София огляделась. Остальные, сидевшие за столом, разговаривали и смеялись, курили и пили. Казалось, каждая тема протягивалась ниточкой к чему-то большому. Инес пригнулась к ней, пытаясь поговорить. Гектор переводил как мог, однако они с Инес то и дело начинали над чем-то смеяться, глядя друг на друга. Соня не смеялась, лишь улыбалась легкой улыбкой, которая придавала ее красивому лицу новое выражение — словно ей на некоторое время все начало нравиться, словно она решила насладиться моментом. Гектор вел себя с мальчишеской растерянностью — ему было весело, она это видела. Всем было весело. Адальберто впал в детство — беспрерывно говорил что-то по-испански, чего никто, кажется, не понимал, однако все смеялись. Дафни и Терри еще теснее прижались друг к другу, сидели, крепко обнявшись. Софии казалось в тот момент, что весь мир совершенен и прекрасен.
Около половины четвертого она вышла из ресторана, ей не хотелось уходить, но вечеринке не было видно конца.
Гектор проводил ее до такси, открыл дверь.
— Спасибо, — сказала она.
— Тебе спасибо.
София чуть подалась вперед, давая ему себя поцеловать. Его губы оказались мягче, чем она могла представить. Однако он держался очень осторожно и тут же оторвался от нее.
Приехав домой, София не могла заснуть. Села на веранде, прислушиваясь к пению птиц, вдыхала сказочные запахи раннего утра и наслаждалась красотой, окружавшей ее. Глубокий зеленый цвет газона, пышные кроны деревьев, совершенство всей картины. Она знала, что это состояние вызвано наркотиком, однако не испытывала ни малейших угрызений совести.
София спросила себя, почему вдруг позволила себе отпустить тормоза и с внутренней улыбкой нарушить так много границ. Что произошло с ней в последнее время?
Ларс стоял, прислонившись к стене. Он смотрел на Эрика, который сидел, положив ноги на выдвинутый ящик стола, и ковырял в ухе карандашом. Эва Кастро-Невес слегка поворачивалась туда-сюда на своем вращающемся стуле, а Гунилла, нацепив очки, изучала какую-то бумагу. Наконец она дочитала бумагу, сняла очки и оставила их висеть на шнурке на шее.
— Начни ты, Ларс.
Ларс заерзал, словно искал дыру, в которую можно было бы скрыться. Когда его просили выступить перед другими, он всегда испытывал страх. Он искал внутри себя спасательный круг, который выручил бы его в этой ситуации, — агрессию, пустоту или что-нибудь еще. Нащупав подходящий имидж, он подключил его и начал довольно ровным голосом рассказывать о том, как София столкнулась с Гектором в универмаге «НК» и как накануне вечером она отправилась на банкет в ресторан «Трастен» в Васастане.
— Но все это я описал в своих отчетах.
Гунилла взяла слово:
— У Софии с Гектором роман, теперь нам это известно. Будущее покажет, что у них за отношения. Ларс, расскажи о банкете.
Он откашлялся, не зная, куда деть руки: они висели как-то странно, и ноги никак не могли прийти в расслабленное положение.
— Я не заметил ничего необычного, помимо двух телохранителей, которые стояли на охране у ресторана после того, как туда зашел пожилой мужчина — по всей видимости, отец Гектора. В три часа двадцать восемь минут София села в такси: с большой вероятностью — чтобы ехать домой.
— Спасибо, — сказала Гунилла и кивнула Эве.
— Я сфотографировал других гостей, когда они покидали ресторан, — добавил Ларс. — Фотографии немного нечеткие, но, может быть, ты захочешь взглянуть на них, Эва?
Голос Ларса звучал чуть фальцетом, и ему это не нравилось.
— Отлично. Дай фотографии Эве, — сказала начальница.
Ларс почесал в затылке.
Эва вернулась к своим бумагам, заглянула в них, перелистала несколько страниц:
— София Бринкман, урожденная Лантц, живет вполне благополучной жизнью — видимо, на наследство, полученное от мужа; иногда общается с подругами и изредка с матерью. Ее прошлое практически безупречно. Окончила школу, оценки выше среднего, год проучилась по обмену в США, после окончания гимназии несколько месяцев путешествовала с подругой по Азии, затем поработала в нескольких местах и поступила учиться на медсестру. Повстречалась с Давидом Бринкманом, два года спустя родила сына Альберта, они поженились, переехали из квартиры в Стокгольме на виллу в Стоксунде. После смерти Давида в две тысячи третьем году она продала виллу и купила небольшой домик в том же районе, где проживает вдвоем с сыном.
