец… «Почему так поздно?! – думает он о пулеметчике Шарипове. – Где он был раньше?!» Сергей пытается определить время с начала обстрела, но не может: голова кажется чугунной, она невыносимо болит. Он вновь нажимает на спусковой крючок, еще сильнее вжимаясь в броню, но автомат в его руках неподвижен, лишь раздается металлический щелчок ударника. «Как некстати! – думает Сергей, боясь потерять ставшие бесценными секунды, отстегивает связанные изолентой магазины, переворачивает полным вверх и, нервничая, ударяет им об автомат – никак не присоединяется… И вдруг броня словно становится на дыбы. Упираясь ногами в спинку сидения, Сергей интуитивно пытается схватиться за башенную скобу рукой, чтобы удержаться на броне, но промахивается и неловко ударяет пулеметчика локтем… Охваченная пламенем боевая машина на полной скорости выскакивает с дорожного полотна, сильно накренившись съезжает в кювет. Пробороздив еще несколько метров по сырой земле и талому снегу, она замирает, словно убитый зверь…
Ольга поднимает глаза. Где она? Сверкающие витрины, незнакомые люди, слышен чей-то оживленный разговор. Полная женщина, набрав кофточек, стоит в очереди в примерочную. Ираида с сонным лицом тыкает пальцем по клавишам кассового аппарата. Два подростка, надувая пузыри из жвачек, спорят, какая машина круче: «ягуар» или «роллс-ройс». Они склоняются над витриной, где в ряд выставлены игрушечные танки и фигурки вооруженных солдат. В их глазах – восторг и зависть.
Ольга не может видеть этих глупых
