взрослых мужчин – в стране нуждались в рабочих на фабриках. Таким образом, немцы начали совершать набеги на районы оккупированных территорий и отправлять схваченных молодых людей в Германию на принудительные работы. Однако у Петера было свидетельство, подтверждающее, что он работал в церковной организации, что освобождало его от «квалификации» на такую работу. Во всяком случае, пока, так он надеялся.
Неделю спустя он посетил конференцию христианских служащих в соседнем городе Хилверсюм. Когда он выходил из здания, его схватили двое полицейских. Они сообщили ему, что он арестован, и Петеру стало понятно, что он снова попал в переделку. Он попытался протестовать, заявив, что у него есть освобождение от перевозки в Германию, но один из офицеров прервал его.
«Побереги силы. Объяснишься в другом месте».
Ту ночь Петер провел в грязной, сырой камере с несколькими пьяницами.
Утром его отвели в кабинет немецкого коменданта. На вопрос, почему он еще не уехал в Германию работать на фабрике, Петер ответил, что он проповедник и поэтому освобожден от такого «призыва».
«Чем ты можешь это доказать?»
Петер достал из бумажника церковное свидетельство и показал ему.
Офицер взглянул на него и рассмеялся. «Мы больше не верим этим вашим сертификатам. Здесь, в Голландии, похоже, каждый мальчишка считает себя священником. Более того, сынок, по мне так ты вообще не похож на проповедника. Ты слишком молод. Я, пожалуй, отправлю тебя в Германию, чтобы ты нормально работал вместе с остальными».
Глава 5
Уход под воду
Петер знал, что у него есть лишь один шанс, думать нужно было быстро. В Амстердамской тюрьме пришлось несладко, но он также знал, что, если он попадет на немецкие фабрики, домой он никогда не вернется.
«Погодите минутку, господин офицер, – сказал он. – У меня есть другие доказательства того, что я проповедник».
«Это какие же?»
«Уделите всего пять минут вашего времени, послушайте, как я расскажу вам о Евангельском послании. Тогда вы поймете, правду я вам говорю или нет».
Командир откинулся на спинку стула и смотрел на него, казалось, несколько дней. Он подозвал другого офицера, они кратко переговорили, о чем – Петер расслышать не смог. Внезапно немец раздраженно поднял глаза и указал на дверь.
«Воооон отсюда!»
Петер поспешил исчезнуть, прежде чем удача изменит ему.
Однако «рацциас» продолжались с нарастающей суровостью. Немецкие солдаты вылавливали парней на всех ключевых городских локациях – без лишних вопросов они просто арестовывали их и отправляли в Германию. Теперь выходить на улицу стало опасно, удостоверение церковнослужителя больше не помогало. Каждый раз выходя из дома, он одевался в сестринскую одежду. Удивительно, но шарфы и юбки сработали: несколько раз солдаты даже свистели ему вслед.
Однако шли дни, и теперь даже маскарадного костюма стало недостаточно: «агенты-вербовщики» гестапо без предупреждения совершали набеги на дома, хватая всех обнаруженных парней. На данный момент альтернативы не осталось: Петеру пришлось «уйти под воду».
Голландцев, которым приходилось исчезать и прятаться то тут, то там, как это делали евреи, прозвали ондердуйкерами (Onderduikers)[19]. Евреи тоже старались не «выплывать на поверхность», ведь последствия их поимки были радикально иными. Для голландцев-неевреев арест означал тяжелый принудительный труд; для еврея арест означал смерть.
Начиная с января 1941 года немцы проводили регулярную перепись населения на всех оккупированных территориях и отлавливали евреев для депортации в Германию. Перепись еврейского населения снабдила нацистов необходимыми документами для последующих облав: они начались следующим же летом. В июне 1942 года Центральное управление, занимавшееся организацией депортаций, объявило, что начиная с 14 июля все евреи будут отправляться под надзором полиции в Германию на работы. Однако мало кто послушался приказа, поэтому в тот же день немцы совершили налет на дома в Амстердаме, арестовав и удерживая в качестве заложников около семисот пятидесяти евреев. Репрессии возымели желаемый эффект: в течение следующих двух недель около шести тысяч евреев «добровольно» отправились в Вестерборк, транзитную станцию на северо-востоке Нидерландов, которую нацисты использовали в качестве перевалочного пункта для дальнейшего распределения людей в концентрационные лагеря.
Одной из таких семей, попавших в водоворот репрессий, была семья Анны Франк. 9 июля Анна описала в дневнике, как складывалась ситуация для скрывавшихся евреев: «Мама разбудила нас в половине шестого. Мы вчетвером были завернуты во столько слоев одежды, что казалось, будто мы собираемся провести ночь в холодильнике. … Ни один еврей в нашей ситуации не осмелился бы уйти из дома с чемоданом, полным одежды и вещей. На мне, например, были надеты две майки, три пары трусов, платье, а поверх него юбка, куртка, плащ, две пары чулок, тяжелые ботинки, шапка, шарф и многое другое.
«Разобранные кровати, продукты для завтрака на столе, фунт мяса для кошки на кухне – все это создавало впечатление, что мы уезжали в спешке. Но мы больше не переживали, что подумают люди. Мы просто хотели выбраться оттуда, убежать и добраться до безопасного места. Ничто другое не имело значения».
Семья Анны Франк нашла убежище в офисном здании ее отца на улице Принсенграхт, 263. Нестандартная планировка комнат позволяла им прятаться на верхних этажах. На первом этаже располагался склад: различные кладовые, мастерские и фрезеровальные комнаты. В углу здания располагался офис, через который можно было попасть на второй, третий и четвертый этажи. На втором уровне располагались три офиса, на третий этаж вела лестница: там было еще несколько небольших комнат и ванная. На четвертом этаже находились две крошечные комнаты и мансарда. Именно в этих комнатах на третьем и четвертом этажах укрылась семья Франк.
Их семье повезло, что у них нашлось, где укрыться, но теснота помещения и сам режим заточения переносились очень тяжело. «Невозможность выйти на улицу расстраивает меня до степени, которую я не могу выразить словами, – написала Анна в своем дневнике 28 сентября, – и я живу в постоянном ужасе, представляя себе, что наше укрытие обнаружат и нас застрелят».
Действительно, любой, кто оказался бы на третьем этаже здания, легко обнаружил бы их укрытие. Чтобы чуть больше обезопасить себя, у входа поставили встроенный книжный шкаф; если нажать или потянуть в нужном месте, он распахивался. Они называли свой новый дом «Убежищем».
* * *
В то же время Одри Хепберн описывала происходящее в Анхеме: «Мы с мамой шли на станцию[20], чтобы сесть на поезд, и я видела грузовики для скота, заполненные евреями… ужаснее зрелища и представить себе нельзя… Я смотрела, как семьи с маленькими детьми, с младенцами, загоняли в вагоны для скота – составы состояли из больших вагонов, сколоченных из деревянных досок с небольшой открывающейся дверцей наверху, а на платформе солдаты подгоняли к ним все новые и новые еврейские семьи с маленькими детьми, со скудными узелками с пожитками в руках. Многие семьи
