Однако раздобыть этот десяток оказалось непросто. Владелица коллекции была дамой скупой и подозрительной. Вика выдумала легенду о празднике в Анюткиной школе, где родители в костюмах сказочных персонажей должны будут загадывать деткам загадки. Вике якобы предстояло стать феей. Обладательница париков не могла поверить в такое дурацкое мероприятие и все твердила:
— Зачем вам парик? У вас чудные собственные волосы!
— Мама, ну что ты! — убеждала ее Жанна. — У феи не может быть коротенькой стрижки, надо что-то белокурое!
Мама упрямо поджимала губы и жадничала. Те два роскошно завитых парика, голубоватый и золотистый, которые облюбовала Вика, она одолжить отказалась — мол, ей самой они нужны для завтрашнего похода в поликлинику.
— Ты что, оба сразу наденешь? — удивилась Жанна.
— Конечно. С утра я иду за талоном и на электрофорез в рыжеватом, а после обеда к окулисту в другом, голубом. Он не закрывает глаза.
Вике в конце концов достался один-единственный паричок, самый плохонький и старый в обширной коллекции. Обзаводясь им, мама Жанны еще не вполне, наверное, отошла от кавказских впечатлений. Когда Анютка улеглась (то-то радовалась бы она при виде столь экзотического предмета!), Вика достала этот ком изрядно свалявшихся капроновых, тускло-черных кудрей и водрузила на свою голову. Парик очень сильно напоминал несвежую горскую папаху и очень мало — волосы. Вика долго трепала и чесала его, чуть не плача, и утешилась тем, что в парике она делалась неузнаваемо уродливой. В третьем часу ночи явился Пашка. Неумелым воровским шагом, натыкаясь на шкафы, он впотьмах пробрался в спальню, но Вика не вскочила, как ужаленная, не стала зажигать лампу и спрашивать срывающимся голосом, где он был. Она тихо спала. Ведь что-то на ее безнадежном пути сдвинулось. Не важно, куда, но выход забрезжил.
На другой день после работы Вика снова помчалась в сторону “Спортсервиса”. В платном туалете рынка “Вертусин” она надела под свое черное пальто длиннейшую черную юбку, сняла с идеально стриженой головки белоснежную шапочку, простенькую и элегантную, как подснежник, и на ее место возложила папаху Жанниной мамы. Затем она подстелила газетку, присела на унитаз и открыла косметичку. Еще вчера чернявые космы парика навели Вику на мысль замаскироваться под кавказскую женщину. Причем не под красотку Бэлу, а под какую-нибудь Хануму. — Ведь в “Спортсервисе” в основном трудились здоровые мужики в соку, а они бы не смогли обделить вниманием хорошенькую брюнетку и, чего доброго, узнали бы Вику. Свой изысканный макияж она дополнила жгучими, в палец толщиной, бровями, сходящимися на переносице. Затем она пририсовала родинку на носу и поместила под глазами коричневые тени, сразу наддавшие ей лет десять, полных тревог. Наступил самый ответственный момент: маникюрными ножницами Вика настригла немного капроновых волосьев с парика, мазнула под носом клеем для накладных ресниц и наконец присыпала намазанное место волосяными обрезками. Оттопырив нижнюю губу, она сдула неприлипшие излишки — получились чудесные восточные усики. Осталось только заменить бежевую помаду двумя узкими бордовыми полосками — и в Викино зеркало заглядывала уже не она, а совершенно посторонняя мегера. Вика, конечно, не от природы была такой искусницей. Накануне в букинистическом магазине она купила затертую брошюру “В помощь сельской самодеятельности”. В брошюре была масса практических советов, а главное внимание уделялось тому, как в драмкружке из лиц неподходящего возраста и пола сделать персонажей классических пьес. Покидая сортирную кабинку, Вика надела на нос еще и темные очки. Она боялась, что ее узнают по глазам — по прелестным светло-карим глазам, медовым, как она предпочитала говорить.
Итак, не надо больше прятаться в презренной “Элизе”! Вика смело направилась к парадному входу в “Спортсервис”. Правда, уже завечерело, и в темных очках стали видны только очень хорошо освещенные предметы. Вика боялась влезть в глубокую лужу, каких было много на подступах к фирме и которые нынче почему-то не замерзли, и проворонила оборванную водосточную трубу. Та прямо в лицо брызнула холодной водой. Вика машинально стала стирать капли и вдруг в ужасе одернула руку. Наверняка она смазала свои усы! Она вернулась за оббитый угол “Спортсервиса” и стала лихорадочно искать зеркальце — эх, надо было в карман его положить! В свете тусклого фонаря она наконец убедилась, что усы от выходки трубы не пострадали, даже легли как-то убедительнее. Вика снова выбралась из-за угла и тут увидела, что навстречу ей не спеша, поигрывая ключами, идет к парковке Олег Бозлов, ближайший Пашкин сотоварищ по спортсервисным делам. Вика дрогнула, но сделала над собой усилие и двинулась вперед. Базлов равнодушно глазел по сторонам и Вику не узнал. Все прошло бы гладко, если б, поравнявшись с Базловым и старательно переставляя ноги, Вика бы не оступилась. Она качнулась, отчаянно замахала в воздухе сумкой, сохранила равновесие, но отзывчивый Базлов бросился-таки ей на помощь. Он схватил ее за локоть своей мускулистой рукой. Вика попыталась вырвать локоть, но Базлов вообразил, что это она продолжает падать, и вцепился для верности еще и в талию. Его круглая физиономия вынырнула смутно и близко прямо перед Викиными очками. Все из-за них, проклятых, — не видно ни зги, а под ногами всякая дрянь валяется! Поневоле споткнешься. Гнать надо “Спортсервису” своего дворника!
