Отрубаю связь, не слушая возражений. Снимаю с креплений тяжеленный «Барретт», рядом – раскрытая сумка, спортивная, а в ней магазины. Видимо, неплохо американцы укропам помогают – «Барретт» у них за оружие огневой поддержки вместо «Утеса» или ПК.
Выходит и Крым.
– Свяжись с Барсуком, пусть прикроет огнем прорыв.
Прорыв – это, конечно, громко сказано. Все будет зависеть от того, на ходу ли наши колеса. БМП мы точно не поднимем, она, видимо, в дырку провалилась – вход в нелегальную шахту-копанку, которые тут могут быть прямо на огороде. Если те два бронированных джипа в рабочем состоянии, мы уйдем. Если нет – придется либо пешком, либо просить Барсука, чтобы прислал сюда колеса. А сейчас никто уже не ошибется, сожгут на дороге, и все.
Пулемет молчит.
Ползу обратно к забору, ползу, потому что нога зверски болит, хромаю, но ползу. Еще и тащу за собой тяжеленный «Барретт» и сумку с магазинами. Забор высоченный, кирпич, не сетка, не видно ни черта, но от случайной пули он защитит. Пулемет, как оказалось, молчит, потому что кончились патроны, а те трое, что держат улицу, отстреливаются. Точнее – двое уже. Как минимум один ранен.
Крым рядом, он высаживает целую сорокапятку из автомата, пока я прохожу три метра до ближайшей машины. Ложусь так, чтобы видеть сектор обстрела. Заодно пытаюсь прикинуть – тачки пойдут или нет. Та, что впереди, вряд ли, на нее основной огневой шквал пришелся, передок разбит, колеса в хлам. А вот второй – пикап «Тойота 70»[31] с пулеметом, – похоже, цел, потому что от огня его прикрывала головная машина. Пикап одной из последних моделей, на длинной раме и двойная кабина. Поместимся все, если потеснимся.
– Что…
– Снайпер. Левее…
Выставляю винтовку на сошки, ловлю вспышки и нажимаю на спуск. «Барретт» глухо бухает, отдача мягче, чем у ружья двенадцатого калибра. Стрелок с первого выстрела затыкается: двенадцать и семь – это не шутки, тем более на таком расстоянии.
Начинаю частить, пытаясь отработать все точки, одна за одной. Снайпер не проявляет себя – может, ушел, может, момент выжидает. Снайпер, не умеющий выжидать момент, не снайпер. Миномет неожиданно точно и своевременно переносит огонь на позиции противостоящих нам укропов, и одной проблемой у них становится больше. На моих глазах мина пробивает крышу дома и взрывается изнутри. Хлопок – и остатки крыши, оконных рам летят. Если кто-то был внутри – не завидую.
Неожиданно заводится мотор «Тойоты», и я тут же подаюсь в сторону – только так переедут, если что. Кто-то стоит рядом, в полный рост, протягивает мне руку – я хватаюсь за нее, – и в этот момент проявляет себя снайпер. Хлопок, слетает каска – и человек падает на меня. От калитки непрерывной очередью грохочет ПК. Совсем рассвело.
Броня – на дороге, ведет бой. Вся. Наш нечаянно объявившийся трофейный «Хаммер», броня Бармалея – старый БТР, пикап с ДШК, тачанка-ростовчанка – машина с пулеметом, переделанная из «Ваз-2108». Мы отступаем, огрызаясь огнем, большая часть огневых точек в селе подавлена, но какие-то еще огрызаются. В любой момент можно ожидать появления украинских штурмовиков и вооруженных беспилотников.
Нас встречает Барсук, красный и злой, он срывает с себя маску и смотрит на меня, как будто я насрал в его обеденную тарелку. Я слышу плоховато – на отходе рядом рванула граната РПГ, немного оглушило.
– Какого… б… хрена?
Я его понимаю я бы и сам так орал.
– Какого х… ты творишь?!
– Товарищ… майор… Странник… у нас… живой.
Между нами и селом на моих глазах встает куст артиллерийского разрыва, через секунду – еще один. Все, это полная… нас начали артиллерией накрывать.
– По машинам. Валим…
Украинские штурмовики «СУ-25» появляются, едва мы успеваем отъехать, их два, и они идут над дорогой низенько-низенько. Под дружный грохот ДШК они разворачиваются для атаки, и в этот момент у нас на глазах к ним откуда-то с неба тянут свои следы сразу несколько ракет. Штурмовики тут же прерывают атаку, выбрасывают гроздья горящих шаров, тепловых ловушек, но одному не удается. Один буквально втыкается носом в землю, второй, таща за собой дымный след, уходит за горизонт, но что-то мне подсказывает, что не уйдет. Бойцы, выбираясь из канавы, орут во все горло – приятно чувствовать себя солдатом сверхдержавы…
«Касатки» появляются в сопровождении двух угловатых «Ми-28», видимо, с Кореновской авиабазы. Пока нас грузят в вертолеты, «ми двадцать восьмые» уходят за линию горизонта, и там раздается едва слышный грохот. После того что сделали с Донбассом, было бы странно иное – возвращаться с полным боекомплектом…
Россия, Ростовская область, Располага. 26 апреля 2021 года
– Ну и что с тобой делать?
