Ключи она получила вместе с известием о предоставлении ей жилья в Старом городе накануне Нового года. В канун праздника взяла напрокат машину и поехала купить кое-какое барахло – много чего не хватало после пожара.
Она подняла голову и посмотрела на ровный потолок. Должно быть, когда-то он был украшен богатой лепниной, но в последний раз дом ремонтировали в конце тридцатых годов, и с тех пор все украшения просто осыпались.
Этот дом был в долевой собственности, и каждый проживающий имел право на свою часть недвижимости. Эта квартира принадлежала Государственному агентству недвижимости.
Каким образом К. сумел добыть для нее эту квартиру, она не знала, как не знала и того, сколько времени сможет в ней жить.
Анника включила бра над кроватью и подложила под спину подушки, подняла голову и посмотрела сквозь окно на небо.
Одновременно она представила себе спальню на вилле на Винтервиксвеген, вспомнила, как уютно и хорошо она там себя чувствовала. Однако стоило закрыть глаза, как она сразу видела другое – огонь, дым, панику.
Томаса тогда не было дома. Как раз в тот день он оставил семью и ушел к Софии Гренборг, и Аннике пришлось самой спасать детей. Калле и Эллен она спустила на простынях со второго этажа дома из окна спальни, а потом сама спрыгнула вниз на стоявший на террасе стол.
Она же и нашла подозреваемую в поджоге.
Через несколько месяцев расследования удалось обнаружить отпечатки пальцев на осколках бутылок с коктейлем Молотова, и эти отпечатки позволили арестовать поджигательницу – американскую профессиональную убийцу по кличке Кошечка.
Это задержание не принесло Аннике никакой пользы.
Кошечке не было предъявлено официальное обвинение в поджоге.
Вместо ареста и привлечения к ответственности комиссар К. устно договорился об обмене: ФБР получило свою Кошечку, а американцы выдали в Швецию шведского гражданина, отбывавшего срок в тюрьме Нью-Джерси.
– Ты продал мой дом, дом моих детей для того, чтобы доставить удовольствие ФБР и возвратить домой убийцу полицейского, – сказала она тогда комиссару К.
Он в ответ пошутил, что зато теперь она может начать с чистого листа, заново устроить свою жизнь. И вот она начала новую жизнь на Агнегатан, дом номер 28, в том же районе, где жила, когда приехала на стажировку в «Квельспрессен» десять лет тому назад. В холле не было окон, иначе она могла бы видеть садовый дом, в котором когда-то все начиналось, до детей, до Томаса. Дом, в котором жил еще Свен…
Где-то в квартире зазвонил телефон – не мобильный, а стационарный. Анника вскочила, не сразу сообразив, где находится аппарат.
После четвертого звонка она обнаружила телефон в комнате Калле.
– Анника Бенгтзон? Это Джимми Халениус.
Статс-секретарь министерства юстиции, самый доверенный человек министра.
Шеф Томаса.
Она звучно откашлялась.
– Томас переехал, я уже говорила тебе это.
– Мне нужен не он, а ты.
Анника приложила трубку к другому уху.
– О, вот как?
– От Бритты я слышал, что ты хочешь получить комментарии относительно выдачи американским властям гражданки Соединенных Штатов в конце прошлого года. Как тебе известно, министр не может давать комментарии по запросам частных лиц, но если ты не против, то я могу уладить дело менее формальным порядком.
– Через Бритту? – спросила она.
– Я буду на Эстерлонггатан в девятнадцать часов. Если тебе интересно, то приезжай туда.
– Я смогу в случае необходимости сослаться на тебя? – спросила она.
– Конечно нет, – ответил он. – Но я могу пригласить тебя на обед.
– Днем я не ем с политиками, – съязвила Анника.
– Это твое дело. Спасибо и до свидания, – сказал он и положил трубку.
Она тоже положила трубку и осталась стоять около телефона. В комнате Калле пока не было освещения, и Анника стояла в темноте у окна, глядя на голые ветви деревьев внизу, на уровне третьего этажа.
Собственно, ей пора собираться.
Она взглянула на часы. Вообще-то собираться не обязательно вечером. Она не верила, что кто-то из министерства станет ее слушать. Но, может быть, стоит пойти и послушать, что они скажут ей? Кроме того, она была знакома с Халениусом. Он был у них на вилле за несколько дней до пожара.
Она оглядела лежавший в квартире хлам.
Конкуренция остра как бритва. Выбор невелик – либо ужин в дорогом ресторане, либо целый вечер наедине с железной дорогой Калле.
