«Если убитый карлик был циркачом, — подумал я, — то его смерть пошла во благо его собратьям».
Глава 4
Перед палаткой с «живыми картинами» собралась толпа. Рита вместе с четырьмя другими девушками стояла на эстраде рядом с зазывалой. Все девушки были одеты в купальные халаты.
Зазывала орал в микрофон. Это был Чарли Вилер. Он принадлежал к старой гвардии конферансье, непривычных к усилителям звука. У него не укладывалось в голове, что, имея в руках микрофон, не было никакой надобности надрывать глотку.
Рита была накрашена чрезмерно, впрочем, как и остальные девушки. Она была самой молодой и красивой. Я попытался привлечь ее внимание, но она меня не заметила. Наконец Чарли кончил вопить. Он сделал знак девушкам, и те прошли в балаган. Зазвучала музыка. Чарли знал свое дело — многие из зевак поспешили вслед за девушками.
А я так и остался стоять у входа, горя желанием войти. Одновременно я был рад, что не могу этого сделать. Еще раньше, когда я только начинал работать на ярмарке, дядя Эм рассказал мне о здешних порядках. Это может показаться странным, но, если поразмыслить хорошенько, понимаешь, почему существует запрет. Я хочу сказать, что сами циркачи никогда не ходят на представления «живых картин». Девушкам наплевать, когда они позируют обнаженными перед всякими болванами с улицы. На них они не обращают внимания: это посторонние, их и за людей-то не считают. Все представление как бы обезличено.
Однако знакомым девушек неприлично рассматривать их на сцене. Это считается проявлением нездорового любопытства — чем-то вроде заглядывания в окна фургона или в замочную скважину. Можете считать это полным идиотством, но, если подумать хорошенько — так и должно быть.
Я помыкался какое-то время у входа, соображая, куда можно повезти Риту после представления. У меня, черт возьми, не было машины. Я подумал, что если бы Хоги еще разок одолжил мне свою, то это было бы замечательно. Я не хотел просить — но, может быть, он предложил бы сам.
В фургоне Хоги горел свет. Если я постучу, надо будет войти. Однако что-то меня удерживало. Не могу объяснить почему, но у меня было чувство, что входить не следует.
Но тут я сказал себе, что все эти предчувствия не стоят выеденного яйца, и толкнул дверь. Хоги прокричал, что я могу войти. Со времени моего первого посещения Мардж успела навести порядок в фургоне: Хоги сравнивал ее хозяйственную деятельность со шквалом. Но самого Хоги этот шквал не коснулся. Он сидел на прежнем месте, втиснувшись между столиком и стеной. На сей раз перед ним стоял не кофе, а пустая на три четверти бутылка виски. Я в жизни не видел его таким пьяным. То есть он еще владел собой, но по глазам и обмякшему телу было видно, что он порядочно набрался. Он сказал:
— Присядь, Эд. Пойди возьми стакан и выпей со мной.
Он выражался четко, однако чувствовалось, что он прилагает усилия, чтобы выговаривать слова. Мне не хотелось пить с ним, но все же я пошел за стаканом.
— Совсем немножко, — сказал я, когда он начал наливать мне виски. — Не больше наперстка.
Наперсток по понятиям Хоги вмещал больше, чем фляга. Он наполнил мой стакан почти доверху.
Я сказал: «За здоровье Сьюзи!» — и отпил глоток. Присоединившись к тосту, Хоги выпил вместе со мной. Потом он откинулся назад и стал меня разглядывать помутневшими глазами. Думаю, что, если бы я не знал его так хорошо, я бы испугался его взгляда. А может, я и вправду испугался. До этого вечера я не знал, что он пьет в одиночку. Помолчав немного, я набрался храбрости, отхлебнул немного из стакана и спросил:
— Так как она поживает, Хоги? Я имею в виду Сьюзи?
— Боюсь, что она помирает, Эд. Видит бог, я сделал для нее все, что мог.
— Действительно, тебе не везет.
— Я переживаю не из-за денег, нет. Мне наплевать, что я потеряю сто пятьдесят долларов. Когда я ее покупал, я знал, на что иду. Я понимал, почему ее продают дешево. Но, господи боже мой, я к ней так привязался!
Я приподнялся с места, мне хотелось посмотреть на Сьюзи. Но Хоги меня остановил:
— Не беспокой ее, Эд. Я дал ей успокоительное, оно начало действовать.
— Да, конечно, — сказал я и снова сел.
Я не знал, как приступить к разговору о машине. Я взял свой стакан виски и на сей раз осушил его залпом. В горле у меня жгло, во рту был омерзительный вкус, но я был слишком самолюбив, чтобы побежать за водой.
Обретя вновь дар речи, я спросил:
— Рита вернется сюда вечером после представления?
— У нее свидание.
— Что?
