Можно еще считать, пожалуй, съедобными некоторые виды ягод, в большинстве случаев недоступных, так как они растут на недосягаемой высоте. Добытые с громадным риском они едва пригодны для утоления самого жестокого голода, но отнюдь не для того, чтобы полакомиться ими.
Таковы плоды мамбина, дикого сапотильника, желуди или орешки балата, плод желтолистника, канарника, катука и душистого кедренника и другие.
Еще плоды ягодного лавра, гуявника, манго или мягкоплодника, а главным образом хлебного дерева и банана, могут считаться серьезно съедобными плодами, хотя они собственно не южноамериканского происхождения. Они давно были завезены сюда и прижились, но требуют известного ухода и культуры, чтобы давать съедобные плоды.
Они должны быть возделаны рукой человеческой, и, если встречаются иногда в диком состоянии, то только на заглохших вырубленных местах, где вскоре гибнут от громадного количества растений-паразитов.
Таким образом даже кочевой индеец, несмотря на его неимоверную лень, все-таки обзаводится небольшим участком выкорчеванной земли, где сеет и снимает игнам, пататы и главным образом маниок, являющийся главной основой его питания и первым оплотом против голода. А если он охотится, чтобы дополнить и разнообразить свою пищу, то не в девственных лесах, а где-нибудь по течению реки и вблизи озер, где в изобилии встречается и рыба, и дичь. Кроме того, там, где индеец, с присущей первобытному человеку изумительной выдержкой и знанием природы, умеет разыскать и выследить зверя, цивилизованный человек никогда не нападет на его следы и всегда вернется с пустыми руками.
Встретить черепаху будет уже великой находкой. Что же касается птиц, хокко, туканов, агами, куропаток и других, то о них и думать нечего, если, кроме превосходного оружия, нет еще и основательного знания всех приемов этих чрезвычайно трудных охот. Точно так же трудно ему найти и оленей, коз, кариаку, пекари, агути или простых тату или армадилов. Эти звери также не находят себе пропитания в девственных лесах, а обыкновенно держатся вблизи больших прогалин, саванн или рек, где растительность видоизменяется от отсутствия гигантских деревьев.
Вот почему наши двое посланных, поискав и насобирав кое-каких жалких, едва съедобных ягод и вдоволь надсадив спины в поисках очень неприглядных на вид, но чрезвычайно вкусных гуан (ящериц), невольно вскрикнули от радости при виде пальмы средней величины со стройным стволом.
— А-а, вот патауа! — воскликнул Шоколад, — теперь мы покушаем капустки… Теперь с голоду не умрем! — и, не долго думая, он принялся рубить своим палашом ствол, плотные и крепкие волокна которого не поддавались даже острому клинку.
Между тем как бедняга с нечеловеческим усилием рубил ствол пальмы, скажем несколько слов относительно этой съедобной части ее, называемой почему-то нашими натуралистами «пальмовой капустой» и описанной ими так, что у людей слюнки текут, когда они читают о ней. Но в сущности это вовсе не так. Слово «капуста», которым называют верхние побеги арековой пальмы, марипы, или патауа, как нельзя менее соответствует внешнему виду этого побега.
Вообразите желтоватую, цвета слоновой кости, массу, обладающую плотностью свежего миндаля, имеющую цилиндрическую форму, толщиною с предплечье человеческой руки, и достигающую длины одного метра и более. Этот мясистый цилиндр заключен в оболочку из листьев, венчающих вершину пальмы.
Трудно себе представить что-нибудь менее похожее на капусту, чем это странное вещество, состоящее из коротких волокон, хрустящее, почти совершенно безвкусное, которым, конечно, можно наполнить желудок голодающего, но совсем не полакомиться.
Как бы то ни было, не имея ничего другого под рукой, наши искатели плодов отдали должное этому угощению, добыть которое было так неимоверно трудно. К довершению беды, когда они вздумали вернуться в лагерь, то оказалось, что сбились с пути. А так как провести ночь одним в лесу не представлялось для них чем-то особенно ужасным, то они легко примирились с этим обстоятельством, и, расположившись на ложе из обрубленных Шоколадом листьев пальмы, заснули крепким сном.
На другое утро, как только рассвело, старый искатель деревьев, которому только наступление ночи помешало разобраться в пути, очень скоро напал на свой след. Немного сконфуженные, Шоколад и араб вернулись в лагерь, как охотники с неудачной охоты, опасаясь, чтобы их неудача не отразилась на общем состоянии припасов маленького отряда.
Но, против своего ожидания, они застали лагерь в самом радостном настроении, и, — неужели это только воображение? — им показалось, что слышен вкусный запах жареного мяса, приятно щекочущий их обоняние!
— Ну же, вы, увальни! — весело приветствовал их Луш. — Присаживайтесь к компании… У нас есть свеженькое мясо да еще вволю! Есть чем набить брюхо!
— Слава Богу, — проговорил Шоколад, подсаживаясь к товарищам, — нам двойная порция не повредит: мы проработали впустую… Со вчерашнего дня мы не нашли ровно ничего, кроме пальмовой капусты… Да, кстати, что это вы едите? Какое мясо?
— Печенка, приятель, печенка! — отозвался Геркулес, поджаривая над красными угольями кусок печенки, насаженный на длинную трость.
— Да еще какая печенка-то! — похвалил Красный. — Вот несчастье-то, что нет у нас здесь луку да кастрюльки, а то бы мы приготовили знатное блюдо!
— Печенка? Чья печенка?
— Да козья, а то чья же?
— Не может быть?!
— Да я же тебе говорю! Ешь, что тут долго рассуждать! .. А я тебе кое-что расскажу, пока ты будешь есть. Представь себе: вчера, в то время, как мы ловили на реке ракушек и крабов, прямо на нас выбегает дикая коза, очевидно, преследуемая кем-то, но кем, я не знаю, да и какое мне дело! Выбегает на нас и кидается в реку. Мы ныряем по самые уши, чтобы схватить ее за ноги, как вдруг бедное животное, истекающее кровью, жалобно вскрикивает два раза и начинает тонуть. Ты понимаешь, что мы не зевали: тотчас же схватили ее, вытащили на берег, прикололи и приволокли сюда, после чего каждый отвоевал себе добрый кусочек!
— Да, дело важное! — сказал Шоколад, переворачивая над огнем свой кусок печенки, чтобы он поджарился и с другого бока. — А где же Нотариус?
— Ах, да ты ведь и не знаешь… бедняга…
— Что? .. Разве с ним что случилось?
— Да, тяжело видеть, как гибнет один из своих, и быть не в состоянии помочь ему!
— Он, правда, был несколько размазня… но я все-таки привязался к нему…
— Нотариус был недурной парень! — заметил Красный с набитым ртом, с наслаждением пожирая свою порцию.
— Да говори же ты, что с ним случилось! — воскликнул Шоколад, у которого в уме вдруг зародилось ужасное подозрение.
