Проснувшись утром третьего дня, она вдруг поняла, что Хирург ее обманул.
15. Эти ужасные гидравлические ножницы.
Все утро она не знала, куда себя деть. "Наверное, ему были нужны деньги, - подумала она, готовя себе завтрак. - Задолжал кому-нибудь крупную сумму, и расплатился с моей помощью. Теперь придется жить здесь и ездить в Москву на работу".
На всю дорогу до службы у нее уходило почти три часа. Это была, конечно, не жизнь, но что делать? На то и дура.
Ночью ей снились кошмары. Хирург отрезал Даше ногу, отходил к окну, проводил рукой по синей ее голени, почему-то недовольно качал головой, затем зло отбрасывал ампутированную конечность в угол, хватал сумку с деньгами и уходил. Когда за ним с грохотом закрывалась дверь, Даша просыпалась в холодном поту, несчастная и безнадежная.
Однажды утром, после того, как Хирург ушел в очередной раз, Даша проснулась вовсе не в страхе, а полная энергии, поднялась и засобиралась в дорогу. Она знала, что будет делать. Знала, потому что, уходя на этот раз, Хирург бросил ей упрек, укоризненно качая головой: "И как ты могла подумать, как ты могла?.."
Даша поехала искать Лору. Поехала на телевидение. Сунула пятьсот рублей охраннику, сказала твердо: "Мне надо!" и пошла ледоколом.
Это надо было видеть, как они встретились. Лора и Даша, удивительные раскосые глаза и глаза взбесившегося кролика, ослепительная улыбка и гримаса решимости, смешанная с желанием немедленно обратиться в бегство, ноги от ушей и кривые ходули, которых не скрыть и под брюками, туфельки и платье из Парижа и позапрошлогодние сапоги в ансамбле с потерявшем форму костюмом из серого советского трикотажа...
Убрав с лица дежурную улыбку, Лора посмотрела с презрением. "Ты кто такая?! Кто тебя сюда пустил? И как ты, моль залетная, осмелилась ко мне приблизиться?"
Если бы Даша не знала, что эта конфетка, на которую уже облизнулись четверо молодых людей, проскользнувших мимо, в прошлом была ей ровня, она бы ушла. Спрятала бы намокшие глаза и ушла, красня нос платочком. Но она знала, она видела ее дурнушкой, умоляюще смотрящей на Хирурга, она заметила в глазах соперницы, да соперницы (именно в качестве таковой она воспринимала бывшую жену Хирурга), не истребившуюся еще связь с семейством несчастных, заметила, приблизила лицо и прошипела:
- Мне нужен Хирург. Ты знаешь, где он... - И, превратив глаза в скальпели, приблизилась вплотную и воткнула их в лицо бедной женщины:
- Ты посмотри на меня внимательно. Не стоит со мной связываться... Умоляю, не надо.
Если бы Даша была не на телевидении, у нее бы не получилось. Но она была в Останкинском телецентре, и он стал для нее сценой. Или съемочной площадкой. И она сыграла. Нет, не сыграла. Она выплеснула чувства, доселе сидевшие в ней неподвижно.
Лора испугалась. Тот, кто метался по дну пропасти отчаяния, боится даже упоминания о ней. В глазах Даши она увидела серную кислоту, она увидела, как ее Лорочку, всеобщую любимицу, извлекают, обожженную из искореженной взрывом машины. С помощью этих ужасных гидравлических ножниц. Извлекают и везут в хирургию на перепуганной визжащей реанимашке. Когда колени женщины подогнулись, Даша схватила ее за осиную талию и тряхнула, как сухое деревце:
- Говори, стерва! Говори, где он!
Это тоже Останкино. Употребленное оскорбление Даша слышала по телевидению многократно, но сама за всю свою жизнь не употребила ни разу.
- В Болшево... В гаражах...
- Ты, что издеваешься!?
Пальцы Даши сделались стальными. Мимо, стараясь не смотреть, прошел хорошо одетый мужчина со стеариновой улыбкой. У Лоры ноги сделались ватными.
- Нет, что ты! Гараж двести сорок шесть. Ты его сразу увидишь. Он последний перед станцией...
- Ну, если обманешь, я тебя из-под земли вытащу.
- Не надо из-под земли. Если что не так получится, просто позвоните мне. Вот моя визитная карточка.
Подошел охранник. Посмотрел неодобрительно.
- У нее муж умер, - сообщила ему Даша доверительно. - Я не хотела ей по телефону говорить, и вот, жалею.
Прислонив к стене сломленную соперницу, Даша пошла к лифту. Какая-то ее часть была довольна и чувствовала себя если не Любовью Орловой, то Никитой. Она чувствовала, что Останкино - это для нее.
16. Я буду стрелять. Я взорву, если надо.
В электричке Даша думала, смотря в окно невидящим взглядом.
"Значит, он в гаражах... Скорее всего, в подвале. Связанный, избитый, голодный. А почему тогда я еду в обратном направлении? Правильно еду. Чтобы все получилось как надо, в начале надо отъехать подальше от цели.
