Дома в свете энергосберегающей лампы Ларс напечатал отчет о событиях вечера, о подруге Софии, высказал предположения по поводу ее фамилии из тех, что прочел в подъезде, и отправил отчет по факсу Гунилле.
Сара спала. Ларс залез в постель, она пошевелилась, проснулась и растерянно прошептала:
— Который час?
— Очень поздно… или рано, — проговорил он.
Она снова натянула на себя одеяло, отвернулась от него. Он прижался к ней, неуклюже пытаясь ласкать. Прелюдия у него не очень получалась, ему не хватало чувства и изящества.
— Перестань, Ларс! — с раздражением вздохнула Сара и отодвинулась еще дальше.
Он перевернулся на спину, глядя в потолок, стал прислушиваться к глухим звукам проезжающих мимо по улице машин. Поняв, что заснуть не удастся, поднялся с постели и уселся перед телевизором, где в каждой красивой женщине узнавал Софию Бринкман.
В универмаге звучала красивая, успокаивающая музыка. София бродила по отделу женского белья, пробуя на ощупь материалы. Затем пошла в отдел парфюмерии, купила дорогой крем, обещавший чудеса.
— София!
Она обернулась и увидела Гектора — с палкой и загипсованной ногой, за ним Арона с двумя пакетами из мужского отдела в руках.
— Гектор!
Молчание длилось на секунду дольше, чем положено.
— Выбрала себе что-нибудь стоящее? — спросил он.
— Пока только крем. — Она показала свой маленький пакетик. — А ты?
Гектор посмотрел на пакеты в руках у Арона, задумчиво кивнул самому себе.
— Даже не знаю, — негромко проговорил он и устремил на нее задумчивый взгляд. — Мы так и не выпили кофе.
— Что-что?
— В последний раз после обеда мы не успели выпить кофе. На первом этаже есть вполне приличное кафе.
София пила кофе с молоком, Гектор — тоже. Девушка в клетчатом переднике, стоявшая за прилавком, предложила им массу разных сортов, но оба отмахнулись от ее предложений, предпочтя обычный, самый надежный вариант.
Арон сидел чуть в стороне и терпеливо ждал, держа в поле зрения все помещение.
— Он что — даже кофе не пьет?
Гектор покачал головой:
— Нет, он кофе не любит. Арон не такой, как все.
На некоторое время воцарилось молчание. Его прервала София:
— Как идут дела в книжном бизнесе?
Гектор улыбнулся ее нелепому вопросу, даже не стал отвечать.
— А как дела у тебя в больнице? — спросил он.
— Как обычно. Люди заболевают, некоторые выздоравливают — но все героически борются.
Гектор понял, что она говорит это без тени иронии.
— Так всегда бывает. — Он отпил глоток из своей чашки и поставил ее на блюдечко. — У меня скоро день рождения.
София изобразила на лице радость.
— Я хотел бы пригласить тебя на мой праздник.
— Может быть, — ответила она.
Гектор бросил на нее короткий взгляд. Она успела заметить перемену в его настроении — словно радость и чувство юмора испарились, на их место пришло что-то другое, чему она сразу не могла подобрать слов.
— Это было приглашение. Говорить в ответ на приглашение «может быть» невежливо. Ты могла бы сказать «да» или «нет», как все остальные.
София почувствовала себя глупо. Словно она играла в какую-то игру — исходила из того, что он флиртует с ней, и набивала себе цену. Возможно, он вовсе не собирался с ней флиртовать. Чем дольше она смотрела на него, тем очевиднее ей становилось, что он не ухаживает за ней. У него на уме что-то другое — может быть, это просто друг, который хорошо к ней относится. Во всяком случае, ничто пока не указывало на большее.
— Прости, — проговорила она.
— Прощаю, — поспешно ответил он.
— Я с удовольствием приду на твой день рождения, Гектор.
Он снова улыбнулся.
4
Защелкали вспышки. Ральф Ханке улыбнулся на камеры, пожимая руку низенькому мужчине с усами и редеющими волосами.
Кто-то из журналистов спросил местного политика, уместно ли, с его точки зрения, строить торговый центр на том месте, где похоронены жертвы Второй мировой войны. Политик начал заикаться и через несколько предложений совсем зашел в тупик. Ральф Ханке вступил в разговор:
— Это необоснованное утверждение. Мы затратили много средств и времени на всестороннее обследование данного участка земли…
Журналисты засыпали Ральфа вопросами. Никто уже не вспоминал о предстоящей стройке или захоронениях. Вопросы касались всего, от размеров его состояния до слухов о его романе с украинской фотомоделью.
