Крестьянка!
Пфф!
Но куда-то же она делась?
Надо, надо поговорить в деревне, вот только с кем...
* ❖ ❖
Деревня встретила Ганца шумом и гамом. Веселым и привычным.
Мужчина любил работать «в поле», любил притворяться другим человеком... даже притворством и игрой это назвать было нельзя. Игра — это сцена, зрители, актеры. А Ганц не играл.
Он попросту жил другой жизнью!
И это было — чудесно! Как алмаз в руках — повертеть его, рассмотреть одну грань, вторую, третью...
Разве плохо? Жизнь поражала его своим многообразием, мужчина смотрел на нее с изумлением, старался участвовать, и каждый раз восхищался. Многоцветием, красочностью, сочностью нового вкуса — он смаковал новые жизни, словно экзотические фрукты.
Отними у Тримейна его работу — и мужчине станет грустно и плохо. Он лишится не просто своего дела — большей части себя. Своей жизни, личности, судьбы... как же это чудесно — жить!
Под звон колокольчика он выехал на деревенскую площадь, удобно устроился у позорного столба, а там к нему и первые посетители потекли...
Трудился Ганц ударно, вплоть до заката. И ужином его решили угостить в доме старосты.
Позвали, честь честью, накормили, расспросили о новостях и уложили спать. Правда, на сеновале, но в дом Ганц и сам бы не пошел.
Иногда сеновал — лучше.
Особенно если тебе кто-то да составит компанию...
❖ * *
Измена жене?
Ошибаетесь, господа. Первое — это не измена, он на задании. Если точильщик откажется от дармового женского тела, это будет не просто подозрительно, это шок будет. Мигом спалит всю легенду!
И второе.
Чего жена никогда не узнает, то ей и не повредит! Никто ведь не расскажет!
С тем Ганц и принялся мять сеновал с симпатичной пухленькой молодухой. Видел он ее днем, и мужа ее видел — как есть, обмылок! Грех тут бабьему горю не помочь, а то ведь так и увянет, без пользы и радости 1
Вот! Считай, не измена супруге, а акт милосердия! По отношению к другой женщине, но ведь понять надо! Его- то супруге и так повезло!
С этими мыслями Ганц и приступил к важному делу — добыванию информации.
* ф *
Кто сказал, что от мужчин надо получать информацию в постели?
Женщины? Ага... им виднее!
Но обычно мужчин после этого самого тянет или поесть, или поспать. Но уж всяко не на разговоры. Есть исключения, но их мало!
А вот у женщин словно заслонка в одном месте открывается! И говорят, и говорят, и говорят...
Вот и Шура, так звали молодуху, языком молола, что помелом махала! И говорила, говорила, говорила...
Ганц, скрипя зубами, прослушал все деревенские сплетни, и наконец...
О, это чувство ныряльщика, который выловил здоровущую жемчужину!
— Ликса вообще уехала! Небось, богатенького себе нашла...
Ганц навострил уши. И быстренько выяснил, что Ликса сама не из богатенькой семьи. Атак... очень средней. Вроде как и вкалывают там родители, а поди, десять ртов прокорми! Раньше Ликса за всеми ходила, небось, и в прислуги-то подалась, чтобы от мелких отдохнуть, теперь, вот, сестра ее... Марька...
Ганц запомнил имя, и перевел разговор. А потом и вовсе делом занялся. Ни к чему оставлять такую память у дамы. Пусть лучше какие столичные ухватки выучит...
Да, и вот так — тоже хорошоооооо...
>;< >;« ❖
Марька...
М-да, ежели сестра на нее похожа... была?
Или есть?
Ганц почувствовал, как шевельнулось... да, именно там! И это несмотря на супружескую верность и бурно проведенную ночь. Но девушка была — потрясающая!
Родится же такое на земле!
![]()
Фигура — не хрупкая, крестьянки такими не бывают. Но и не толстая, а в самый раз. Талия тонкая, бедра роскошные, и такой флер...
Она просто идет, а у мужиков поднимаются, поднимаются... да глаза поднимаются! И головы.
Ну и...
Правильно вы подумали. Тоже поднимаются.
Волосы светлые, коса толщиной в руку, такие... прелая солома. Глаза большие, тоже светлые, правда, брови и ресницы никакие... лицо чуть теряется, но девушка явно их угольком подкрашивала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но как идет! И грудь там...
