- Чувствовал себя свободным художником?
- Да нет... Скорее, я чувствовал, что богатство убьет меня, превратит в рядового пожирателя благ. И еще... Понимаешь, природа - хитрая штука. К примеру, в настоящее время твердо известно, - ты не смейся, - если вылечивать всех людей, то человечество неминуемо погибнет. В природе должны быть больные и здоровые, должны быть дураки и должны быть умные, должны быть красивые люди и должны быть люди не...
Даша съежилась. Хирург ее обнял.
- Понимаешь, некрасивость - это не душевная болезнь, как многие считают. Некрасивость, даже внешнее уродство это... это потенциал человечества. Это то, что заставляет человека шевелиться. Да, многие некрасивые люди уходят в тень, но другие достигают больших высот, а некоторые даже влекут за собой человечество...
- Это ты про мужчин. Это хромой Талейран, низкорослый Наполеон, рябой и сухой Сталин... А некрасивые женщины одиноки и несчастны. В них плюются, в них кончают, как в помойку.
- Ну ладно, давай завяжем с этим. Я все-таки считаю, что человеческая природа знает, что делает. Если всех людей сделать красивыми, то она исчезнет. Или станет черно-белой.
- Ты не прав. Красивые люди красивы по-разному. Вспомни красавцев-актеров. Они такие разные.
- Ну ладно, ладно, я заболтался. А ты себя считаешь некрасивой только потому что зарылась в своей конторе, доме, даче... Если бы ты знала, каким я был красивым, каким совершенным и счастливым, когда придумал как удлинить конечности за считанные недели. А когда я увидел Лору красавицей, то вовсе почувствовал себя Аполлоном.
- Я тоже чувствовала себя красивой, когда в саду расцветали цветы...
- Забудь о прошлой своей жизни. Мы сделаем тебя красивой. Давай, начнем, прямо сейчас. Вот ты кем хотела бы стать? В профессиональном смысле?
- Не знаю...
- Знаешь, знаешь. Одни хотят стать моряками, другие - вагоновожатыми, третьи космонавтами. Врубаешься? Какая профессия заставила бы тебя забыть обо всем? О зубах, о ногах, о рекламных буклетах?
- Мне скоро тридцать пять. Мне уже поздно думать о новой профессии...
- Один мой приятель, академик, выучил древнегреческий язык в восемьдесят один год. Очень ему хотелось Илиаду прочитать в подлиннике. Выучил, прочитал, и умер совершенно довольный.
Даша молчала.
- Ну, кем ты хотела бы стать? Говори, это важнее кривизны ног и ориентировки зубов.
- Месяц назад я видела документальный фильм. Одна американка... Ну, она ездила по свету и снимала животных. Три месяца снимала горилл в джунглях, потом три месяца - фаланг с каракуртами в Каракумах. Она была чем-то на меня похожа. И одновременно красива своей целеустремленностью... Я еще разозлилась, телевизор выключила. Она по свету в свое удовольствие едет, а я строительные смеси рекламирую... Ей хорошо. У нее - деньги. А кого деньги, тот может каракуртов снимать.
- Между прочим, трехмесячная экспедиция в гориллью Африку стоит всего лишь около шестидесяти тысяч долларов.
Даша закусила губу. Ей давали за квартиру и дачу шестьдесят тысяч. Что, он наводил справки? Похоже, он и в самом деле мошенник.
- А эти деньги у тебя есть, - продолжал Хирург, хмыкнув. - Ты можешь продать квартиру и дачу, получить деньги и смотаться в Австралию снимать аборигенов.
Хирург засмеялся получившейся шутке. Даша съежилась. Да, ей только аборигенов снимать.
- Снимешь что-нибудь этакое, получишь в Нэйчерэл джиграфик семьдесят тысяч и снова рванешь куда-нибудь в Аргентину.
- Я снимать не умею. Ни на фотоаппарате, не на телекамере...
- Этому можно научить за три дня. Главное - видеть аборигенов не так, как все. Или по-новому. Надо увидеть, присочинить что-нибудь из головы и тогда телекамера сама будет снимать...
- Можно я ее куплю?
- А почему ты у меня спрашиваешь?
- Так ты же будешь деньгами распоряжаться.
- А сколько у тебя набирается?
- Ты угадал.
***
- Шестьдесят тысяч?
- Да.
- Тогда можешь. И не покупай руководств по художественной и документальной съемке. Они только мозги на бок свернут. Вот моя дочь прекрасно рисовала, да что, прекрасно, талантливо рисовала, пока ее учить этому не начали. Талантливый человек - сам себе руководство. Его нельзя ничему научить, потому что он сам учитель.
Даша задумалась. У него дочь? А ведь говорил, что до Лоры у него никого не было.
- Ладно, не буду покупать никаких руководств, - ответила она, решив повернуть к этой теме поближе. - Так что у вас с олигархом вышло?