Эва остановилась, перелистала свои бумаги и продолжила рассказ:
— Сын Альберт — ее единственный близкий человек. Создается впечатление, что у нее нет хобби или каких-то особых интересов. Ее социальные связи трудно поддаются анализу: мы не знаем ее друзей, кроме подруги Клары, — той женщины, с которой она ходила в ресторан, когда ты следил за ними, Ларс. У меня пока все.
Снова заговорила Гунилла:
— Она и раньше была такой, до того, как мы ею занялись? Ходила по ресторанам с мужчинами? Или была скорбящей вдовой — и Гектор первый, кто заставил ее выбраться из панциря на свет божий?
— Пожалуй, что так, — ответила Эва.
— А именно?
— Что Гектор первый.
— Почему ты так думаешь? — уточнила начальница.
— Ничто не указывает на то, что она встречалась с мужчинами после смерти мужа, но я буду копать дальше.
— Эрик, что ты думаешь? — спросила Гунилла.
— На мой взгляд, это совершенно неинтересно. Вопрос в том, понравилась ли она нашему испанцу — в этом случае она будет выполнять важную функцию. В остальном вопрос лишен смысла.
В комнате наступила тишина, словно все, кроме Ларса, погрузились в свои мысли. Он смотрел на них, и его не покидало чувство, что он внезапно остался один. Гунилла очнулась первой:
— Ларс, ты можешь меня подвезти?
Они ехали в потоке машин, типичном для середины дня. Гунилла сидела на переднем сиденье и подправляла макияж.
— Что скажешь? — спросила она, сжимая только что накрашенные губы.
— Не знаю.
Гунилла закрыла помаду крышечкой и положила обратно в сумочку.
— Мне нужно твое мнение, Ларс. Не рассуждение или аргументация, а только твое мнение.
Он думал изо всех сил, пока они стояли позади автобуса на Стюрегатан.
— Все слишком зыбко, — ответил он.
— Так и есть. Все обычно бывает очень зыбко — чаще всего у нас ничего нет. В данном случае все скорее наоборот — у нас предостаточно материала.
Ларс кивнул:
— Ты наверняка права.
Ему приходилось все время смотреть вперед — движение было оживленным.
— Тебе необязательно со мной соглашаться, — проговорила Гунилла.
Ларс почему-то закашлялся. Ему так хотелось, чтобы она почувствовала, что на него можно положиться.
— Мне кажется, я способен на большее, Гунилла.
— Что ты имеешь в виду?
— Я могу заниматься не только наружным наблюдением. Ведь я аналитик, я многое мог бы привнести в работу группы, как мне кажется. Мы говорили об этом, когда ты предложила мне перейти к вам.
Гунилла показала, где ее высадить.
— Ты очень важен для группы, Ларс. Исключительно важен. Я хочу подключить тебя к основной работе, но чтобы это произошло, нам нужно от чего-то отталкиваться. А добыть это что-то можешь только ты. Я беру на себя все полноту ответственности, если что-то выйдет не так, но сейчас мы должны выйти на новый уровень… новый уровень наблюдения. Ты понимаешь меня?
— Думаю, я понял.
Ларс нашел «карман», заехал в него и остановился.
— Мы на верном пути, — продолжала она. — Не сомневайся в этом. Просто сделай все, что в твоей власти, чтобы продвинуться еще на шаг. — Гунилла закрыла сумочку. — Я пошлю тебе номер. По нему ты найдешь человека по имени Андерс. Он поможет тебе. Андерс отличный специалист.
Гунилла погладила его по рукаву, открыла дверцу и вышла из машины.
Ларс сидел неподвижно, мысли кружились в голове — он испытывал чувство легкой эйфории от того, что начальница только что сказала о нем и его ценности. Однако на душе остался какой-то неприятный осадок — впрочем, он был там всегда. Главное, чтобы Гунилла не разочаровалась в нем. Он сделает все, чтобы ее мнение о нем оставалось прежним.
Ларс снова вырулил на улицу. Телефон звякнул, и на дисплее возник вопрос, хочет ли он сохранить новый контакт: «Андерс».
На море вздымались высокие волны, Йенса обдавало каскадами воды. Он стоял на носу корабля, глядя на плоский берег вдали. Голландия.
Внезапно двигатели корабля смолкли, гудение и постукивание пронеслись по корпусу, когда штурман дал задний ход. Поначалу это даже не ощущалось — большой корабль двигался вперед с прежней скоростью. Нужно время, чтобы остановить судно такого размера. Йенс огляделся, пытаясь понять, почему капитан принял решение об остановке на таком расстоянии от берега.
