я воплощусь в ком-нибудь еще.
Теперь рассмеялись уже они оба, не в силах сдержаться, такое нахлынуло на них счастье! Они могли быть вместе вечно — даже после смерти Айкена! Им нужно было только постараться сохранить свои чувства, пронести их сквозь многие и многие годы.
Утонувшая в нахлынувшем на нее блаженстве Зоя даже забыла спросить — а есть ли у Айкена брат или сестра…
Наконец, Эдмунд нашел в себе силы подняться с постели. Он не знал, исчезла ли его пагубная привычка без следа, но молодому человеку казалось, что он еще никогда не чувствовал себя так хорошо. Отчасти, быть может, потому, что спокойствие и здоровье остались в далеком прошлом, но то, что он испытывал теперь, было все же лучше, чем тяжелый недуг, иссушающий тело дьявольским огнем.
Эдмунд кое-как оделся, пригладил волосы рукой и вышел из комнаты. Ему пришлось идти по коридору, касаясь рукой стены — ноги еще были недостаточно тверды для привычной уверенной походки. Молодой человек направился в гостиную. Пусть он и не знал, какой час пробил, и не мог быть уверен, что найдет в доме хоть кого-то бодрствующего, он надеялся на то, что ему повезет, пусть за окном и клубилась едва рассеянная лунным светом тьма. Молодому человеку впрямь повезло: из-под двери гостиной выбивался свет. Кто-то зажег свечу.
Это была дочь мистера Тауэра, впервые после долгих изнурительных дней выкроившая время на невинные радости.
Вивиана сидела в кресле. Волосы ее не были накручены на папильотки, а свободно падали тяжелыми локонами на плечи и спускались почти до талии. Сорочку девушка задрала до колен и, вытянув ноги, положила их на стоящий рядом стул. Эдмунд собирался подойти тихо и незаметно, но слишком ослаб после болезни, чтобы красться бесшумно — пошатнулся, оперся со стоном на скрипнувшее кресло. Девушка вскинула голову, нервно одернула подол, заметив молодого человека, глаза ее испуганно заметались. Встать, уйти? Вместо этого Вивиана задула свечу и гостиная погрузилась во мрак.
Эдмунд ждал, что девушка скажет что-нибудь, считал удары сердца, молясь, чтобы ее голос заглушил этот нестерпимый грохот, заполнивший уши, но вместо слов Вивиана вдруг обняла его во тьме, крепко, прижимаясь теплой щекой к его груди.
— Мисс… — голос недавнего больного едва прошелестел, не громче, чем шаг призрака.
— Хочешь есть?
Девушка отстранилась, но Эдмунд видел в лунном свете, что она все еще стояла к нему ближе, чем позволяли приличия, почти вплотную. Бледные лучи ночного светила озаряли удивительный абрис Вивианы, позволяя увидеть, что она, однако же, выглядела хуже, чем обычно: бледное, исхудавшее лицо, темные круги под глазами, заострившиеся скулы. Да, Вивиана провела не одну ночь у его постели… Эдмунд смолчал, но она полушепотом бестактно заметила:
— Ты еще так плохо выглядишь, щеки впали… — и засмеялась, прижимая пальчики к губам. — но я рада, что ты встал.
Эдмунд вдруг ощутил, что чертовски голоден. И это была хорошая новость.
Зоя чувствовала, как меняется. Ей казалось, что с каждым днем она только хорошеет и расцветает. Айкен был с ней согласен, а вот Хэвен… Всегда молчаливый и спокойный воин стал неожиданно резок с ученицей. Он тоже чувствовал, что она все больше и больше становится человеком. И это его бесило. В то утро, когда Зоя, запахнувшись в халат, выбралась на кухню, чтобы приготовить кофе, учитель решил, что с ней нужно поговорить. Хэвен схватил ее за локоть, развернул ее руку и прищурился, осматривая внутреннюю сторону предплечья.
— Что это?
Зоя непонимающе переводила взгляд со своей кожи на учителя.
— У тебя появилась родинка.
Зоя улыбнулась.
— Прелестно. У людей они ведь время от времени появляются, я права?
— Нет, это не прелестно! — рявкнул Хэвен, неосознанно дернув на себя руку девушки. — послушай, ты срочно должна уехать. Или Айкен. Можете договариваться и выбирать, но, так или иначе, это должно случиться. Я прошу… ради безопасности.
— С каких пор тебе жаль Айкена? — Зоя грубо вырвала руку из захвата учителя и встряхнула ею, будто могла испачкаться.
— Не его. Тебя. Чем больше ты человек, тем больше уязвима.
Зоя с едва слышным свистом вдохнула через стиснутые зубы, словно перебарывая боль.
— Нет! Ты не понимаешь. Мои эмоции и чувства не имели смысла, пока я не была человеком. Это была игра в любовь, в боль, в гнев. Только теперь все по-настоящему.
Хэвен потер виски.
— Это катастрофа. Тебе нельзя становиться такой.
— Но мне нравится, — Зоя пожала плечами. Ей вспомнилось, как она отчаянно бросилась в объятия Айкена, пока обдающее нещадным жаром пламя разрушало дом Хэвена. — теперь мой гнев будет просто невообразимым. Мы победим Габриэля, непременно.
— И что же ты будешь делать потом?
Она пожала плечами. Хэвен шумно втянул носом воздух, стараясь вложить в этот звук все свое презрение к ее меняющейся природе. Он ненавидел себя за то, что был человеком, он тосковал по тому времени, когда состоял в воинстве Сияющей страны. И в то же время он бы никогда не предал Зою, хотя сейчас он взаправду злился на нее.
— Мы счастливы, разве нет? Ты упрекаешь меня в том, что я люблю Айкена, но ты сам нашел счастье в Симонетте. Ты не собирался жениться, будучи дини ши, не надумал и когда стал человеком. А она разве не видится тебе как дочь, которую ты иначе не смог бы получить? Разве ты не чувствуешь рядом с ней себя иным, более нудным, чем раньше?
Хэвен скривился, словно в рот ему затолкали пол-лимона, ткнул в ученицу пальцем:
— Надеюсь, ты испытываешь удовлетворение каждый раз, когда прокручиваешь у себя в голове эти детские доводы. Ах как мило, я настоящая девочка, черт побери, счастливый конец у сказки!
Зоя глубоко вздохнула, пальцы ее сжали плечи. Она была оскорблена так тяжело, что скорее простила бы Хэвена, если бы он ее ударил. В конце концов, это было бы привычно.
— Хочешь знать, что я чувствую ежедневно? Удовлетворение? — она издевательски хохотнула. — как бы не так. Страх.
Хэвен отступил на шаг, изумленный: и без того изогнутые его брови взметнулись вверх, становясь домиком, рот напряженно сжался, будто мужчина ощутил на губе пушинку и пытался не проглотить ее.
— За тебя, за Айкена, за Симонетту. И за себя. Потому что в сказке Габриэль бы хотел поймать меня и заточить в темнице, как дракон или черный рыцарь — принцессу. Но он вырвет из меня камни, сделает новую игрушку, более сговорчивую, а вас всех — уничтожит. И, знаешь, мне вскоре станет все равно.
Зоя тоже отступила на полшага,