Ральф Ханке обычно не давал интервью, он показывался на публике лишь иногда и в самых неожиданных местах, где не происходило ничего существенного — как в этот раз на месте строительства будущего торгового комплекса в пригороде Мюнхена.
Его правая рука Роланд Гентц вышел вперед, поблагодарил журналистов за их интерес и вывел Ральфа в заднюю дверь позади президиума.
Они сидели в машине. За рулем был Михаил Сергеевич Асмаров — огромный русский с могучей шеей.
— Он не умеет вовремя заткнуться. Проблема этого низкорослого идиота в том, что он считает себя слугой народа, — проговорил Роланд, сидевший на переднем сиденье.
Ральф смотрел в окно. Мимо проплывали дома, здания, магазины, люди — все они были ему неизвестны, и он понимал, что так нужно. В последнее время все было поставлено на карту — он любил играть по-крупному. Его строительная компания получала все контракты, которые ему хотелось. Строительство торговых центров, верфей, многоэтажных парковок и бизнес-центров выглядело достойно, придавало его деятельности законный вид. Он создавал рабочие места и зарабатывал массу денег — чистых денег, не нуждавшихся в отмывании.
Ральф Ханке был человеком, который сам себя сделал, этого никто не смог бы отрицать. Вырос он в тогдашней ГДР, будучи единственным ребенком в малообеспеченной семье. В 1978 году у него родился сын Кристиан, а двумя годами позже Ханке развелся с его матерью, пристрастившейся к героину.
В течение нескольких лет, предшествовавших падению стены, он работал на почте и писал в Штази[8] доносы на своих коллег. Его деятельность в качестве доносчика обеспечила ему некоторые преимущества, которыми он воспользовался позднее, и свела с некоторыми сотрудниками разведки, предвидевшими падение Восточной Германии. Уволившись с почты, он вместе с некоторыми друзьями из Штази подготовил кражу секретных материалов о доносчиках, чтобы продать их им после падения Берлинской стены.
В последние годы Ральф активно работал на Штази и входил в КоКо — совет по коммерческой координации. Отделу вменялось тайно добывать западную валюту, чтобы поддержать на плаву страну, уже стоявшую на грани полного банкротства.
Ральф Ханке и его дружки распродавали огнестрельное оружие бывшей армии ГДР любым покупателям, которых им только удавалось найти. Свою первую в жизни заграничную поездку он предпринял в Панаму к генералу Норьеге.[9] Тот покупал оружие наличными, за доллары, и Ральф Ханке впервые ощутил, что обрел смысл жизни. 9 ноября 1986 года он, свободный как птица, перешел в Западный Берлин вместе с сыном Кристианом. Солнце, светившее ему в спину, освещало дорогу через Бранденбургские ворота — и вперед, к новой жизни.
Некоторое время Ральф жил у старого друга, обосновавшегося в Западном Берлине, и выжидал несколько месяцев, прежде чем предложить бывшим доносчикам выкупить у него архивные материалы о них самих. Чем больше времени проходило, тем большие суммы ему удавалось выручить за эти документы. Свое быстро сколоченное состояние он употребил на то, что скупал ворованное вооружение распадающейся армии — машины, оружие, прочее оборудование, которое доставалось ему почти за бесценок, перепродавал его и удесятерял свой капитал. Ральф сохранил копии отчетов в Штази, которые продавал доносчикам, — многие из них со временем заняли высокие посты в обновленной Германии.
В конце девяностых, когда большинство из этих людей чувствовали себя в безопасности, их снова посетил Ханке, державший в руках их тайны, — на этот раз вместе с юным Кристианом. Теперь Ральфа интересовали не деньги, он просил об услугах иного рода, которые позволили ему медленно, но верно выстроить свою империю власти и богатства.
Ральф и Кристиан объездили весь мир, заводя новые связи с правительствами и главами крупнейших корпораций, платили взятки и продавали самолеты, машины и радары воюющим странам через подставных лиц и фиктивные предприятия. Всего за несколько лет они создали предприятие «Ханке Гмбх» и начали зарабатывать серьезные деньги.
Вид за окном машины изменился — теперь они находились в центре Мюнхена. Ханке казалось, что этот город сияет — сияет успехом и здравым смыслом.
Кожаное сиденье заскрипело, когда он выпрямился.
