скамеечке передохните, я пока один пойду, а вы после нагоните. Годится?
Марчук с улыбкой кивнул — спасибо за заботу, добрая ты душа. Мы ведь с тобой и понятия не имеем, кого ищем, ходим на обум Лазаря...
— А что это значит — «на обум Лазаря»? У нас, на азербайджанском, так не говорят.
— Да я и сам точно не знаю, но смысл примерно такой: поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что... Понял? Ну, пошли...
Им повезло в двадцатой квартире, точно на третьем этаже.
Габидуллин привычно подбросил руку к козырьку, лихо произнес, глядя на открывшую дверь молодую, удивительно красивую женщину:
— Проверка паспортного режима! Позволите войти?
Женщина распахнула дверь:
— Проходите, пожалуйста, только зачем так громко?
Она подала им два паспорта, свой и отца. А мама, — сказала печально, — умерла два года назад.
Марчук полистал паспорт женщины — Пятакова Нонна Александровна, не замужем... Работает... Второй паспорт. Пятаков Александр Иванович. Штамп с места работы. И тут жаркими толчками застучало сердце. Вот оно! Пятаков работал там, куда приезжали в командировку Арефьев и Ковалев! Спросил:
— Нонна Александровна, а где сейчас отец?
— Где же ему быть? На работе.
— Когда придет?
— Часа через полтора, он у меня человек пунктуальный. А зачем он вам? Или случилось что?
— Да нет, ничего не случилось, просто нужно уточнить одну деталь, вот тут, по записи в паспорте...
Когда вышли из квартиры, Габидуллин весело спросил:
— Неужто нашли? Ай, хорошо!
— Вроде бы... Чует моя душа: ухватили мы тут ниточку. Спасибо, Володя, за помощь. Иди, я теперь один управлюсь. Да передай Коломину — пусть позвонит в прокуратуру, Гринину. Я к семи приведу человека, чтобы подождали.
Марчук ожидал аккурат полтора часа. Пятаков — грузный, в белом парусиновом кителе и коричневых сандалиях, шел от трамвайной остановки неспешно, прижимая к боку новенький портфель...
Марчук встал со скамейки, вежливо поздоровался: добрый вечер, Александр Иванович!
Тот с недоумением остановился, посмотрел на капитана:
— Добрый вечер и вам... А что случилось?
— Да ничего такого... Я старший инспектор уголовного розыска Марчук. Нам бы надо потолковать, Александр Иванович. Пройдемте в райотдел.
— В райотдел? — Пятаков изумился. — У меня нет для милиции никаких сообщений! С какой стати? Дочь с ужином ждет...
Марчук пожал плечами:
— Это, знаете, в плохих детективах пишут, как свидетели куражатся. А у нас с вами не детектив. Предупреждаю: не пойдете по доброй воле — вызову наряд и доставлю приводом, такие мои права.
— Да? — Пятаков взвился. — Приводом? Арестуете, что ли? Ни за что ни про что?
Марчук вздохнул:
— Ладно вам, Александр Иванович, по пустому артачиться! Вы ведь знали Арефьева?
— Что значит «знал»? Я и сейчас его знаю!
— Сейчас вы его знать не можете. Его уже нет в живых.
Портфель выпал из-под локтя Пятакова, он уставил невидящий взгляд на Марчука и приглушенно проговорил:
— Ну вот... Ну вот... Я же им говорил...
* * *
Следователь Гринин — резкий, нервный, порою нетерпеливый. Может во время допроса и оборвать: что воду льете? Или: тут все уже понятно, хватит об одном и том же! Или: не тратьте порох, и так все ясно. Он действительно все понимал с лёта. Дело свое знал, работал с полной отдачей.
Гринин ждал у начальника райотдела. На Марчука глянул хмуро: чего, мол, всех баламутишь?
Марчук, зная характер Гринина, не обиделся. Сказал спокойно: нашел. В дежурке ждет. Пятаков фамилия. Провожал Арефьева и Ковалева на вокзал. Как узнал, что Арефьева убили, аж портфель свой выронил...
Гринин подобрался: Да? А что ему такое известно?
— Вот этого не знаю, его на улице допрашивать не стал.
— Ах, господи, что ты время тянешь? Давай его сюда!
* * *
Едва Пятаков — все еще растерянный — вошел в кабинет, Коломин бросил Марчуку:
— Налейте ему воды, пусть успокоится. — И, обращаясь к Пятакову, представился:
— Я — начальник райотдела, а это — товарищ Гринин, старший следователь городской прокуратуры. С капитаном Марчуком вы уже познакомились. Так что можете рассказать об Арефьеве?
Пятаков облокотился на стол, охватил руками огромную голову и сбивчиво заговорил:
— Но как же так?.. За что? Ведь с ними были только женщины... Зачем они поехали? Я же говорил...
Гринин жестко вмешался:
— Да возьмите себя в руки! — он пододвинул к Пятакову бланк протокола допроса: — Вот тут распишитесь, что вы предупреждены об уголовной ответственности за отказ давать показания и за дачу заведомо ложных показаний. Расписались? Ну, теперь спокойно и по порядку: давно ли знаете Арефьева и Ковалева? Какие у вас с ними отношения? Что там за женщины?
Пятаков отпил из стакана воды, достал платок, вытер лицо и начал рассказывать. Получилось вот что: Арефьев руководил одним из отделов главка в Кемерове, Ковалев — работник того же отдела. Года два-три назад Пятаков, будучи в Кемерове, был приглашен Арефьевым домой и отменно угощен.
Пятаков пригласил Арефьева, когда тот будет в Новокузнецке, проведать его, своей рукой нарисовал ему в записной книжке схемку, как лучше найти его. Но Арефьев так у него в гостях и не побывал. В день отъезда из Новокузнецка Арефьева и Ковалева договорились уйти с работы пораньше. Часа в три вместе поехали в гостиницу, сдали там номер, забрали портфели и поехали на вокзал. До поезда оставалась уйма времени. Решили посидеть в вокзальном ресторане. На обед хватило двух часов. И поели, и изрядно выпили. Пятакову потом за это от дочери досталось.
Вот там, в ресторане, Арефьеву вдруг захотелось пива — вынь да положь! А в ресторане его не было. Пятаков вспомнил: пиво часто бывает рядом, в семнадцатой столовой. Пошли. Пиво и правда было, в ларьке, рядом со столовой. Взяли по две кружки, сели за столик. И тут подошла к ним женщина. Лет двадцати пяти, может, чуть постарше. Волосы светлые, высоко зачесанные. Глаза черные, и под ними темные круги. Ниной звали. Она и прилипла к Степану. Ну, к Арефьеву. Угости да угости, дяденька, пивком! Арефьев ей кружку пододвинул. Она разом половину выпила, а потом взяла руку Арефьева, положила себе на грудь, на вырез и говорит: «Чуешь? Люблю, дяденька, когда сердце вот так колотится!» Тут еще две бабенки подсели, со своими стульями. Видно, тоже из таких... Нинка к Арефьеву льнет, смеется: «А что, дяденька, поехали
