его рука прижимается к моей пояснице. Если бы он был джентльменом, я бы предположила, что он пытается удержать меня от падения, но то, как он прижимается к моей спине, говорит мне, что он просто хочет, чтобы я поторопилась.
Наверху лестницы льется естественный свет, и это заставляет меня двигаться немного быстрее. Естественное освещение означает, что я нахожусь почти на первом этаже здания, и, конечно же, есть миллион различных вариантов сбежать. Черт возьми, я даже выброшусь из окна или заберусь по трубе старого камина, если это потребуется. Зная мою удачу, эти ублюдки, вероятно, просто подожгли бы эту хуйню и смеялись, глядя, как пламя подбирается все ближе и ближе к моей заднице.
Я достигаю верхней ступеньки и не упускаю из виду, как Леви начинает придвигаться ближе. Его рука не убирается с моей спины, пока мы проходим через широкий проем с великолепными мраморными полами. Это выглядит чертовски дорого, и мой взгляд мгновенно начинает шарить по обширному пространству.
Здесь огромные окна от пола до потолка, встроенные в то, что выглядит как какие-то причудливые стены из песчаника, и я снова ловлю себя на мысли, действительно ли это старый замок. Пространство пустое, и я почти могу представить, что оно заполнено сотнями людей. Женщины в причудливых бальных платьях с фальшивыми улыбками, с трудом дышащие в своих корсетных платьях, в то время как мужчины в нелепых костюмах пингвинов сопровождают их по залу. Это могло бы быть похоже на сцену из "Гордости и предубеждения", но моя реальность совсем не такая.
Леви осторожно подталкивает меня одной рукой через весь дом, и, когда мы выходим из огромного бального зала, мы переходим в еще один коридор, выложенный таким же изысканным мраморным полом. Завораживающие окна создают достаточно света, чтобы даже холл был ярко освещен, несмотря на поздний час.
Мы проходим мимо нескольких комнат, некоторые из которых выглядят обжитыми, а другие заставлены старой мебелью, покрытой белыми пыльными простынями.
— Что, черт возьми, это за место? — бормочу я, неуверенная, размышляю ли я про себя или действительно ищу ответа, хотя это не имеет значения, потому что он все равно ничего мне не отвечает.
Мы идем и петляем по случайным комнатам, и я не могу отделаться от ощущения, что он ведет меня за собой, пытаясь запутать, чтобы я не научилась ориентироваться. Но как только я чувствую вкусный запах жаркого, разносящийся по старинному зданию, все мысли улетучиваются.
Я умираю от голода. Я готова на все ради еды, но это не значит, что я собираюсь доверять любой еде, которую дадут мне братья ДеАнджелис.
Я обречена на голодную смерть.
— Сюда, — бормочет Леви позади меня, указывая направо.
Я поворачиваюсь лицом к большим двойным дверям, и когда я подхожу к ним, они широко распахиваются, открывая взгляду последних двух братьев ДеАнджелис, откинувшихся на спинки своих стульев вокруг массивного обеденного стола. Порочные ухмылки растягиваются на их лицах, они более чем готовы поиметь мой хрупкий разум.
4
Столовая настолько великолепна, насколько это возможно, и, быстро обводя взглядом помещение, я прихожу к выводу, что мы определенно находимся в старинном замке. Нет другого способа описать это место. Оно похоже на что-то из фильма о Хэллоуине, созданное с учетом всех их прихотей.
Низко висящие люстры парят над массивным дубовым обеденным столом, который достаточно велик, чтобы вместить по меньшей мере тридцать человек. Великолепные, отделанные золотом стулья стоят вдоль большого стола, и я в шоке смотрю на них, чувствуя себя так, словно только что вошла в сцену из фильма. Это сыновья самого могущественного босса мафии в стране. Они, наверное, подтирают свои задницы золотыми простынями.
Огромные окна обрамляют комнату, демонстрируя великолепно ухоженные сады, освещенные стратегически расположенными прожекторами, когда вечернее солнце опускается все ниже.
Леви проходит мимо меня, когда я неловко топчусь в дверном проеме. Потребность развернуться на пятках и убежать отзывается искрами в моем нервном желудке, но я с сомнением думаю о лабиринте залов, по которым мы блуждали.
— Даже не думай об этом, императрица, — доносится низкий рокочущий голос с другого конца комнаты.
Я следую за звуком и встречаю жесткий взгляд Романа. Он чертовски великолепен. Они все такие. По-другому и не скажешь.
Роман откидывается на спинку стула в безупречном костюме, излучая дерзкую уверенность, которая приходит с богатством. Когда я впервые увидела их в своей темной квартире, они прятались в тени, прикрытые черными толстовками с капюшоном, и хранили загадочное молчание. Было почти невозможно разглядеть острые углы их подбородков или то, насколько четко очерчены их массивные тела на самом деле. Но здесь, стоя перед их осуждающими взглядами, они больше не могут прятаться от меня. Хотя то же самое можно было бы сказать и обо мне.
Я прищуриваюсь и смотрю на Романа, медленно скользя взглядом по жесткой щетине, покрывающей его подбородок, задаваясь вопросом, не он ли заправляет этим шоу. Пряди густых темных волос неопрятно выбиваются из стянутого на затылке беспорядка. Он гребаный шедевр, но смертельно опасен со всех сторон. Добавьте к этому жесткую щетину на подбородке, и он станет воплощением мужчины моей мечты. Жаль, что он гребаный психопат.
Его обсидиановые глаза смотрят на меня, и я замечаю жестокий шрам, проходящий через густую бровь и верхнее веко. Он спускается к самому кончику скулы, и я не могу не задаться вопросом, что с ним случилось. Шрам расположен под идеальным углом, но он достаточно грубый, чтобы у меня все сжалось внутри. Хотя все братья до умопомрачения похожи друг на друга, шрам Романа выделяет его. Я не могу объяснить, почему я чувствую внезапную связь с ним без единого обмена словами, но его жесткое выражение лица говорит со мной на другом уровне. У меня был один странный разговор с Леви, но пока я чувствую, что знаю о Романе больше всего.
— Что с тобой случилось? — Спрашиваю я, скрещивая руки на груди и выпячивая бедро. — Трахнул жену не того мужчины?
Кинжал вращается в его руке, подушечка пальца прижата прямо к острому кончику лезвия, и, видя смертоносность в его глазах, я хочу, чтобы он просто метнул его и пронзил мое сердце, положив преждевременный конец той буре дерьма, которую, я знаю, мне предстоит пережить. — Садись.
Я продолжаю пялиться, отказываясь выполнять его приказы, в то время как мой взгляд опускается вниз, скользя по тому, как расслабленно он откидывается на спинку своего нелепого кресла
