Я мотаю головой и случайно замечаю смотрящую на меня девушку.
Мурашки по коже — настолько сильно мы с ней одинаковые. Это словно смотреться в зеркало, на котором нет ни одного изъяна и трещины.
Она медленно мотает головой, поджимает губы.
Хочет, чтобы я молчала? Ну конечно, ей легко говорить, ведь это она, кажется, и есть та самая герцогиня, и пока меня принимают за нее, ее жизни точно ничего не угрожает. Кто станет ломать забавы ради такую красивую дорогую марионетку?
— Ну так что? — Главный хватает меня за подбородок и заставляет поднять лицо. Глаза у него мутные, противные. Хочется зажмуриться, лишь бы не видеть, но что-то подсказывает, что он будет не рад узнать, что на него противно смотреть. — Будешь славной маленькой герцогиней? Или я могу отправить вместо письма пару твоих отрубленных пальцев.
— Но я… — делаю слабую попытку казаться храброй, — не герцогиня…
— Шутить вздумала? — Его лицо вытягивается и покрывается белыми пятнами злости.
Он все-таки еще раз заносит руку и на этот раз я точно знаю, что удар будет для меня… очень болезненным.
— Моя госпожа… — слышу голос моего двойника, в котором раздражения больше, чем беспокойства.
Ну да, конечно, это ведь не она давала клятву никогда не врать своему суженому богу.
И это ведь не ее пальцы пообещали отправить в качестве доказательства.
В груди становится очень горячо, и на этот раз там как будто собирается огненный сгусток, который мне никак не удержать внутри. Это что-то очень горячее, злое, пульсирующее, как разрушение, если бы оно могло иметь физическую форму.
Я чувствую, как вся эта смесь растекается у меня под кожей и когда почти чувствую опускающийся мне на голову кулак, клокочущая злость яркой вспышкой вырывается наружу.
На несколько мгновений мир заполняется ослепительным белым светом, внутри которого нет ничего, лишь пара корчащихся от боли теней.
Мне тяжело и очень страшно, но если я и дальше буду просто сидеть, то, возможно, мой Плачущий бог больше никогда не протянет мне руку помощи. Это ведь его работа: сперва не дал мне совершить грехопадение, теперь — бережет от нелюдей.
Я едва в состоянии ползти, но интуиция подсказывает, что время неумолимо иссякает.
Что-то ведет меня. Подсказывает направление.
Не в сторону двери, а наоборот — в глухую стену.
Может быть, я стукнусь лбом о сырой камень и это будет лучшим уроком тому, что нельзя врать своему святому?
Когда вспышка медленно тускнеет, становится отчетлива видна огромная рваная дыра в стене. Выглядит это словно кто-то поработал тараном. Места не так, чтобы много, но я точно протиснусь наружу.
На четвереньках, как мелкая испуганная собачонка, переползаю на обратную сторону, вдыхаю чистый свежий воздух и, не глядя, просто несусь со всех ног.
Потому что кто-то уже бежит по моим следам.
— Стой, дура! — слышу женский окрик. — Стооооой!
Я выскакиваю в узкий переулок, оттуда — на вымощенную камнем главную городскую улицу. Уже так поздно, ни в одном окне не горит свет, а фонари горят через один.
Выдыхаю, на минуту сбавив шаг, потому что понятия не имею, где нахожусь и куда идти.
Меня притащили сюда слепую и глухую, как новорожденного котенка и, может, это вообще… какое-то очень далекое место?
— Стой! — снова кричит мой двойник, выскакивая из переулка. Останавливается, прижимает ладонь к боку и жадными глотками хватает воздух. — Ты же не знаешь куда идти, верно?
Хотела бы я знать, можно ли ей довериться. Но, по крайней мере, в той темнице мы с ней были в одинаковом положении пленниц.
— Что тебе нужно? — Всплескиваю руками. — Они приняли меня за… тебя?
Девушка кивает и, наконец, распрямляется.
Это ведь целая настоящая герцогиня, Плачущий помоги! А я ей «тыкаю» и даже не поклонилась в ноги.
Она, как будто прочитав мои мысли, подходит ближе и говорит:
— Можешь не переживать, что не по этикету. Если бы не тот взрыв за стеной — мы обе стали бы «герцогинями».
