— Леня, мне тоже надо переодеться, — я указал на свой мятый влажный костюм. — И паспорт надо захватить. Чтобы получить по кредитке.
Котяра сначала закрутил круглой башкой, но потом нашел выход.
— Ладно. Я сам в квартиру зайду. Скажешь, что тебе вынести и где ксива лежит.
Шикарная каюта наполнилась солнцем. Карельская береза будто светилась изнутри. Я решил, что мои кошмарные ночные кредиторы давно убрались и я ничем не рискую. Я встал.
— Пошли. Тут недалеко.
— Зачем идти? — удивился Леня. — Мы же на катере.
Город просыпался. По Невскому через мост проплыл первый троллейбус. Мощный катер взревел и рванулся с места. Я ухватился за клетчатое плечо.
— Леня, ты на катере живешь?
Котяра, перекрывая двигатель, заорал фальшиво:
— Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский. Союз!
— Откуда у тебя такой катер, Леня?
— Катер не мой. Я его в аренду снял. По лизингу.
— У кого?
— Дол-го рас-ска-зы-вать, — кайфуя от скорости, орал Леня.
Пролетев тоннель Певческого моста, Леня сбросил газ и оглядел набережную.
— Чисто.
Я и сам уже заметил, что у моего дома стояли только знакомые машины соседей. Зловещего черного джипа не было. Леня аккуратно подогнал катер к спуску, привязал швартовый конец к чугунному кольцу.
— Здесь меня подожди.
— Зачем? Сам говоришь — чисто.
— А если тебя в парадняке ждут?
— Вряд ли…
— Не знаешь ты их, Славик. За тебя уже заплачено. Сиди здесь… Только больше не наливай — побью… Какая у тебя квартира?
Мой четкий план рушился на корню. Я ответил обреченно:
— Квартира семнадцать.
— Какой этаж?
— Четвертый.
— Вход со двора?
И тут меня осенило:
— Леня, мне материалы нужно взять. Ты без меня не найдешь.
— Какие материалы? — насторожился Леня.
— По Пушкину. Костя велел, чтобы я подготовился хорошенько. Чтобы не опозорился. Ты же слышал…
— Ну,— нахмурил рыжие брови Котяра.— Про Пушкина я сам тебе расскажу. От и до.
— Ты расскажешь то, что все знают. Они другого ждут… Костя обещал заплатить хорошо. Половина твоя, Леня.
Котяра почесал бакенбарду и задумался. В своем светло-коричневом в клетку костюме он походил на грустного рыжего клоуна. Галстук-лопата съехал набок. Мне даже стало на минуту жалко его. Но я понимал, что это всего лишь талантливая маскировка. Этот клетчатый клоунский костюм наглый Котяра выбрал в Вологде специально, чтобы маскироваться под печального рыжего лоха. Котяра длинно сплюнул за борт.
— За мной держись. Пошли.
Мы поднялись по ступеням спуска на набережную. Огляделись. Я спросил:
— Леня, а чем Костя сейчас занимается?
— Он большой человек, — скупо ответил Котяра.
— А французы ему зачем?
— Костя — генеральный директор фонда «Возрождение». Понял?
Я не понял, кого «возрождает» Костя… Дантеса, что ли?…
И мы вошли под арку. От мусорных баков, как испуганные коты, шарахнулись два оборванца в зимних вязаных шапках с набитыми пакетами в руках.
— Привет, археологи, — бросил им на ходу Леня.
— Привет, красавец, — прохрипел в ответ оборванец в женских сапожках.
Я прошел мимо. Оборванец улыбнулся мне кокетливо. Это была женщина, не старая еще. Я прошел, и они снова зашелестели мусором в баке.
Леня спросил во дворе:
— Какая парадная?
— Налево, — подсказал я ему.
Леня повернулся к оборванцам:
— Эй, археологи, из этой парадной кто-нибудь выходил?
Оборванка в сапожках засмеялась беззубым ртом:
— Спят, суки. Раньше девяти не встают. Господа, ети их мать…
Леня увидел развороченную выстрелом дверь и покачал круглой башкой, оглядев спящие окна.
— Как же соседи выстрелов не услышали?
— И я не слышал. С глушителем, наверное, стреляли.
— Надо торопиться, Славик. Встанут, увидят дырку — ментов вызовут. Пошли скорей.
Я набрал код и открыл ему парадную. Там нас никто не ждал.
В моей прихожей было темно и тихо. Только стучали на стене старинные дедушкины часы. Леня вошел в мою узкую комнату и сразу направился к окну:
— Ёк макарёк! Вид-то какой!… И Спас-на-Крови, и дом Пушкина, и катер мой… За один вид отслюнявят…
Я быстро переодевался для дальней дороги. Надел тренировочный костюм, шерстяную шапочку, сел надевать кроссовки. Леня прошелся вдоль стеллажей.
— Ёк макарёк! Книг-то сколько… Неужели все прочел?
— Не все, — честно признался я.
Леня осклабился:
— Слушайся дядю Леню, тогда, может, и успеешь все прочесть. Давай быстрей. Чего копаешься? Бери паспорт и пошли.