Он посмотрел на меня и усмехнулся. Потом взял бутылку и, не ожидая моего согласия, налил мне еще стакан.
— Ты никогда не слышал, как я рассказываю анекдоты, Эд? Если полиция не запретит мой номер в Саут-Бенд на следующей неделе, приходи послушать, ты поймешь, что с тобой происходит… Черт возьми, мне очень жаль, Эд. Вообще-то это меня не касается. Смотри на все проще. У Риты шашни с одним типом. Он банкир из Эвансвилля.
Я вспомнил, что Рита посещала банк, когда мы были с ней в городе. А я-то думал, что у нее там дела! Глаза Хоги вновь подернулись дымкой.
— Для тебя будет лучше, если ты оставишь всякие мысли насчет Риты. Эта девочка далеко пойдет! Она умеет отличить доллар от клочка бумаги! Только пойми меня правильно, Эд: она хорошая девка! Я ее знал, когда она еще бегала с косичками. Это, кстати, было не так давно. Ей сейчас примерно лет восемнадцать-девятнадцать. Но она довольно быстро выправилась после той скотской жизни, которую вела в детстве.
— Вот как! — сказал я в надежде, что он продолжит. Не знаю почему, но мне хотелось, чтобы он говорил дальше.
— Ее мать умерла, когда ей было двенадцать лет. Это случилось лет шесть-семь назад. Ее папаша, Говард Вейман, был одним из моих старых приятелей. Хороший мужик, пока не пьян, а набирался он частенько. Рита терпела до пятнадцати лет, а потом ушла из дому — если можно назвать домом тот хлев, где она жила со своим стариком.
— А что она делала все это время? — спросил я.
— Стучалась в разные двери. Работала в разных заведениях. Какое-то время была танцовщицей, пока не заметили, что она несовершеннолетняя — в шестнадцать лет она казалась двадцатилетней. Но потом она заболела. Несколько недель назад, еще в больнице, она прочитала обо мне в «Билборде» и написала мне. Вот так она сюда прибилась.
— О господи! — воскликнул я.
— Но она здесь долго не задержится. Она слишком привлекательна, чтобы оставаться девушкой с ярмарки. Кроме того, она честолюбива. Вот увидишь, она еще сорвет крупный выигрыш!
— Банкир из Эвансвилля еще не крупный выигрыш.
— Он всего лишь этап на ее пути. Во всяком случае, Эд…
— Хорошо, — сказал я. — Повторять не надо. Я могу понять намек, особенно когда намекают так прозрачно.
— Хочешь еще стаканчик?
На этот раз я не стал упорствовать и предупреждать, что не буду пить много. Он мне налил сразу целый стакан.
— Не мое это дело, Эд, но ты хороший парень, и мне не хотелось бы, чтобы у тебя были неприятности.
— Давай оставим эту тему, Хоги. Послушай, я вовсе не влюблен в Риту и влюбляться не намерен. Она шикарная девушка и очень мне нравится. И давай не будем об этом больше говорить.
Я взял свой стакан, и мы выпили еще. Я хлебнул сразу так много, что пришлось побежать за водой. Хоги расхохотался.
— Эд, я и забыл, что ты еще не привык к выпивке. Давай лучше остановимся, а то Эм задаст мне перцу.
Я глотал воду, пока он говорил эти слова. Потом я сделал глубокий вдох и вознес господу молитву, чтобы виски осталось там, куда я его послал, и чтобы меня не разорвало изнутри. Улыбнувшись Хоги, я пробормотал:
— Пожалуй, будет лучше, если я не стану допивать этот стакан. Спасибо тебе, но я воздержусь.
Выпив еще немного воды, я поставил стакан на место.
— Ну, я пошел, Хоги! До завтра!
Когда я вышел, он прокричал мне вслед:
— Держись подальше от деревьев и столбов!
Я направился к центральной аллее самым коротким путем и все же ухитрился растянуть ноту в щиколотке, споткнувшись о колышек. Но, думаю, в этом была виновата темнота, а не виски. Однако выпитое давало о себе знать. Хоги заставил меня глотнуть в шесть-семь раз больше, чем я обычно себе позволял. Я изо всех сил старался держаться прямо, однако меня так и кидало из стороны в сторону.
Собрав волю в кулак, я еще мог контролировать себя физически. Но морально я был совершенно подавлен. Казалось, тот факт, что Рита гуляла с кем-то на стороне, не должен был меня удивлять. Она была со мной достаточно откровенна в ту ночь, когда мы познакомились.
Я побрел к фургону Ли Кэри, который находился за балаганом с уродами. Фургон не был освещен. Я постоял там какое-то время, размышляя, нужно ли мне заходить. Кэри не раз говорил мне, что, если я захочу послушать музыку, его проигрыватель всегда к моим услугам.