— Взрыв за стеной? — переспрашиваю я.
Но ведь…
— Ты не слышала? — искренне удивляется герцогиня. — Этот урод все-таки успел тебя ударить, бедняжка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я стараюсь думать максимально быстро.
В ту ночь настоятельница Тамзина ничего не увидела на моей руке. Ожог на ладони Орви был настоящим, но на моих руках не было даже легкого покраснения.
И вот теперь получается, что это не я была причиной белой вспышки, благодаря которой мы смогли сбежать, хотя я абсолютно точно уверена, что это была моя работа. Но герцогиня почему-то думает иначе.
Значит… я в относительной безопасности?
Потому что, если правда всплывет наружу, за мной явятся те, кого упоминают лишь шепотом и кем пугают непослушных детей.
Вездесущую Инквизицию.
Чтоб им пусто было.
— Кажется, был какой-то грохот, — говорю уклончиво.
— Спасибо, что была готова прикинуться мной, — напоминает герцогиня, но тут же добавляет: — Пусть и не достаточно самоотверженно.
— Мне просто очень дороги все мои десять пальцев, Ваша Светлость.
Она как будто недовольна моим ответом, но выдает ее лишь слегка сморщенный нос.
— Где ты остановилась? — спрашивает, парой движений приводя в порядок платье и прическу.
— В «Тихой пристани».
— Тогда тебе придется поторопиться, потому что это на другом конце города. — Герцогиня быстро рассказывает мне дорогу, и я стараюсь мысленно «записать» каждый поворот. Потом она все-таки подходит ко мне почти впритык и, заложив руки за спину, с минуту пристально изучает мое лицо. — Занятное совпадение, ты так не считаешь?
— Угу, — мычу в ответ.
На другом конце города, Плачущий помоги!
Если я не потороплюсь…
— И что, тебя тоже зовут Матильда?
Издаю еще один невразумительный звук.
Герцогиня прищелкивает языком и, даже не прощаясь, просто шагает в ночной туман за спиной.
А я со всех ног несусь в гостиницу.
Надеясь, что на этот раз без приключений.
Глава девятая
— Пятнадцать, Рэйвен? Бездна задери, ты, верно, шутишь?! Я назначил тебя распорядителем этого… боги мне свидетели… бардака, не для того, чтобы ты сократил список всего на пять претенденток.
Эвин, когда злится, напоминает мне его отца — короля Дарека. Тот любил заводить бурю из ничего, и чем меньше был повод мутить воду, тем больше распалялся Дарек. Иногда мог устроить истерику из настоящей ерунды. Например, торчащего из подушки кончика пера, об которое случайно поцарапал ухо.
— Энн Эр’Сп? — Короля пробивает на нервный смех. — Энн? Она, Бездна мне свидетель, дура!
Я жду, пока он выдохнет и, подавляя смех, меняю его формулировку на более подобающий формат:
— Прелесть, какая глупенькая, ты хотел сказать?
— Нет, — с каменным лицом повторяет Эвин. — Прелесть какие глупые — недельные щенки от моей любимой борзой суки, а Энн… Нет, Рэйвен.
— Ну нет так нет, — все-таки посмеиваюсь я. Потому что, если не обращать внимания на форму, Эвин глубоко прав по сути.
— Откуда здесь Мерра Оз? — продолжает он. — Ты не забыл, что ей уже почти двадцать пять?!
— А ты не забыл, что тебе почти пятьдесят?
— Тебе, кстати, тоже, — напоминает Эвин.
После сорока я начал понимать, что поговорка про груз прожитого, который висит за спиной и тянет к земле, придумана явно знающим человеком.
— В отличие от тебя, Величество, — похлопываю себя по крепкому мускулистому животу, — я в отличной форме. А вот ты непростительно заплыл жиром… — Жду, когда Эвин удивленно приподнимет брови, и добавляю с уважением, почтением и ноткой дружеской иронии: — Жиром государственных дел, само собой.
Эвин делает вид, что как раз передумал подписывать мне смертный приговор, и снова возвращается к списку. Над которым я, кстати говоря, корпел несколько дней, оттачивая, подбирая, тщательно тасуя эту колоду невест, чтобы в итоге привести ее к идеальному виду. Насколько это вообще возможно, с учетом всех вводных.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