Я завязал кроссовки и встал.
— Я материалы найду, а ты пока квартиру посмотри.
— У тебя же только одна комната?
— Кухню посмотри. Кухня большая. От старой квартиры осталась.
Он пошел на кухню. И я за ним. Он посмотрел на меня настороженно, словно предчувствовал что-то.
— Собирайся, Славик. Торопись.
— Сейчас, — сказал я. — Только кухню покажу.
— А чего ее показывать? Кухня как кухня.
Я подмигнул ему заговорщицки:
— Не совсем. Есть в ней один секрет.
Леня оглядел кухню и увидел низкую дубовую дверь с блестящей бронзовой ручкой.
— А эта дверь куда?
За дверью был чуланчик без окон. Когда-то в нем жила наша домработница Анна Павловна. Давно это было. Потом в этот темный чуланчик, как в карцер, закрывал меня суровый дед, за поведение и двойки по математике. Но я об этом не сказал Лене.
Леня подошел к двери и открыл:
— Что тут? Кладовка что ли?…
Я плечом впихнул его в темный чулан. Захлопнул дубовую дверь и щелкнул широкой бронзовой задвижкой. Я был свободен!
— Дурак ты, историк, и шутки у тебя дурацкие, — сказал за дверью Котяра, еще не веря моей решимости.
Пришлось ему все объяснить:
— Это абзац, Леня. Причем полный. Прощай, Котяра.
Дубовая дверь содрогнулась, словно в нее влетело пушечное ядро. Но широкая задвижка выдержала. Я пошел собираться. Под мощную артиллерийскую канонаду я собрал в дорожную сумку свою рукопись, документы, смену белья. Из любимого фолианта про Африку достал заначку, двести пятьдесят баксов, и подо— шел к дубовой двери. Бронзовая щеколда чуть-чуть прогнулась. За дверью было тихо. Котяра отдыхал перед следующей атакой. Надо было спешить. Но я не уходил. Я сам не понимал, что меня держит, зачем я подошел к этой двери.
Котяра почувствовал мое присутствие:
— Славик… Ты молодец, ты выиграл… Открой. Билет разделим пополам… Идет?
— Не могу,— ответил я,— Извини, Леня. Ты же сам знаешь — за меня уже заплачено. Мне уйти надо, а ты мне уйти не дашь. Потому что ты Костю боишься… Извини. Я пошел…
— Славик, — остановил меня Котяра. — Ты Костю не знаешь. Он везде тебя найдет.
Я представил себе то место, куда я собрался, и улыбнулся:
— Там меня никто не найдет. Так и передай Косте. Я ушел в другое измерение.
Котяра за дверью тяжело вздохнул.
— Славик, хочешь, кредитку разделим пополам?
И тут я понял, почему не ушел, зачем стою перед этой дверью.
— Леня, если увидишь Натали, передай ей… Передай, что она… Что она очень хорошая девочка. Передай, что она мне очень понравилась. Мне так еще никто не нравился… Передашь?
Котяра засопел за дверью.
— А мораль?
— Какая мораль? — не понял я.
— Где у этой басни мораль? А, Славик?
— То, что я тебе сказал, и есть мораль.
— Дурак ты, историк! — долбанул кулаком в дверь Котяра. — Я живу в этой жизни скоро полста лет и еще не встречал таких лохов. Ты же ей тоже понравился, Славик!
Я растерялся.
— Врешь!
— Я никогда не вру! — бушевал за дверью Котяра. — Лох! Ты не видел, как она на тебя у Петропавловки смотрела. Когда она спросила: «Что-то не так, Славик?» Она же покраснела вся! Открой!
Я вспомнил светло-серые перламутровые глаза…
— Открой! — бился в дубовую дверь Котяра. — Такое упускать нельзя, Славик! Надо же до морали басню довести! Ты трахнешь ее, Славик! Я помогу. Жорика— каратиста я на себя беру! Открой, Славик!
Мне стало противно и гнусно, я пошел в прихожую.
— Не будь кретином, Славик! — глухо, как с того света, орал Котяра.
Я перекинул через плечо дорожную сумку и открыл ригельный замок.
За дверью меня уже ждали. Последнее, что я увидел — две черные маски с вытаращенными глазами. Последнее, что я подумал: «И мне — абзац! Полный!»
5
Первый труп
Первое, что я увидел,— глаза «цвета металлик» и влажную золотую коронку. Первое, что я подумал: «Значит, это судьба!»
Я лежал на полу в своей узкой, как гроб, комнате. Константин сидел на стуле, склонившись над моим лицом. Сверкала на солнце золотая коронка — он улыбался:
— Доброе утро, Славик.
— Здравствуйте,— ответил я вежливо.— Значит… Это вы?…
— Что я?
— Вы меня заказали?
Константин улыбнулся еще шире. По комнате испуганно метнулся солнечный зайчик.
— Если бы я тебя заказал, я бы с тобой уже не разговаривал.
Логика была железная. Цвета его глаз. Я дернул чугунной башкой, застонал и сел.