Господи, неужели это я!? Неужели это я взяла за грудки эту бедную женщину? И я, Даша Сапрыкина, серая конторская мышь, собираюсь вырвать его из рук бандитов?
Да, собираюсь... Я, не убившая и таракана. Разве дюжину мух. Черт! Эта решимость! Откуда она? Я же буду стрелять и взорву машину, если это будет нужно для его освобождения!
Значит, это было во мне. Та прежняя Даша была беременна мною. И она родила.
Родила от Хирурга. Он запустил в меня маленькие юркие мысли, и они сделали свое дело.
Сделали, потому что я - здоровая женщина. Женщина, способная родить. Женщина, способная на поступки.
Я буду стрелять. Я взорву, если надо. Я - женщина.
Ну конечно. Я взорву, я буду стрелять... Из чего?
Так... Надо все продумать, все разложить по полочкам. Значит, он - в гараже. В подвале. Его стерегут. Охранник этот сидит и не высовывается. К нему приезжают. Привозят еду. Ночью он наверняка выходит подышать и посмотреть на звезды...
А если его уже убили?!
Нет! Он им нужен. Им нужны его руки.
И потому его не убьют, а попытаются сломать. И потому время у меня есть. Он, его мучитель, выйдет подышать под Большой Медведицей, и я что-нибудь с ним сделаю.
Ой, сделаю!
17. Это в будущем пригодится.
Дома, ужиная, она пришла к мысли, что о работе не может быть и речи. "Какая работа? - думала она, не чувствуя ни вкуса, ни запаха сосисок, сваренных на скорую руку. - Я же беременна! Беременна чем-то неизъяснимым. Великим. Ну, значимым. Разве может беременная женщина рекламировать бетоносмесители? Нет! Беременные женщины идут в декретный отпуск.
Я должна решить, что делать с человеком, который в двенадцать часов ночи выйдет из гаража номер двести сорок шесть.
Что? Залезть на крышу? И сбросить кирпич?
Смешно. Детский детектив, да и только.
Сыграть проститутку?
Я? Увидев меня, он закроется изнутри. И будет дрожать от страха.
Надо ударить сразу. Железным прутом. Стать у двери и ударить, как только она откроется. Чтобы не увидеть глаз.
А Лора? Она наверняка уже позвонила своему любовнику. Своему хозяину. И меня уже ждут! Или не ждут, а просто перевезли его в другое место!!
Даша вскочила, схватила мобильник, позвонила Лоре.
- Да, вас слушают? - раздался чарующий голос.
- Я завтра поеду в гараж. И если его там не будет, или со мной что-нибудь случится, то тебе...
- Не беспокойтесь, милая, - прервал ее чарующий голос. - Я подумала, что если... если вы сможете его освободить, то это мне на руку. Я сообщу вам кое-что интересное, может быть, даже сногсшибательное, если вы на следствии пообещаете не упоминать меня ни коим образом...
- На следствии? Никакого следствия не будет. Мне от властей ничего не нужно.
- Не будет!? Жаль... Тогда не будет и интересного.
Человек, который собирается убить другого человека, вправе выражаться и Даша выразилась:
- "Вот сука! - выцедила она, опустив трубку. - А впрочем, если бы она была порядочной женщиной, то мне пришлось бы туго. Мы все непорядочны, потому что это практично...
Хватит слов.
Чем я его ударю? Штырем".
Штырь Даша подобрала на улице года три назад. Он лежал на дороге, откровенный и тяжеловесный. Сантиметров сорок длиной. Как раз в сумочку поместился. Она увидела его и подняла, удивляясь своему поступку.
Теперь понятно, почему подняла. Хирург говорил, что на свете все связано. И если вы, задумавшись на улице, падаете в канализационный люк, то это впрок. Это в будущем пригодится.
Где он, этот штырь? В сарае, на полке. Заржавел, небось. Надо пойти, посмотреть.
Даша пошла в сарай. Штырь был покрыт струпьями ржавчины. Но внушал уважение. "Я не подведу, - говорила его уверенная тяжесть. - Ты только вдарь мною по чему-нибудь твердому, разбуди меня. И себя тоже".
Даша вдарила по полке. Березовой. Мягкой. Удар получился. Дерево вскрикнуло, оскорбилось. Что-то вошло в Дашину кровь. Что-то способное помочь ей действовать жестко.
"А может, не надо? - сжалось сердце. - Может, лучше не бить, а биться о жизнь? Не стучать железом, но сердцем? Сажать цветы и проникаться ими? Быть уродиной, чтобы красивое было краше?
Нет! - Я же не ради себя! Я же ради него собираюсь ударить железом. Ради него".
Поверить себе не получилось. Даша сникла, улеглась на диван. На диван, на котором жил он.
На экране телевизора мужчина сказал милой женщине: "Я хочу жить с тобой!"