Ганц прикинул свои шансы — и постарался подстеречь прелестницу в укромном уголке. И прежде, чем ему что-то сказали, произнес лишь одно слово.
— Ликса.
Марька побледнела.
Покраснела.
И — вцепилась в Ганца — не оторвать.
— Что с ней!? Ты знаешь!?
— Хочу узнать, — не стал скрывать мужчина. — Сможешь вечером куда подойти? Сама скажи, где поговорить можно спокойно, а ты бояться не будешь.
Девушка задумалась, покусала губы.
— Ты в сарае у старосты ночуешь?
— Да. Но через день-два мне уходить надо.
— Я ночью приду.
-Я...
— Я подожду, пока Шурка уйдет, — хмыкнула девушка. И убежала. *
Ганц только головой покачал.
Деревня!
Все, всё, обо всех знают.
Де-ре-вня!
Правильно он сам сюда отправился. Специфика работы, знаете ли... кто другой мог и внимания не обратить. А у Ганца чутье колоколом било, кричало в голос, что важно, важно, ВАЖНО!!!
Займись, не упусти, не прохлопай ушами!!!
И он собирался следовать своему нюху.
❖ >!<
Прошел вечер.
Наступила ночь с ее жарким шепотом и стонами.
Полночь...
Шурка засобиралась к мужу. Ганц подсунул ей несколько медяков. Наверняка, ведь муж обо всем знает. Но... разные причины бывают.
И не справляются с горячими бабами, и детей иметь не могут, и...
Со своими, деревенскими, оно и стыдно, и обидно. А тут чужак, наволочь пришлая, ушел — и поминай, как звали. И не вернется, и не увидят его. Да и вернется — кто он тут такой?
Против деревни да общины?!
Пыль придорожная!
Все забудется, а деньги в хозяйстве лишними не окажутся. Ребенок? О детях Ганц не думал. Но полагал, если женщина кидается в постель к мужчине, от которого точно не дождется предложения, она знает, что делает? Пусть сама с детьми и разбирается.
Ганц даже подремать успел, когда его невежливо толкнули в бок.
Марька (надо полагать, Мария), сидела рядом с ним, и лицо у нее было серьезное.
— Ты что о Диксе болтал, пришлый?
Ганц потер лицо руками, приходя в себя.
— Не болтал я. Знаю, что вроде как год тому она пропала...
-Да.
— И что увез ее кто из богатеньких...
Марька покачала головой.
— Нет.
— Почему?
— А кто ты таков, чтобы я тебе это рассказывала? — даже в темноте было видно, как прищурилась девушка, как горят огоньками ее глаза. Хищные, светлые...
Сознаваться Ганц, конечно, не стал.
— Наняли меня. У моего хозяина в этих местах дочь пропала. Поехала через лес, и нет ни ее, ни слуги, ни кареты... может, у вас тут кто разбойничает?
Марька качнула головой.
— Ты что? Земли герцога ж!
— И чего? Заговоренный он?
— Не! Тут другое! Ежели герцог узнает, что на его земле разбойничают... он сам на охоту выйдет...
Ганц хмыкнул.
Да, такое тоже бывадо. И за это строго не наказывали.
Твоя земля?
Вот и поддерживай порядок! Разбойники?
Твои разбойники, ты с ними и разбирайся! И побыстрее! А то ведь король огневается! И простым штрафом в пользу потерпевших с Короны можно не отделаться. Тут и часть земель в казну отобрать могут, чтобы ты за остатком лучше надзирал! Так что дворяне старались не доводить дело до жалоб.
Разбойники? Сами напросились.
Это было*просто и понятно. Но...
— И твоя сестра пропала. Может, она все же с кем уехала?
— Не! Они с Решеком сговаривались уже свадьбу играть. Понимаешь? Дикса верная была, вообще...
Ганц едва заметно хмыкнул. Но Марьке хватило.
— Чего! Думаешь, раз с благородными, то и б...?! А что тут делать прикажешь?! Ликса все для нас делала1 Мать с отцом бьются день деньской, а она один раз в услужение сходила, ей столько отсыпали... она корову купила, козонек! Мать плакала, а отец в морду дал первому, кто о ней плохое сказал — и приговорил. Убью, мол! Ради семьи она на это пошла, не смогла смотреть, как мы зимой с голоду пухнем...