— Вам плохо? Помочь? — участливо спросил Базлов и постарался заглянуть Вике в лицо. Вика знала, что в ее непроглядных очках отражаются сейчас лишь отдаленные фонари, не более. Но ей казалось, что Базлов видит ее перепуганные медовые глаза, а главное, заметил, что усы у нее из сельской самодеятельности. Она резко отвернулась и даже издала несколько низких гнусавых звуков в восточном стиле.
— Ну-ка, пошевелите ногой в щиколотке! — потребовал душевный Базлов. — Не больно? Идти сможете?
— Угу. Рахмат, — поблагодарила Вика чужим загробным голосом и поспешно, не оглядываясь, потрусила к крыльцу “Спортсервиса”. Она была уверена, что Базлов все еще стоит на месте, смотрит ей вслед и своими неповоротливыми спортивными мозгами соображает, что это за странная поздняя посетительница припустила к его родной фирме на всех парах.
Вика добралась до крыльца, тяжело дыша от волнения и от бега вприпрыжку. Она с трудом сдвинула пудовую входную дверь и наполовину уже протиснулась в вестибюль, когда увидела Пашку. Пашка несся легким стремительным шагом прямо на нее. От изумления она застряла в дверях. Несомненно, это был ее несчастный, изнуренный неведомой угрозой муж — но в то же время как бы и не он. Никаких мешков под глазами и страдальческих складок на переносице у него сейчас не было. Гладкое, молодое, лучезарное лицо сияло улыбкой, на щеках рдел неровный румянец возбуждения. Из глаз снопами била бешенная радость. В руках у Пашки был пластиковый пакет из универсама “Угостись!”, в котором оттопыривались тугие свертки с продуктами и побулькивала какая-то бутылка. Вика так была поражена зрелищем неистового Пашкиного счастья, что не поверила своим глазам. Она решила, что это темные очки соврали, столкнула их движением ноздрей ниже переносицы и поглядела поверх стекол. Увидела он ту же немыслимую картину, только много ярче и разительней. Теперь Пашка легко мог бы ее узнать по медовым глазам. Но не узнал. Он даже на нее не посмотрел. Он подбежал к дверям, нетерпеливо выдернул из них Вику, легко и галантно отшвырнул ее в сторону. Уже с улицы донесся его веселый голос:
— Пардон, мадам!
Вика медленно моргала ему вслед.
— Пашка! Пашка! Да погоди же! Возьми мою куртку! — услышала Вика другой голос, женский и очень громкий. Она обернулась: кто-то бежал из тех же глубинных помещений “Спортсервиса”, откуда только что выскочил Пашка.
Так вот она какая! Лет около тридцати. Спортивного, но далеко не идеального сложения, в подробностях обрисованного тесными синими брючками и желтым свитерком. Блондинка! Да, несомненно, эта особа была халтурно обесцвечена месяца полтора назад в недорогой парикмахерской. Теперь ее собственные, неизвестно какие — да серые! — волосы гладко лежали у пробора, тогда как пережженные белокурые кончики торчали в разные стороны. Неизвестная в желтом свитере имела толстый тупенький носик, щипанные бровки и большой веселый рот. Такие нахальные, с сипотцой, как бы давящиеся смехом голоса принадлежат обычно, по Викиным наблюдениям, разухабистым гульливым бабенкам.
Блондинка пробежала мимо Вики, задев ее вульгарнейшей лимонной курткой. Курткой блондинка помахала, как флагом, и выпорхнула на улицу. Вика бросилась к окну. Она увидела скудную освещенную стоянку, знакомый “Сааб” и блондинку, ловко в него нырнувшую. Пашка уже сидел за рулем. В темноте салона сияла его белозубая улыбка. Вика увидела, как Пашкина знакомая рука обхватила и прижала к себе чужой желтый свитер, потом дверца захлопнулась, и мир померк. Кроме сумерек и темных дурацких очков, замутили его мигом подступившие, привычные слезы, которые одна за другой поползли по щекам. Сегодняшние слезы были такие жгучие, будто в них намешали перцу. Не помня себя, Вика выскочила на крыльцо, но “Сааб” уже уплывал к Благовещенскому проспекту. Вика быстро перебежала улицу и кинулась к первой попавшейся машине (это была солидная “Волга”):