Батя сидит за столом, перед ним в большой кружке чай. Торчат нитки трех пакетиков – любят отцы-командиры чай покрепче.
– Барсук докладывал, ты е…утый на всю голову. В одиночке и на одной броне ломанулся на занятое укропом село. А если бы сожгли?
– Не сожгли же… – угрюмо отвечаю я.
О том, что водила оказался долбанутым на всю голову и жал, не слушая команд, я уже доложил. Мне ожидаемо не поверили.
– Офицер не должен полагаться на авось. Твоя задача не только выполнить приказ, но и вывести всех пацанов из говнотерки живыми!
– Так точно…
– Афган погиб…
Да, Афган погиб. Там, на дороге, пытаясь организовать снайперское прикрытие. Нашла-таки пуля. В Афгане не нашла, а тут нашла. Не самая плохая смерть.
…
– У нас демократия. Ограниченная только моим словом. Пацаны из снайперской группы назвали тебя как преемника Афгана. До вечера хорошо подумай и скажи мне ответ.
– Есть.
– Все. Иди с глаз…
Батя взялся за чай, а я похромал на улицу. Как оказалось, я вывихнул ногу, падая, видимо, с БМП, хорошо, что не сломал. Мне наложили давящую повязку, от обезболивающего я отказался.
На улице стоял «Лендкрузер» с ноль пятыми, дагестанскими номерами, он посигналил мне, и я забрался внутрь. «Лендкрузер» был бронированным, судя по весу двери.
– Иван Александрович передает вам поздравления.
Я поморщился.
– Еще что?
– На вас готов наградной лист. На мужика[32]. Примерно через месяц ожидайте вручения. Плюс благодарность директора ФСБ. Это тоже, знаете ли, немало.
– Все?
– Нет, не все. Подполковник Токар оказался носителем информации чрезвычайной важности. Не исключено, что вас придется задействовать еще не один раз для ее реализации. У нас есть правило – кто начал реализацию, тот ее и доводит до конца.
– Я не у вас.
Иса Исаевич внимательно посмотрел на меня.
– Когда я пошел на службу, я отчетливо осознавал, что меня будет считать предателем значительная часть моего народа. Мой родной брат дрался с боевиками Басаева в девяносто девятом, а через десять лет его застрелили. Второй мой брат погиб в дорожной аварии, но я знаю, что это не было случайностью. Так подполье мстит мне, оно не может добраться до меня и мстит моим родственникам, потому что по нынешним шакальим законам, которые кто-то выдает за законы гор, это дозволяется…
…
– А теперь скажи – у тебя в семье такие же проблемы?
Не отвечая, я вышел из машины и аккуратно прикрыл дверь.
Демилитаризованная зона, два километра от границы. 27 апреля 2021 года
– Не спеши…
Не знаю – то ли Спец специально мне по башке долбит, то ли еще чего. Во время подготовки спецназа такие приемы применяются: инструктор специально орет на курсанта во время выполнения упражнений, дает вводные, которые нельзя отработать, противоречивые приказы и бьет по мозгам всеми иными способами. Задача одна – вывести курсанта из равновесия, если это удается, следует отчисление, такие не спецназ. Надо понимать – мы не махра, не пехи, даже не десант. Мы спецназ. Спецназ – едва ли не единственный род войск, где солдат во многом предоставлен сам себе. Офицер, конечно, управляет боем, но обычно обстоятельства таковы, что решения надо принимать самому, причем в жестком цейтноте. Потому каждый солдат обязан уметь сам себе быть офицером и действовать, несмотря ни на что…
Мы лежали на старой-престарой линии железной дороги, в двух километрах от линии ДМЗ, оговоренной соглашением о прекращении огня. Когда-то давно, когда была другая страна, здесь были проложены рельсы и по ним ходил поезд. По всему шахтерскому краю, который пересекает границу и уходит в Россию – часть Донецкого угольного бассейна относится к России. Наверное, это было убыточно, но тогда на это мало смотрели… Если есть потребность перевозить людей, значит, будет ходить поезд. Потом прямо в степи прорисовали границу и поезд ходить перестал. Потом мародеры разобрали и сдали на металлолом все рельсы, стрелки и прочее. Осталась только насыпь…
В восьмистах метрах (я точно знал, восемьсот двадцать шесть, потому что померил) беспокойно блеял черный курдючный баран. Живой. Его мы купили прямо у дороги – сейчас так много продают, потому что с Кавказа понаехали тут стада пасти. На шашлык продают, но мы купили как приманку.