что должен был сказать.
***
Наконец, в один из тусклых дней, без привычного яркого солнца, которые были здесь обыкновением, Хельга показала ему помощников, которые вместе с ним должны были построить корабль. Они собрались у ее дома и ждали, что она скажет. Брунольв, Хельга и не отстававший от нее Фенрир, осматривали собравшихся. Около десятка человек сидели на земле, стояли группами, разглядывали того, кто, как сказала Хельга, подарит им всем свободу. Разные, но все как один, объединенные своим позором.
Геслинг, прятавшийся за деревьями, когда его товарищи сражались бок о бок, пока не упал последний из них, как он думал. Но кто-то выжил и донес.
Рев, попавшийся на краже запасов холодной зимой, пришедшей после засушливого, неурожайного лета.
Корп, разворошивший могилу богатого соседа в поисках захороненного добра.
Гнусные убийцы, воры, обрекшие на голодную смерть своих сородичей, трусы, бросившие своих друзей на поле боя. Брунольв слушал, как Хельга говорила о каждом.
– Почему ты выбрала их? – Спросил он, с презрением разглядывая свою команду.
– Для твоего дела не нужно быть героем. Ты-то должен понимать. – Она усмехнулась и посмотрела на него так, словно у них был общий секрет.
– О чем ты говоришь? – Сдавленным голосом, словно ребенок, пойманный матерью за руку в кладовой, произнес Брунольв.
– Ты знаешь. – Она продолжала смотреть на него с легкой улыбкой, блуждающей по губам. Брунольву чудилась в ней неприкрытая издевка. – Ты такой же, как они. Помнишь, Брунольв? Ведь ты – предатель.
***
Гости собрались на пир по случаю свадьбы Мегинбьёрна, но Гедда не вышла в просторный зал между двумя крыльями его дома, чтобы собравшиеся могли оценить выбор хозяина. Почему-то Мегинбьёрн решил отыскать ее сам и вышел из дома, не позвав с собой никого, кто мог бы сопровождать его. Он вышел наружу и тут же провалился в глубокий снег, устлавший все вокруг. Он собрался было вернуться обратно, но дома за спиной уже не было. Только снежная пустыня без единого строения и деревца. Ветер нес стаю мелких снежинок, которые кололи лицо и застревали в его бороде. Воздух вокруг был каким-то сизым и жидким, как молоко от больной коровы, и заполнен роящимися снежинками.
Он двинулся вперед, потому что надо было куда-то идти. Тяжело переступая ногами в плотном снегу, он шел некоторое время, часто моргая и обтирая лицо, пока не набрел на огромный провал, который словно делил землю надвое. Огромная яма была заполнена переплетенными корневищами исполинских деревьев, что было странно, поскольку над снежной равниной не возвышалось ни единого ствола. Приглядевшись, Мегинбьёрн увидел, что в этом сплетении, уцепившись за один из толстых корней руками и ногами, висит его отец. Глаза его были закрыты, будто он спал. Мегинбьёрн стоял на краю пропасти, скованный внезапно подступившим ужасом и разглядывал своего давно умершего отца, повисшего в корнях дерева. Вдруг отец открыл глаза и посмотрел на него взглядом, наполненным сизым воздухом, снежинками и ветром. Он сказал:
– Дай мне хлеба.
– Но где… – Растерянно начал Мегинбьёрн.
– Дай мне хлеба. – Требовательно повторил отец.
Мегинбьёрн обернулся в поисках съестного и снова увидел свой дом, который стоял странно тихий и как будто настороженный. Он вошел в просторный зал, где не осталось ни одного человека. На большом столе, который еще недавно был подготовлен к обильной трапезе, лежал преломленный хлеб. Он взял несколько ломтей и собрался идти наружу. В доме было тихо, но чувствовалось чье-то незримое присутствие, словно за ним наблюдали. Он повернулся к выходу, но увидел отца лежащим на лавке. Его плечи были обнажены, тело по грудь укрывала чистая, грубая ткань. Отец снова открыл глаза и сказал бесцветным, монотонным голосом:
– Мы сказали всем, что Гедда родила мертвого ребенка.
«Так вот почему она не вышла к гостям!» – Подумал Мегинбьёрн. И тут же спохватился: «Кто это "мы"? Кому сказали? Ребенок снова не уцелел. Это плохо».
– Не волнуйся, сын. – Все так же глядя на него из пустоты, сказал его мертвый отец. – Лодочник Брунольв определит ее куда нужно.
«При чем тут лодочник?» – Хотел спросить Мегинбьёрн, но не успел. Лицо отца высохло, сморщилось, как плохо обработанная коровья кожа. Глазницы, в которых мгновение назад клубился снег, провалились и смотрели на него, как два брошенных животными дупла, затянутых паутиной.
Мегинбьёрн в ужасе отпрянул и проснулся, тяжело дыша. Он глубоко вздохнул, успокаивая бешено мчащееся сердце. И тут же ощутил чье-то чужое присутствие, которое беспокоило его во сне.
– Господин, – раздался где-то в темноте над его головой знакомый мужской голос. Но чей? Он никак не мог вспомнить. – Господин, там, у дома, стоит женщина. Она говорит, что лодочник собрался украсть вашу жену.
***
Когда рушится весь мир, какая разница, что кричит человек, падая в пропасть? Поэтому, выбежав вслед за Мегинбьёрном и его людьми на берег, где в лодке сидела Гедда, а Брунольв обнимал ее за плечи, Уна закричала:
– Будь ты проклята, маленькая потаскуха! Пусть твои дети умрут в твоей утробе!
Сила ее горя и отчаяния заставила конунга и его людей остановиться, и они не сразу бросились к лодке. Пользуясь их замешательством, Брунольв выпрыгнул из суденышка и шагнул на берег, прикрывая Гедду, которая замерла в лодке, как испуганный зверек.
– Что ты наделала, Уна? – Спросил Брунольв, с ужасом понимая, что в один миг лишился всего. Он понял, что это его возлюбленная привела на берег людей Мегинбьёрна, и его мир раскололся, как лед на весенней реке, и части его стали стремительно расползаться друг от друга.
Уна знала, как называется то, что она сделала. Это возмездие. За то, что смеялся с этой маленькой змеей на берегу, за то, что сидел рядом и не скрывался, и поэтому девушки стали хихикать у Уны за спиной. За то, что нарушил порядок вещей и, терзавшие подозрения не давали ей уснуть. За то, что она ночами караулила у его дома, когда он выберется из своей норы и поползет к этой гадюке, чтобы целовать ее сапоги.
Она поняла, что он собирается выставить ее на позор и сбежать. Но она не сразу догадалась, когда. О, нет! Хотя потом она смекнула, – ведь это было так просто, – что он никуда не сбежит, не получив денег за свою лодку. И вот вчера, когда Мегинбьёрн пришел на берег со своей маленькой ядовитой женой, Уна