- Да ничего. Когда я поднялся, чтобы уйти, он пожал мне руку и тепло сказал, что я его достал и потому пожалею о своем решении. Я его довольно грубо охарактеризовал. Через неделю у меня умер безнадежный пациент, его родственники меня избили, намекнув потом, что сделали это по просьбе "одного большого человека". Потом главврач сказал, что мне лучше уволиться. Когда я уволился и вышел из больницы, у подъезда меня ждал "Мерседес" с Игорем Игоревичем. Увидев меня, он выскочил из машины, бросился с распростертыми объятиями, но я увернулся, охарактеризовал вторично, и ушел, не оборачиваясь...
- Странно что-то...
- Что странно?
- Большой человек в бутылку по мелочи полез...
- Странно, что из-за меня полез? - усмехнулся Хирург.
- Да. Большие люди, в общем, не тонут... А в частности, на косметических операциях он никак бы не выгреб.
- Ты не права... Лору я сделал на десять лет моложе. И не хирургически, а физиологически. А десять лет жизни бесценны.
- Понятно. А когда мы начнем? Точнее, когда ты начнешь?
- Сначала деньги, потом стулья... Я, пожалуй, еще выпью. Что-то я развоспоминался. Эта Лора... Я буду не я, если она не посинеет от зависти, когда тебя увидит.
- Вот почему ты хочешь меня переделать... Из-за Лоры... Ты ее по-прежнему любишь. И дочь у тебя от нее!
Хирург, помолчав, выдавил:
- Нет, не люблю. Это слово у меня с ней никак не связывается. Просто я - человек, и потому у меня есть прошлое, и еще я немножко мстительный. И Лора - одна из граней моего отношения к тебе, и пусть тебя это не беспокоит. Напротив, эта грань должна тебя радовать. Она добавит к твоей красоте несколько бесподобных черт.
Даша молчала. Хирург встал и пошел пить.
14. Утром она поняла...
Получив деньги в середине мая, Дарья Павловна несколько дней не отдавала их Хирургу. Лишь когда пришла пора съезжать с дачи, она протянула ему свою старую кожаную сумку, набитую долларами так, что замок не закрывался. Выложив деньги на стол, он разделил их на две части. Одну тысяч десять - отдал Дарье, другую уложил в старенький кейс, найденный на чердаке.
- Завтра поеду покупать инструменты, оборудование и медикаменты, сказал он, закрывая чемоданчик. А ты езжай на Валдай, нет в... в Орехово-Зуево, и купи рядом со станцией недорогую дачку где-нибудь на отшибе. Я каждый день буду звонить; как купишь, сразу же приеду.
Вечером они устроили банкет. Продуктов оставалось много, везти с собой их не было смысла, и Даша наготовила столько, что на столе не хватило места. Вино она купила самое лучшее и много купила - гулять, так гулять.
Посидели они на славу. Все выпили, почти все съели. Убравшись, легли врозь.
Утром явился новый хозяин, и они уехали. Он в Москву, она в Орехово-Зуево. Ехать туда ей было неприятно - в окрестностях города была дача той самой подружки. Подружки, которая увела близорукого Диму. Увела по-свински, отняв, может быть, единственный шанс стать счастливой, шанс, посланный ей Богом.
Даша нередко вспоминала, как им было хорошо. Как она чувствовала, как знала, что телесная оболочка - это вовсе не главное, это, скорее всего, маскировочный халат. Самое главное - это возможность единения душ, единения, при котором глаза уходят вслед за сердцами в особое пространство, в котором все пронизывает трепет совместившихся жизней...
Дачка нашлась быстро. Выйдя из вагона, Даша тут же увидела на столбе рукописное объявление:
"Продается домик с
обстановкой, яблоне
вый сад. 4 500 у/е".
Позвонив по указанному в объявлении телефону, она встретилась с серьезным и смешно курносым молодым человеком. Он сказал, что продает дом, так как его родители напуганы сильными прошлогодними торфяными пожарами. Даша сделала кислое лицо, и парень, к неудовольствию появившейся матери, сбавил пятьсот долларов.
От станции до дачки ехать было на автобусе минут двадцать пять, потом столько же пешком. Участок оказался небольшим - соток пять, домик тоже, но чистенький и в хорошем состоянии. Сосед, недружелюбный глуховатый мужчина лет шестидесяти пяти, прочитав записку молодого человека, отдал ключи, не открыв калитки, и тут же ушел.
Войдя в дом, Даша обрадовалась - по всему было видно, что в нем жили хорошие, трудолюбивые люди. Состоял он из узенькой кухни-прихожей с раковиной в глубине, большой комнаты и спаленки. Удобства были во дворе. Два дня Дарья Павловна ждала и устраивалась - переставляла мебель, сеяла цветы, ездила на старую дачу за бельем и посудой.
