разлучали прямо на платформе: «Мужчины в один вагон, а женщины в другой». Затем они забирали детей и младенцев и помещали их в третий вагон».
Эти младенцы и их судьба скоро привлекут внимание Корри тен Бум.
Тем временем в Делфте, маленьком городке примерно в 48 километрах к югу от Харлема, высокий восемнадцатилетний юноша прибыл в кампус Делфтского технологического университета. Его звали Ганс Поли. После первых налетов в 1941 году и вплоть до сентября 1942 года нацисты в основном игнорировали колледжи. Для всех, кроме евреев, университеты служили, пожалуй, последним безопасным убежищем. Скоро не останется и его. Ганс заметил, что, хотя внешне все казалось нормальным, студенты и преподаватели держались из последних сил.
Нацистский комиссар Зейсс-Инкварт на самом деле планировал взяться за голландские университеты, просто отвлекся на первоочередную задачу: поимку евреев. Он рьяно организовывал рейды по еврейским кварталам Амстердама: только в сентябре были арестованы тысячи человек.
Анна Франк записывала в своем дневнике шокирующие новости, поступавшие в «Убежище»: «Множество наших еврейских друзей и знакомых увезли, – написала она 9 октября. – Гестапо обращается с ними очень грубо и перевозит их в вагонах для скота в Вестерборк… Людей практически не кормят, не говоря уже о питье: вода доступна только один час в день, а на несколько тысяч человек приходится только один туалет и раковина. Мужчины и женщины спят в одной комнате, а женщинам и детям бреют головы. Мы предполагаем, что большинство из них погибли. Английское радио сообщает, что их травят газом».
Но это было еще не все. Чтобы подавить акты саботажа против немецких властей, гестапо начало чудовищные репрессии. «Уважаемых горожан, – писала Анна, – держат в плену в ожидании казни. Если гестапо не может найти диверсанта, они выбирают любых пятерых заложников и ставят их к стене».
В Лондоне королева Вильгельмина, убитая горем после сообщений о творящихся бесчинствах, 17 октября выступила по радио с обращением: «С пристальным вниманием и глубокой тревогой я слежу за растущими трудностями и страданиями, за горем, постигшим тысячи моих людей в тюрьмах и концентрационных лагерях… Я всем сердцем разделяю ваше негодование и скорбь по поводу судьбы наших еврейских соотечественников; и вместе со всем моим народом я воспринимаю это бесчеловечное обращение, это систематическое истребление граждан, которые веками жили с нами на нашей любимой родине, как преступление против лично нас с вами».
В последующие недели преследование усилилось. 19 ноября Анна Франк записала в своем дневнике: «Ночь за ночью по улицам курсируют зеленые и серые военные машины. Военные стучат в каждую дверь, спрашивая, живут ли там евреи. Если их обнаруживают, то всю семью немедленно забирают. Вырваться из их лап невозможно, остается только до поры до времени скрываться. Они часто ходят со списками, предлагают награду, определенную сумму за голову… Вечерами, когда темно, я часто вижу длинные очереди хороших, ни в чем не повинных людей, плачущих детей, бредущих по улицам – ими командует горстка военных, они запугивают и избивают евреев до тех пор, пока те практически не падают замертво. Никому нет пощады. Больные, старики, дети, грудные младенцы и беременные женщины – все они строем направляются навстречу своей смерти».
В начале декабря распространились слухи о том, что нацисты вскоре возобновят рейды и массовые аресты начнутся во всех голландских университетах. Почувствовав надвигающуюся опасность, Делфтский университет объявил, что рождественские каникулы начнутся раньше срока, якобы «из-за нехватки угля для отопления помещений».
Во время каникул Ганс решил покинуть Делфт и найти убежище у родственников в Зееланде, в юго-западной части Голландии. Эта наименее населенная провинция в Нидерландах наверняка привлекла бы внимание немцев в последнюю очередь. Приехав туда, молодой человек влюбился в красивую семнадцатилетнюю девушку по имени Миес. Она жила в соседнем городке и ответила юноше взаимностью. Каждый вечер Ганс встречал ее на вокзале, чтобы проводить домой после учебы в местном педагогическом колледже. Они решили пожениться, хотя вероятность успеха такого мероприятия была нулевой.
После Нового года зло, происходящее в Амстердаме, нарастало с каждым днем. Зейсс-Инкварт не только возобновил рейды по всему городу – он предпринимал особые усилия по розыску и депортации сирот, стариков и больных.
* * *
Ежедневно выглядывая в свое окошко, Анна Франк наблюдала свой самый страшный кошмар. 13 января 1943 года она написала: «Снаружи творятся ужасные вещи. В любое время дня и ночи бедных беспомощных людей вытаскивают из домов, семьи разрываются на части, мужчины, женщины и дети разлучены. Дети приходят домой из школы и обнаруживают, что родители исчезли. Женщины возвращаются из магазинов к опечатанным дверям, целые семьи исчезают средь бела дня. Христиане в Голландии также живут в страхе, потому что их сыновей принудительно отправляют в Германию. Все донельзя напуганы».
Помимо нацистов, голландцы боролись с другой напастью. С наступлением зимы исчезли продукты питания – людям остались сахарная свекла, луковицы тюльпанов и, в лучшем случае, один-два ломтика хлеба в день. Семьям не хватало средств, чтобы прокормить себя, не говоря уже о незнакомцах, умоляющих их об укрытии. В голландских домах не было ни электричества, ни тепла.
Жизнь в Нидерландах стала холодной, жалкой и опасной.
Однажды утром в начале февраля господин Кристоффельс не пришел к совместному утреннему чтению Библии, да и позже не явился на работу. Корри связалась с его квартирной хозяйкой, и ее сердце разбилось от полученных новостей: старик замерз насмерть в своей постели.
После успешной облавы на евреев Зейсс-Инкварт обратил свое внимание на голландцев-неевреев. Когда студенты вернулись в кампусы на зимний семестр, нацисты набросились и на них. 6 февраля гестапо начало общенациональные рейды по университетам, арестовав десятки тысяч студентов. Выбор, предоставленный молодым людям, состоял в том, чтобы либо подписать клятву верности националистской партии, либо отправляться в Германию на принудительные работы.
Чтобы избежать подписания клятвы, Ганс решил не возвращаться в Делфт. «Битва против национал-социализма вершилась не только с оружием в руках, – объяснял он, – это была идеологическая, религиозная битва».
* * *
24 апреля Корри, Бетси и Опа собрались вокруг своего маленького радиоприемника, чтобы послушать обращение королевы Вильгельмины из Лондона. Зная, что ее слова дойдут до Гитлера, Ее Королевское высочество не стеснялась в выражениях: «Я хочу выразить горячий протест против хитро организованной и постоянно расширяющейся охоты, которую немецкие орды при содействии национал-предателей проводят по всей стране. В нашем языке не хватает слов, чтобы описать ваши позорные нападения».
Ближе к концу месяца – крайнему сроку подачи заявлений о желании произнести клятву верности Рейху – нацисты объявили, что студенты, которые не подписали таковой, должны зарегистрироваться для депортации в Германию. Чтобы обеспечить соблюдение требований, Ханнс Раутер, верховный главнокомандующий гестапо, пообещал арестовать родителей не явившихся.
Ганс знал, что