«Ернет» был одним из тех ресторанов Старого города, мимо которого Анника проходила великое множество раз, заглядывая в его окна, как в аквариум, где жили люди, красивое бытие которых было совсем другим, чем условия ее существования. Там было всегда тепло, там горел яркий свет и сверкали столовые приборы; там в бокалах плескалось дорогое вино, там весело и беззаботно смеялись. На улице, по которой Анника ходила мимо ресторана, всегда было холодно и дул резкий порывистый ветер.
Простенькая маленькая вывеска с названием ресторана, написанным будто от руки, скрипела и скрежетала на ветру. Анника толкнула одну из створок серо-зеленой двери и попала в тамбур. Сразу за тамбуром находился гардероб, в котором хозяйничал коренастый и дружелюбный гардеробщик. Он помог ей снять куртку и при этом не дал номерок и не стал требовать пятнадцать крон на чай.
На часах было десять минут восьмого. Она не хотела опаздывать, но и не желала прийти слишком рано, чтобы потом сидеть здесь в одиночестве, ожидая, когда соберутся гости.
Обеденный зал был очень маленький – не больше десятка столиков.
Джимми Халениус сидел в углу, погрузившись в чтение какой-то вечерней газеты. На столе перед ним стояла кружка пива.
Это была не «Квельспрессен», а какое-то конкурирующее издание.
– Привет, – сказала она. – Ты читаешь не ту газету.
Он поднял голову. Его каштаноые волосы торчали в разные стороны, словно он взял привычку расчесывать их в бессознательном состоянии.
Он встал и протянул Аннике руку.
– Девочка, – сказал он, – садись. Те газеты я уже читал. Даже заучивал наизусть. Не хочешь ли что-нибудь выпить?
– Минеральной воды, – сказала она и повесила сумку на набалдашник спинки стула.
– Советую начать с колы, старушка. Это я тебе говорю.
Она села.
– Не хочешь слушаться папу?
Он скрестил руки на груди, слегка вздернул плечи и улыбнулся.
– В отличие от твоих уловок, мое предложение будет честным и откровенным, – сказал он. – Все останется между нами.
Анника взяла со стола салфетку и украдкой взглянула в глаза статс-секретаря, оценила его обаяние и манеру одеваться.
В его облике было что-то властное. Да, он уверен в себе, но не только из-за своего высокого положения. Под изрядно помятым пиджаком была надета синяя рубашка в полоску. Джимми был без галстука и в джинсах.
– Я узнала, что выдача американцам Кошечки была обусловлена несколько иными причинами, чем мы думали, – сказала она, глядя ему в глаза. – Почему вы окутали это дело такой непроницаемой тайной?
Джимми Халениус сложил газету и сунул ее в стоявший на полу поношенный портфель.
– Я должен получить гарантии, что все это останется строго между нами.
Анника промолчала.
– Я могу поделиться с тобой частью информации, – продолжил он, – при условии что ты не станешь это публиковать.
– Почему я имею право тебя слушать, но не имею права писать? – спросила Анника.
Он снова улыбнулся и пожал плечами.
– Здесь есть неплохие блюда, – заметил он.
Анника взглянула на часы.
Халениус откинулся на спинку стула.
– Именно Кошечка совершила убийство на Нобелевском банкете год с лишним назад, – сказала Анника.
– Да, это так, – согласился Халениус.
– Она убила молодого ученого в Каролинском институте.
– Предположительно.
– Она подожгла мой дом, бросив бутылки с зажигательной смесью в спальню моих детей.
– Мы исходим из того, что так оно и было.
Анника провела рукой по лбу.
– Мне это совершенно непонятно, – продолжила Анника. – Я не могу понять, почему вы отступаете от закона ради самой гнусной преступницы, когда-либо попадавшей в руки шведской полиции?
– Разумеется, речь шла о том, что мы получим от американцев взамен, – ответил статс-секретарь.
– Ты это собирался здесь мне сказать?
Он рассмеялся.
– Что ты будешь есть? – спросил он. – Знаешь, люди понимают только то, с чем имеют дело, во всяком случае большинство.
Анника взяла со стола меню.
– Значит, речь идет не только об обмене Кошечки на заурядного убийцу полицейского из Нью-Джерси, – сказала Анника.
Многие блюда, перечисленные в меню, были Аннике хорошо известны, например жаркое с укропным соусом и картофельным пюре. Но она не смогла понять, что такое кремо-лато кон конфрикаре потата.
Джимми Халениус заказал тушеное сердце с черными грибами и сыр на закуску, а на горячее – антрекот на гриле (250 г) с протертым луком, жареной петрушкой и крокетами из сыра.